Владетель Мессиака. Двоеженец
Шрифт:
— Да… да… это верно, — повторял регент, — только одна! Виола! Расскажите мне об этой женщине… об этом ангеле, которого я не в силах позабыть…
— Подождите немного, дайте мне время проникнуть в прошедшее, ваше высочество!
Виола не торопилась с ответом; она закрыла лицо обеими руками и, казалось, погрузилась в размышления.
Вдруг она глухо вскрикнула.
— Что с вами? — быстро спросил Филипп.
— Ваше высочество! — ответила молодая женщина умоляющим тоном, даже с некоторым замешательством. — Ваше высочество, прикажите мне молчать… Прикажите мне закрыть глаза, потому что то, что я вижу, ужасает меня!
— Напротив, смотрите, — воскликнул
— Ради самого Бога, ваше высочество, сжальтесь надо мной! — возразила молодая женщина, сложив руки. — Не заставляйте меня говорить!…
— Наоборот, я прошу вас об этом, Виола… и если возможно, я вам приказываю…
— Велите меня прогнать, наказать… но я не могу… я не хочу повиноваться… не могу!…
— Почему?
— Мне пришлось бы обвинять регента Франции в гнусном поступке…
«Она меня пугает!» — подумал Жерар.
— Бог мой! — прошептал Филипп, поднимая глаза к небу. — Для нее нет ничего скрытого! — Потом он прибавил глухим голосом: — Так как вы видите преступление, то вы должны видеть и раскаяние, и вы одни можете меня направить к искуплению этого греха! Виола Рени! Прошу вас еще раз… в последний раз приказываю вам, говорите!
— Хорошо, ваше высочество, — кивнула Виола, — но помните, что вы сами хотели этого!… Лет двадцать тому назад, — начала Виола, — к вам пришла женщина… Ее муж был замешан в заговоре и был приговорен к смерти… Она просила вас заступиться за приговоренного и просить короля о его помиловании… И эту женщину вы, ваше высочество, полюбили, вы признались ей в любви. Но она обожала своего мужа, вы были отвергнуты ею… Тогда вы стали жестоки, ваше высочество, неумолимы! Вы твердо решились во что бы то ни стало победить ее сопротивление! Вы поставили несчастную женщину в безвыходное положение… Она долго колебалась… боролась изо всех сил… она умоляла вас, валялась у вас в ногах… Ее слезы и мольбы тронули бы сердце тигра. Ваше сердце осталось неприступно… Вы не переставали повторять несчастной: «Допустите ли вы его смерти?… Не медлите… поспешите… иначе будет поздно!…» Не помня себя, обезумевшая от горя, она уступила вам… но было уже поздно: ваше письмо о помиловании опоздало и казнь свершилась!… Голова графа упала под топором палача в то время, когда жена его отдавалась вам для его спасения…
— Боже мой!… Боже мой!… — твердил Филипп с рыданием… — Я сделал все это, это правда!
— От этой преступной любви, — продолжала Виола, — или, скорее сказать, преступления, родился ребенок… Ваша любовь не угасала, а усиливалась… она превратилась в страсть… Вы хотели снова увидеть предмет вашей страсти и приблизить к себе ребенка… Вы имели большую власть, ваше высочество, но она ничего не могла сделать перед волей обесчещенной вами женщины: вдова казненного не хотела больше вас видеть… Она скорее решилась бы лишить себя жизни, чем впустить вас в свой дом… Она прогнала от себя всякое воспоминание о вас и не принимала ваших подарков… Она прожила в бедности и умерла в нищете!
