Владигор. Князь-призрак

— Куда ж ты пойдешь на ночь глядя? — Стражник приблизился к страннику и положил ему на плечо тяжелую властную руку. — Мой хозяин тоже человек добрый, он и накормит, и постель велит постлать, сам в юности по дорогам горе мыкал, пока его покойный Климога не подобрал и в люди не вывел. А князя Владигора в такое время беспокоить не надо, не любит он, когда его от гульбы отвлекают, слышь, как там веселятся?

— Слышу, не глухой, — сказал Владигор, чувствуя, как пальцы стражника цепко обхватывают его плечо.

— А глянуть хочешь? — усмехнулся стражник, прислоняя к воротам тяжелую алебарду и резким рывком швыряя Владигора на гладкие бревна частокола. — Давай лезь, коли ты такой ушлый!

Сказав это, стражник снял с пояса шестопер и ткнул Владигора в плечо остро отточенным наконечником. Псы за частоколом почуяли запах чужого человека и отозвались бешеным лаем. Владигор оттолкнулся от бревен, подпрыгнул и, волчком закрутившись в воздухе, ногой ударил стражника в скулу. Тот раскинул руки, как бы пытаясь поймать отлетевшую шапку, качнулся и упал на спину, бессильно откинув курчавую темноволосую голову. Владигор нащупал на земле мерзлый плоский камешек, наклонился над поверженным и приложил камень к теплому кровоподтеку на его скуле. Вскоре веки стражника дрогнули, он приоткрыл один глаз и, увидев над собой бородатое лицо ночного бродяги, зло и бессильно заскрипел зубами.

— Что уставился? — прохрипел он, стараясь незаметно подогнуть ногу и дотянуться до рукоятки засапожного ножа. — Кончай, раз твоя взяла!

— Это еще зачем? — сказал Владигор, поймав его руку и мертвой хваткой стискивая запястье. — С мертвеца какой мне прок? Одно беспокойство.

Он высвободил роговую рукоятку ножа из крепких пальцев стражника и, почти не глядя, метнул нож в сторону подворотни, откуда скалились озверевшие псиные морды. Клинок влетел в глотку одного из волкодавов, и пес откатился во двор, захлебываясь собственной кровью.

— А ты брат, ловок, — сказал стражник, потирая освобожденную кисть. — Звать-то тебя как?

— Зови Осипом, — сказал Владигор, вскакивая на ноги и протягивая стражнику руку, — а тебя?

— Ерыга, — ответил стражник, поднимаясь с земли и одергивая бархатный кафтан.

Он потоптался на месте, потер ушибленную скулу, поднял пушистую лисью шапку, отряхнул ее рукавом и, нахлобучив по самые брови, опять уставился на Владигора.

— А на княжий двор ты, Осип, сейчас лучше не ходи, — сказал Ерыга, — ты хоть драться и ловок, но там народ не мне чета: живо бока обломают. Владигор, говорят, по ночам на шабаши летает, а его дружинники от скуки бесятся: девок по купеческим лавкам брюхатят, калик перехожих цепными медведями травят, а нынче огненную потеху устроили. Им под горячую руку лучше не соваться…

— А куда князь смотрит? — нахмурился Владигор.

— Это мне неведомо, — сказал Ерыга, подходя к воротам, из-под которых все еще клубились паром две охрипшие до немоты песьи морды. Он лениво, как бы нехотя, вытянул их плетью, и псы с визгом отскочили внутрь двора.

— Зарезал ты Буяна, — вздохнул он. — Что я теперь хозяину скажу?..

— Да так и скажи, как дело было, — усмехнулся Владигор, — а боишься, так я сам скажу.

— Экой ты шустрый, — сказал Ерыга. — Надо было тебя сразу шестопером по темени угостить.

— Ты об этом не жалей, — сказал Владигор. — С мертвеца проку не много.

— Зато хлопот с ним меньше, — сказал Ерыга, распахивая калитку. — Проходи, коли псов не боишься.

— А что их бояться, — сказал Владигор, переступая обтесанное бревно, — к ним подход иметь надо.

При виде князя оба волкодава насторожились, оскалили клыки, но Владигор тихо свистнул, и псы поджали пушистые хвосты.

— Видать, побродяжил ты на своем веку, коли с псами так ладить научился, — пробормотал Ерыга за его спиной.

