Владимир Раугул
Шрифт:
– Замолчи, мерзавец! Я вижу, ты хочешь усугубить свою вину запирательством! Проверить номер!
– крикнул начальник стражникам, которые тут же содрали с Альберта одежду, однако клейма с номером заключенного на теле Альберта не было.
Тут начальник стражи понял, что перед ним в самом деле стоит не заключенный, а человек, преступно проникший на территорию каменоломен. Объяснения Альберта о том, что он-де хотел добыть камень, начальник сразу отмел как лживые, ибо не родился еще такой дурак который стал бы рисковать головой ради каких-то презренных камней ценою грош за килограмм. Безусловно перед ним стоял опасный преступник, готовивший бунт заключенных. Все стало ясно как день. Злоумышленник проник в каменоломни с целью организации заговора среди находящихся здесь
Внутренне уверовавшись в своих предположениях, начальник стражи понял, что дело идет о вопросе государственной важности. Раскрытие таких опасных планов сулило начальнику повышение по службе, а потому он, приложив сопроводительные документы с описанием коварных замыслов злоумышленника, велел немедленно отправить задержанного лично к самому герцогу Самсинскому, который разбирал подобные дела.
Надежно связанного Альберта погрузили в повозку и под усиленной охраной отправили в королевский дворец на допрос к герцогу.
Пыточная камера была единственной комнатой во дворце, куда был открыт путь для Альберта, и именно там он встретился с герцогом Самсинским.
Герцог Самсинский был высок, хорош собой и, несмотря на шестидесятилетний возраст, в пышной черной шевелюре герцога лишь изредка поблескивал седой волосок. Герцог был широк в плечах, крепок телом, черные горящие глаза его всегда взирали на мир исподлобья. Он славился своей беспощадностью к врагам и решительностью характера, а также всем было известно, что герцог женат на сестре короля, по причине чего, как уверяют злые языки, он и стал первым министром. Но я все же приписал бы это качествам самого герцога, ибо он также был министром внутренних дел и казначеем, при этом успешно пополняя тюремное кладбище трупами, а свои карманы - деньгами из королевской казны.
Допросы герцог всегда проводил с пристрастием, а потому, когда Альберт попал на допрос, в камере уже были разложены вымоченные в соленой воде плети, крюки, клещи для расшатывания зубов и прочие замысловатые инструменты, от самого вида которых уже становилось худо.
– Нам все известно, - произнес герцог загробным голосом.
– Ты можешь избежать пыток и умереть легкой смертью, если сознаешься в содеянном.
– Да, да я ничего и не скрываю!
– поспешно выпалил Альберт, взгляд которого не мог оторваться от разложенных на столе клещей и прочих милых приспособлений.
– Я хотел набрать камней для опытов моего учителя, великого алхимика Маяса, которому для получения золота нужны именно эти камни, и я не виноват, что их нет нигде, кроме каменоломни!
– Твой учитель может сделать из камней золото?
– удивленно спросил герцог, у которого мелькнула в голове мысль о том, что он, исполняя должность главного казначея, уже утащил прилично золота из королевской казны, что могло открыться в любой момент, а взять на случай проверки золото для возмещения украденного было неоткуда.
– Мой учитель, великий алхимик Маяс, может все!
– уверенно ответил Альберт.
– Так значит меня ввели в заблуждение?
– с поддельно искренним изумлением спросил Самсинский - Что же ты сразу не сказал, что твоего учителя зовут Маяс, и ты собирал камни для него?
– продолжил он с наделанным добродушием, припомнив это имя, названое ему однажды шпионом, и в то же время подумав, что если алхимик в самом деле может добывать золото, то это сделает обладателя такого секрета богаче и могущественнее самого короля.
– Если бы ты пришел прямо ко мне и сказал, что Маясу нужен камень для добычи золота, я бы дал его тебе сколько хочешь!
– с еще большим добродушием в голосе добавил герцог и продолжал про себя рассуждать, что Маяса неплохо было бы схватить,
– Я немедленно велю выдать тебе камень. Иди к Маясу и скажи, что сам герцог Самсинский просит изготовить для него золото. За эту услугу вы будете осыпаны милостями и получите все, что пожелаете, - сказал герцог, решив, что самое лучшее будет приставить к Маясу шпионов. Во-первых, нужно было убедиться, что он действительно алхимик, во-вторых, необходимо было знать, что он в самом деле может добыть золото. Если это так, то необходимо будет выведать секрет его добычи, после чего Маяса можно будет сжечь на костре за колдовство или, на худой конец, прирезать в темной подворотне под видом ограбления. Если поторопиться с арестом можно все дело испортить. Но и оставлять такой секрет, как добыча золота, в руках Маяса тоже нельзя.
Так решил герцог и, к изумлению Альберта, с него сняли кандалы и, снабдив необходимыми камнями, выдворили из дворца.
Следом за ним отправились два шпиона: один переодетый просящим подаяние слепым, а другой - трубочистом. Слепой должен был подсматривать в окно, а трубочист подслушивать через трубу.
Глава шестая: Золотые россыпи
В тот самый момент, когда Альберт вбежал в дом, Маяс спал над своими книгами, утомленный дневной работой. Альберт не решился будить учителя, предпочитая пока поужинать, вместо того чтобы толочь камни на голодный желудок. Он взял крынку с молоком и краюху хлеба и, мирно пристроившись между пробирками с ядом от комаров и колбами с серной кислотой, приступил к ужину.
В тот момент на улице шпионы занимали рабочие места. Все было задумано идеально. Слепой садится у окна и, если что, то сразу есть хорошее оправдание, что видеть мол ничего не вижу, куда забрел не знаю, сижу тут, дожидаюсь прозрения или подаяния от сердобольных сограждан. У трубочиста тоже есть оправдание: никого не трогаю, прочищаю себе трубы, не допуская возникновения пожароопасной обстановки. Работаю в поте лица, даже сажей весь перепачкан. Какие могут быть претензии?
Ну, разместились шпионы. Один с невероятными усилиями залез на крышу и засунул голову в дымоходную трубу, а другой с самым жалким видом уселся под окном дома, готовясь высматривать как только все вокруг будет тихо.
Час был поздний. Улицы быстро опустели. Изображающий слепого шпион, закрыв глаза, сидел под окном с самым скорбным видом. Трубочист на крыше, засунувший голову в трубу, уже успел вымазаться в отвратно пахнущей черной саже с разноцветными алхимическими примесями и теперь вполне мог сойти за негра, раскрашенного ритуальными красками обряда жертвоприношения.
Тут проснулся Маяс. Вернее, не то чтобы он проснулся, а просто упал во сне со стула вместе с книгой, на которой лежала его спящая голова. Шум в доме привлек внимание шпионов, и трубочист на крыше засунул голову в трубу еще глубже, так что оказался в трубе по пояс, слегка вздрагивая вздетыми в небо ногами.