Владигор. Князь-призрак
Шрифт:
Он резко обернулся к стражнику и сунул ему под нос сжатый кулак с воином на золотой печатке.
— Я-то не слепой, да вот как ты сюда пролез, в ум не возьму! — пробормотал Кокуй, отступая на пару шагов и пристально разглядывая стоящего перед ним Филимона.
— Много будешь знать, скоро состаришься! — усмехнулся тот, в упор глядя на стражника круглыми желтыми глазами.
— Да я уж и без того стар становлюсь, — вздохнул Кокуй, поглядев на звезды, на темное окошко опочивальни и вновь
— Ну, чего уставился? На мне узоров нету! — буркнул тот, нервно передернув плечами. — Показывай своих вояк, да поживее! Сухое Болото — край не близкий, а нам туда к вечеру поспеть надо. Да пешими, не верхами. А снегу в лесу по самую бороду!
— Поспеете, моим молодцам снег не помеха, — пробормотал Кокуй.
Он еще раз поглядел на Фильку, на расшитое звездами небо над княжьим теремом, повернулся и, сутуля широкие плечи, побрел к темному приземистому срубу в дальнем углу двора.
Когда дверь за Филькой закрылась, Любава повернулась к скамейке перед камином и опустилась на нее, глядя на хрупкий пепельный снопик, оставшийся на месте сгоревших лучинок. Вдруг кто-то тихо коснулся ее плеча.
— Белун, ты? — замирающим шепотом спросила она, еще не обернувшись, но уже почувствовав всем своим существом близкое присутствие старого чародея.
— Я, Любушка, — ответил Белун чистым, глубоким голосом.
— Зачем ты пришел? Я что-то не так сделала? — спросила княжна.
— Все так, — сказал чародей, — и я бы не смог сделать лучше…
Он обошел скамью, обернулся к Любаве и, скрестив ноги, сел на железный щит перед камином.
— Десняка ко мне доставишь? — спросила княжна, глядя в строгие ясные глаза чародея.
— Нет, — ответил Белун, — пусть сперва в мое место пойдет, в каморку на башне.
— Ту, что в старой лиственнице? — спросила Любава.
— Ту самую, — сказал Белун, — другой нет.
— А… князь? — дрогнувшим голосом прошептала Любава.
— И князь тоже, — сказал Белун, — в виде духа, в медном сосуде, — там и свидятся.
— Хорошенькое местечко выбрал, ничего не скажешь… — нахмурилась княжна.
— Я не выбирал, — перебил Белун, — там грань проходит, я над ней не властен! Я только дух, меняющий обличья, а в царство плоти мне дороги нет. Там действуют заклятья Чернобога, а против них лишь смертный…
— Князь, да?! Владигор? — воскликнула Любава.
— Да, — твердо произнес Белун, — пускай пройдет через бесовский искус и лик врага увидит пред собой. Коварный бес не всякому предстанет, а лишь тому, в ком чувствует нужду.
— А какая ему нужда в моем брате? — тихо спросила Любава.
— В нем грань проходит между Тьмой и Светом, — строгим печальным голосом сказал Белун, — и если Свет в его душе
погаснет, все Синегорье обратится в прах.— Как Мертвый Город?
— Да, как Мертвый Город.
Белун умолк и посмотрел в глаза Любавы долгим, внимательным взглядом.
— За князя не бойся, — сказал он, — все пройдет, ибо духом силен. Так силен, что и против Чернобога устоять сможет — один на один, лицом к лицу!
— Когда и где? — быстро спросила Любава. — На княжьем дворе? На подмостках скоморошьих? А может, в старой лиственнице? Где?
— Берендов своих хочешь на подмогу послать? — усмехнулся Белун. — Фильку, я вижу, уже отправила? Колечко дала…
— А кто ему без княжьей печати поверит? — вспыхнула румянцем Любава. — Мои беренды сам знаешь, какой народ: перехватят в лесу — и поминай как звали!
— Беренды, говоришь? Ну-ну…
Белун вновь умолк и пристально посмотрел на Любаву. Княжна отвела глаза и, сорвав ленту, стала быстро расплетать косу.
— В сон клонит? Понимаю, час поздний, да и мне пора честь знать, — закряхтел Белун, поднимаясь с пола. — Филимон и так-то далеко не летал, а теперь с твоим колечком и подавно не улетит…
— Мог бы и вовсе не летать, — плавно повела плечами Любава, — изведет князь Чернобога, и кончится Филькина птичья жизнь — не от кого ему скрываться будет.
— От себя не улетишь! — вздохнул старый чародей.
— А зачем ему от себя улетать? — насторожилась княжна. — Чай, отлетал свое…
— Никогда он свое не отлетает, — сурово перебил Белун.
— Что значит… «никогда не отлетает»? — прошептала княжна, выпустив косу из пальцев.
— А то, Любушка, что зря ты ему свой перстенек дала, — сказал Белун, отводя глаза в сторону. — Не судьба ему с земной девой соединиться.
— Вот, значит, как…
Княжна забросила косу за плечо, растерянно оглянулась на окно, на дверь, за которой недавно скрылся Филимон и, сделав шаг к чародею, опустилась перед ним на колени.
— Сделай что-нибудь, прошу тебя! — прошептала она, взяв его сухую, жилистую руку в свои ладони. — Ты ведь можешь, я знаю, ты все можешь, стоит тебе только захотеть! Захоти, слышишь, Белун, ради меня — сделаешь?..
— Я… постараюсь, Любушка, — с усилием произнес старый чародей. — Бывшее должно стать небывшим! Бывшее должно стать небывшим! Небывшим!.. Никогда не бывшим!.. Никогда…
Его рука неприметно растворилась в ладонях княжны, весь облик растаял в сумерках опочивальни, но надтреснутый старческий тенорок еще долго витал по темным бревенчатым углам, то затухая, то вновь вспыхивая подобно огонькам, перебегающим над сизыми угольками камина. «Небывшим… стать… никогда… я постараюсь… постараюсь…»