— Жизнь всему научит, — уклончиво ответил князь, поднимаясь по ступенькам резного деревянного крыльца и толкая рукой низкую тяжелую дверь.

— Иди, иди, Осип, там тебе и ушицы нальют, и чайком брусничным побалуют, — продолжал бормотать Ерыга, слегка подталкивая князя в спину.

Владигор переступил порог и почувствовал, как нога его проваливается в черную гнилую пустоту. Падая, он успел ухватиться рукой за порог и увидел, что аметист в перстне налился ровным кровавым жаром. В этот миг Ерыга сапогом ударил князя по пальцам, рука его разжалась от боли, и Владигор рухнул на дно глубокого колодца.

— Посиди там, Осип, остынь малость, а то больно ты горяч, — услышал он сверху насмешливый голос стражника.

Вслед за этим раздался стук тяжелой деревянной крышки, и князь очутился в полной темноте.

Пошарив руками вокруг себя, он убедился, что сидит на плотно утоптанном земляном полу, а посмотрев на перстень, увидел, что теперь его граненый камень светится ровным желтым светом. Свет этот медленно разгорался и усиливался до тех пор, пока не озарил всю внутренность подземелья: пологий каменный свод и четыре ровные стены, в каждой из которых было по два окошка, забранных толстыми, пушистыми от ржавчины, вертикальными прутьями. Впрочем, на одной из решеток ржавые струпья оставались лишь на концах прутьев, прилегающих к массивному медному наличнику, подернутому изумрудными разводами патины. Владигор встал и, прикрыв свет камня обшлагом рукава, осторожно двинулся к этому окошку. Но как ни старался князь ступать бесшумно, существо, заключенное в темной каморке за решеткой, почуяло его приближение и яростно заметалось, гремя по камням железными цепями.

— Крысы! Крысы! — услышал Владигор его грубый визгливый голос. — Князя мне своего крысиного подайте! На золотом блюде, заливного, под крапивным соусом! И-ха-ха!..

Визг сменился диким хохотом, который тут же подхватили тонкие, писклявые голоски из нескольких других каморок.

— С лягушачьей икоркой! Со змеиной печеночкой! Под болотную настоечку ох как пойдет! — ухало и взвизгивало за решетками.

Князь шагнул к окошку, из которого не доносилось ни звука, провел ладонью по сырой кирпичной кладке и вдруг ощутил пальцами тонкую, но ровную и непрерывную щель между кирпичами. Затем его палец провалился в овальную ямку и нащупал в ее глубине узорное отверстие замочной скважины. А когда вопли под сводами подземелья стихли, князь различил за решеткой слабое прерывистое дыхание.

Владигор осторожно приблизил перстень к решетке и взглянул в узкий просвет между изъеденными ржавчиной прутьями. За решеткой обнаружилась маленькая каморка с низким сводчатым потолком. Ровный мягкий свет перстня распространился до самых дальних ее уголков, выхватив из тьмы плоский тюфяк, набитый гнилой соломой, и два кованых железных кольца, вмурованных между камнями стенной кладки. От колец к двери каморки тянулись по земляному полу две длинные железные цепи — тянулись в слепую, закрытую внутренними наличниками зону. Но как раз из этой зоны, из-под самого окошка, доносилось до слуха князя дыхание невидимого узника. По-видимому, он уже так ослаб от долгого заключения, что не мог дотянуться до решетки и только слабо скреб по внутренней стороне дверцы отросшими ногтями.

— Ты кто? — прошептал князь в просвет между прутьями.

В ответ послышался слабый, неразборчивый шепот, сменившийся легким шуршанием тела, сползающего на пол.

— Потерпи, потерпи, болезный, — зашептал Владигор, — я сейчас…

Он опустился на колени перед дверцей каморки и приблизил перстень к каменной ямке, в глубине которой скрывалась замочная скважина. По ее сложному зубчатому рисунку Владигор понял, что со времен постройки этого каземата замок в дверце камеры не меняли, а это означало, что бежать отсюда не удавалось еще никому. Густой налет ржавчины показывал, что последний раз замком пользовались лишь для того, чтобы водворить в камеру полного сил и жизни узника. А насколько можно было судить по всей гамме звуков, встретивших появление князя в подземелье, обитатели остальных камер находились в разных стадиях телесной и умственной деградации.