Виола замолчала. Регент сложил руки и прошептал:
— О Герминия… Герминия… благородная и святая жертва… прости меня! — Потом, обратясь к Виоле, он сказал: — Ради самого Бога, скажите мне, что сталось с ребенком?… Где он?…
— Я начинаю уставать, ваше высочество! — сказала Виола срывающимся голосом. — Мое воображение покрывается мраком… Я больше ничего не знаю… ничего больше не вижу…
— Виола! Виола, умоляю вас, последнее усилие! Разве вы не чувствуете, как я страдаю? Разве вы не понимаете, как меня мучает неизвестность, как я терзаюсь?…
Я готов умереть!…— В таком случае, если бы мне пришлось даже умереть, я все-таки проникну в этот мрак! — с жаром воскликнула колдунья. — О дух, к которому я прибегаю, пролей свет во мрак, меня окружающий!… Дух науки и истины, приди ко мне!
Наступило молчание, регент едва дышал.
— Свет проникает, — прошептала Виола глухим, изменившимся голосом, — дух повинуется… он приближается… он уже близко… он говорит…
— И что же?… Что же? — волновался Филипп.
— Дитя преступления живо… Оно не знало имени своего отца… Ему были неизвестны страдания его матери… Время шло… В один день сирота осталась одна на всем свете…
Молодая женщина наклонила голову и умолкла, лицо ее выражало ожесточенную борьбу и сверхъестественное усилие.
— Виола… Виола! Зачем вы молчите?…
— Опять настал мрак…
— А теперь?…
— Теперь я вижу… О! Наука — это роковой дар!
Виола Рени зарыдала, стала ломать руки и, казалось, уступала невидимой силе; она упала на колени перед регентом.
— Ваше высочество! — лепетала она. — Ради той, которую вы потеряли, не спрашивайте меня более!… Я у ног ваших, я умоляю вас! Из уважения к самому себе заставьте меня молчать… Вы видите, как я страдаю… Я желаю лучше умереть, но не говорить более…
— Всемогущий Бог! — воскликнул Филипп. — Что означают ваши рыдания и ужас, Виола? Виола! Где же моя дочь…
— Вы хотите знать это? — сурово сказала колдунья, приподымаясь; она гордо подняла голову, глаза ее блестели.
— О да, я хочу знать… я хочу…
— Итак, да исполнится ваша воля! Ваше высочество, мое имя не Виола Рени.
— Тогда как же зовут вас?
— Меня зовут Диана де Сен-Жильда!
— Дочь Герминии! Моя дочь! — закричал регент.
— Отец мой, отец мой… простите меня!…
— Тебя простить, дочь моя!… — промолвил Филипп, прижимая к груди обманщицу. — Я должен просить прощения!… В лице Герминии, в лице твоей матери… прости меня, умоляю тебя…
— Отец мой…
— Да, я был преступен… Но теперь сделаю тебя счастливой, и Герминия забудет о своем гневе… — Регент подошел к растерявшемуся Жерару, взял его за обе руки и сказал ему: — Да будет над вами благословение Божие. Вы, будучи учителем моей дочери, сделали ее великой по познаниям! Я от души благодарю вас за это. Моя благодарность к вам будет безгранична… Вы скоро в этом удостоверитесь. Диана, дочь моя, — сказал он Виоле, — сейчас же, при всех, я признаю тебя за свою дочь.
— Отец мой… отец мой, мне кажется, что это сон…
— Дивный сон, от которого ты не пробудишься более, подожди, Диана, подожди здесь, я сейчас же вернусь за тобой и представлю тебя моим придворным, которые скоро будут твоими…
Поцеловав еще раз в лоб молодую женщину, Филипп Орлеанский вышел в большую галерею, где толпа дворян ожидала его возвращения и с нетерпением желала узнать о результатах его переговоров с прорицательницею.
— Ну, что скажешь ты про это? — спросила торжествующая Виола, оставшись наедине с Жераром.
— Я говорю, что ты меня потрясаешь! — ответил последний.
— Что же страшит тебя?
— Суд над изменниками и меч палача, который отрубит им голову.
— Ах! Как ты глуп! — сказала Виола, презрительно пожимая плечами. — Ты видел — Филипп слепо верит в каждое мое слово, он без колебаний признал меня своей дочерью.
— Он верит сегодня, это правда! Но завтра, поразмыслив, он больше не будет верить… и увидит твой обман.
— Да, кто же откроет ему глаза?