Вкус жизни

– Не вскружили успехи голову? От восторга еще не потеряла рассудок? – зловредно хихикнула Инна, сама даже не успев понять почему.

– Ты это по поводу моей скромной персоны? – спокойно удивилась Рита.

– Не лишне упомянуть, что и в наши времена, и во времена оные неприкрытая правда не встречала сочувствия, если она не изящная, – вставила умную фразу Инна.

Аня смущенно поведала:

– Я очень любила фильм «А зори здесь тихие». И вдруг узнала, что автор выдумал эту историю. С тех пор не могу смотреть этот фильм. И другие фильмы про войну. Такая вот я странная… Я искренне считала, что в основу любого сценария обязательно должен ложиться реальный факт, который писатель доносит до нас согласно своему писательскому дару. А в детстве я Луи Буссенара читала. Так его «Капитан Сорвиголова» меня не воодушевлял. «Ври, но не завирайся! – сердилась я. – Десять пуль получил – и живой. Моему папе одной хватило…»

– Значит, мои книги для тебя. Читай, может, они помогут тебе пересилить твой «пунктик» и повернут к пониманию твоей ошибки, – улыбается Рита. – Что из того, что сюжет придуманный? Все равно в нем правда войны. Борис Васильев был фронтовиком, на себе прочувствовал все тяготы тех страшных лет. Его проза – барометр чести и совести. Я люблю все его произведения.

– У него такое умное красивое одухотворенное лицо. Ему нельзя не верить, – призналась Галя.

– Наверное, приятно, когда слова послушны велению твоих мыслей. Ощущаешь необыкновенную легкость, полет, – сказала Лера.

– …Подкупает, что ты о нас, о детдомовцах, написала, – тепло сказала Жанна, еще не читавшая книг Риты.

– Человек лучше воспринимает то, что перекликается с его собственными бедами.

– Правильно сделала. Слова одного известного журналиста вспомнила: «Если я не напишу о своих прекрасных друзьях, память о них умрет вместе со мной».

– В своих книгах ты пытаешься смотреть на мир глазами других людей? Надеешься предугадать и описать чужие переживания? Пустой номер. Это еще никому не удавалось. Все писатели свою душу выворачивают наизнанку, – громогласно декларирует Инна.

– Главное, что эти стихи – прямое попадание в нерв времени, – по достоинству оценивает поэзию подруги Лера.

– Наверное, стихи мне больше удаются, – потупилась Рита, и лицо ее заалело.

– Вот живет человек обыденной жизнью и вдруг находит свое призвание и расцветает, – улыбнулась Алла.

– Недостаточно отвечать запросам времени, надо еще уметь противостоять ему, – припечатала Риту Инна. – Хорошо, что ты не подделываешься под вкусы непредвзятого читателя. Твои книги в метро в полусонном состоянии не почитаешь. Они требуют душевного взаимодействия с героями. В них что-то приходится домысливать, что-то читать между строк. Но мне больше нравятся забавные, пикантные, приятные темы, – добавила она.

– Удаются стихи потому, что ты много знаешь о жизни. Не сахарно, не причесанно пишешь. Молодым полезно почитать о грустном. Пусть задумаются о себе, о тех, кто рядом с ними.

– На одном легком чтении оскотиниться можно, – сердито пробурчала Эмма, на минуту оторвавшись от разговора с Кирой.

– А где же так необходимая мне критика? Хвалу надо приправлять перцем и горчицей, – пошутила Рита.

– Удел специалистов разбирать произведение по косточкам. Мы выражаем чувства, которые вызывают твои стихи, – ответила Лиля.

– Продолжайте хвалить, не отвлекайтесь, – пошутила Инна.

– Главная тема звучит громко и тревожно. Пресловутая пестрота и теснота деталей оборачивается избытком страшного, рвущего душу прошлого, – будто оглянувшись на свое детство, вздохнув, сказала Кира.

– Создающего упадническое настроение. А как же созидательность, оптимизм? – дополнила Инна слова Киры своим видением стихов Риты. – Я со всей страстью критикую только то, что люблю, к чему небезразлична. Видишь, как стараюсь, – не преминула шутливо добавить она. – И все же мне больше нравится легкая, непринужденная игра ума писателя, наполненная высокоинтеллектуальными, но не заумными философскими раздумьями.

– Первое, что напрашивается тебе ответить, так это то, что время, когда у меня было желание и эмоции легко и ярко воспеть жизнь, упущено навсегда.

– Это и понятно. Как бы сказать короче, чтобы «не растечься мыслью по древу» В юности утренняя роса казалась брильянтами, подарками природы, а в старости – слезами уходящих лет... Вот ты пишешь и, наверное, думаешь, что ангелы будут плакать, если ты займешься чем-нибудь другим.

– Ставлю сотню против рубля, что тебе «ржачка» и перевертыши ближе, – буркнула Лиля.

– Позор на мою седую голову! – рассмеялась Инна, небрежно тронув рукой свою прическу без единого седого волоса, – А тебе тонкий юмор и легкая грусть Чехова претят. Тебе надо, чтобы, с пеной у рта негодовали, чтобы эмоции разлетались фейерверком!

– Не в масть, Инна. Хватит цепляться ко всем, – остановила ее Лера. – Ритина первая книга не верх оптимизма, и, тем не менее, она светлая, добрая, чистая. Тебе бы призму в голове поменять или линзы в глазах перефокусировать.

Замечание получило одобрение подруг.

– Инна, а ты откуда узнала о хобби Риты? Она же его не афишировала, – спросила Мила примиряюще.

– Она пресс-релизы от секретных агентов получает, – пошутила Жанна.

– Носом учуяла, – рассмеялась Инна. И добавила: – Вот ты, Рита, копаешься в печалях и невзгодах, одолевающих детей, поешь гимны добру и справедливости, призываешь верить, надеяться, а ведь мир такой несправедливый!

– Как же без надежды?.. Многого самого грязного в своих книгах я недоговариваю. Не хочу нести детям чернуху.

– Обнаруживаешь тенденцию обходить острые углы?

– Когда пишешь, надо думать не только о том, что сказать детям, но и о том, чего не сказать. «Даже в таком урезанном виде ко двору ли приходится моя печальная правда? – беспокоилась я.

– Это вопрос таланта и ситуации. Случаются и прескверные вещи. Но у тебя все к месту, – успокоила Риту Лера.

– Первая книга вызвала оглушающий эффект? Ну как же, глас маленького детдомовского народа!

– Сенсация живет мало. Важно, чтобы произведение долго служило людям, – остановила Инну Лена.

– Мне кажется, эта книга пока лучшее из всего мною написанного. Уже четырежды переиздавалась. Не знаю, какая судьба ждет еще недописанную…

– Твое творчество нравственно, а значит, креативно. Это главный критерий, – четко обозначила свое мнение Эмма.

– Рита, я уважаю твою позицию, но тебе следует снять табу – запрет с души – и дописать опущенные жесткие главы, – небрежно посоветовала Инна.

– Сейчас разуюсь и побегу дописывать… Оставляю это тебе. Собери мозги в кучку и посоображай конкретно. Нарисуй картину нашего детства крупными яркими мазками, – пошутила Рита. – А мне достаточно того, что я пишу о том, как трудно юному доброму сердцу во взрослом мире, когда жестоко ранят самые, казалось бы, простые поступки, и о том, что будет оно, это сердце, мучиться, пока само не окрепнет, пока душа не покроется защитным панцирем.