Владыка башни
Шрифт:
— Забрались поглубже в лес. Здесь такие старые деревья.
— А толстяк? Он был один?
— Один, — флегматично кивнула Давока. — Скажу ему, что ты очнулся.
За прошедшие годы мастер Греалин нисколько не уменьшился в объёме, только глаза запали. Он поместил свои телеса рядом с ложем Френтиса, толстые брыли свисали с пухлых щёк.
— Что с аспектом? — без предисловий спросил Френтис.
— Или убит, или взят в плен. Гроза налетела слишком быстро, брат, а полк гоняется за тенями в Кумбраэле, так что... — Он развёл руками.
— Кого из наших убили?
—
Френтиса поразил голос Греалина: такой отстранённый, спокойный и далёкий, словно мастер рассказывал одну из своих бесчисленных историй об ордене.
— Они убили даже мальчишек, — продолжал тот скорее с удивлением, нежели с гневом. — Наши маленькие братья сражались до последнего, как дикие коты. — Слабая ласковая улыбка тронула пухлые губы, и мастер замолчал.
— Означает ли это, что сейчас аспектом являетесь вы? — после паузы спросил Френтис.
— Ты же знаешь, что должность аспекта не переходит по старшинству. Сильно сомневаюсь, что я — идеальное воплощение устава нашего ордена, тебе так не кажется? Однако это означает одно: пока мы не воссоединимся с братьями, ушедшими на север, ты да я — это все, что осталось от ордена в данном фьефе.
— Вы были правы. — Френтис опять закашлялся. Греалин протянул ему флягу, и он сделал несколько глотков.
— Прав? — переспросил мастер. — В чём же?
— В том, что моё возвращение подозрительно. Это не совпадение.
— У меня такое чувство, брат, — в глазах Греалина сверкнул прежний огонёк, — что ты поведаешь мне интереснейшую историю.
— Послушай, что касается лоначки и других, — заговорил Греалин несколько часов спустя, когда на лес опустилась непроглядная тьма, лишь мерцал костерок снаружи их убежища. — Ты ведь не рассказал им о своём невольном участии в убийстве короля?
— Сказал только, что там был убийца, которого я прикончил. Мастер, я понимаю, моему преступлению нет прощения...
— Здесь нет твоей вины, брат. А ничего путного в бессмысленной честности я не усматриваю. Вот выиграем войну, тогда и будешь носиться со своим чувством вины.
— Да, мастер.
— Та женщина, с которой ты путешествовал... Ты уверен, что она умерла?
«Кровавая улыбка, любовь, наполнявшая её глаза, пока я не провернул лезвие...»
— Абсолютно.
Греалин задумался. Потом пробормотал, словно бы про себя:
— Украденный дар, говоришь...
— Мастер?
Старик поморгал, затем с улыбкой повернулся к Френтису:
— Отдыхай, брат. Чем скорее ты поправишься, тем скорее мы сможем начать нашу войну.
— Вы хотите сражаться?
— Таково предназначение нашего ордена, разве нет?
— Конечно, — кивнул Френтис. —
И я рад, что мы с вами мыслим одинаково.— Жаждешь мести, брат?
— Я изголодался по ней, мастер. — Френтис почувствовал, что улыбается.
По спокойному, размеренному биению своего сердца он понял, что это сон. Он стоял на берегу моря, не ощущая ни вины, ни ненависти, и просто наблюдал за прибоем. Низко над волнами летали чайки, морозный воздух пощипывал кожу, но это было даже приятно. У воды играл мальчик лет семи, рядом стояла стройная женщина, готовая в любой момент подхватить ребёнка, если тот подойдёт слишком близко к воде. Френтиса она не видела, ветер трепал её длинные тёмные волосы и простую шерстяную шаль, накинутую на плечи.
Пригнувшись, он направился к ней, бесшумно ступая по мягкому песку. Женщина не отрывала глаз от ребёнка, словно бы не чувствуя приближения Френтиса, но, как только он прыгнул, стремясь схватить её за шею, она обернулась, перехватила его руку и пинком повалила на песок.
— Однажды я это сделаю, — сказал он, сердито глядя на неё снизу вверх.
— Но не сегодня, любимый, — рассмеялась она, помогая ему
подняться. Прижалась к нему, мягко поцеловала, а когда он её обнял, повернулась к мальчику. — Я же говорила тебе, что он будет прекрасен.
— Говорила. И оказалась права.
— Почему ты меня убил? — спросила она, дрожа на ветру и заставляя Френтиса обнимать её сильнее. Слёзы потекли по его лицу, душевное спокойствие исчезло, сменившись голодной яростью.
— Это из-за всех тех людей, которых мы с тобой убили. Из-за безумия, которое я видел в твоих зрачках. Из-за того, что ты отказалась от мира.
Он сжал руки, ломая ей ребра, и она начала задыхаться в его объятьях. Мальчика подхватила волна, он принялся со смехом плескаться в море и махать руками родителям. Женщина захохотала, кашляя кровью.
— У тебя было когда-нибудь имя? — спросил её Френтис. Она забилась в его руках, и он знал, что на её губах вновь расцвела кровавая улыбка.
— Оно и сейчас у меня есть, любимый...
Его разбудили крики. Френтис скатился с кучи папоротника, чувствуя, как протестующе застонали мышцы. Опасливо посмотрел на рану, но никаких личинок там уже не было, только повязка. Голова была лёгкой, он чувствовал сильную жажду, но лихорадка прошла, а кожа была сухой и холодной. Он натянул безрукавку, позаимствованную у мертвеца, и выглянул из-под полога.
— С братом Френтисом я знаком, — орал Крысятник мастеру Греалину, — а тебя, пузан, знать не знаю! Так что пошёл бы ты в жопу со своими приказами!
Френтис вытаращил глаза от удивления: вместо того чтобы двинуть в челюсть этому зарвавшемуся наглецу, мастер терпеливо кивнул и сжал руки.
— Это отнюдь не приказ, добрый человек, просто предложение...
— Шагай отсюда со своими проповедями, ты...
Френтис врезал ему по уху, и Крысятник покатился по земле.
— Не смей таким образом говорить с мастером, — сказал он и повернулся к Греалину. — Что случилось, мастер?