Владыка башни
Шрифт:
Ремонтом поселения они заниматься не стали: напротив, окончательно развалили деревянные дома на дрова для костров. Их собственные жилища были лёгкими разборными шатрами из скрученных ветвей, накрытых шкурами или листвой.
— Мы кочуем, — ответил шаман Ваэлину, когда тот поинтересовался, где будет их поселение. — Наш дом — это люди, а не... место.
Ночью в племени родился первый ребёнок на новом месте, девочка. Она увидела свет лишь благодаря силе воли своей матери и жертвенности семьи, которая голодала сама, но кормила беременную женщину. Шаман вышел из шатра и поднял кричащего младенца к небу, моля осенить того неизмеримой благодатью. Весь прочий народ встал вокруг в почтительном молчании. Ваэлин почувствовал, что непроницаемая завеса отчаяния, лежавшая на них, чуть-чуть приподнялась. На некоторых лицах он заметил
На следующее утро он их покинул, договорившись, что через два месяца приедет вновь и привезёт еды. Хотя, судя по их умению охотиться, она вряд ли могла им понадобиться. Мудрый Медведь тепло поблагодарил Ваэлина, крепко пожав ему руку, но предчувствие беды не покидало шамана.
— Воларсссы не остановятся, — произнёс он.
— Здесь они вас не достанут, — успокоил его Ваэлин. — Если же они придут, мы будем вместе сражаться с ними.
Лицо шамана стало ещё более печальным: он послал Ваэлину видение, в котором читалось горькое сожаление — армия, Тёмные ряды пехоты и кавалерии сжимают кольцо вокруг промёрзших долин, их так много, что невозможно сосчитать, они движутся на юг, к какому-то отдалённому порту...
— Они идут не за нами, — сказал шаман. — Они идут за тобой.
Ваэлин возвращался в молчании, видение старика не выходило у него из головы, как он ни гнал его от себя.
— Они назвали девочку Темноглазкой, — подъехав, сказала Дарена. — В вашу честь.
Ваэлин рассеянно кивнул. «Старик сказал, что на Королевство движется целая армия, но песнь крови по-прежнему спокойна, а Воларию от нас отделяет целый океан».
— Признаться, я счастлива, что возвращаюсь домой, — продолжила Дарена. — Давненько мне не приходилось сидеть в седле так долго. Боюсь, я слишком привыкла к удобствам.
— Мне хотелось бы повидаться с друзьями, прежде чем я вернусь в Башню, — сказал Ваэлин. — Вы не могли бы сопроводить меня?
— Разумеется, милорд, — ответила Дарена. Она немного помолчала и рассмеялась.
— Госпожа?
— Так, ничего. Просто вспомнила слова брата Келана: «Они прислали нам ястреба войны». А оказалось, что прибыл миротворец.
Той ночью он сел отдельно от костра, у которого расположились Дарена, капитан Орвен и женщина-эорхиль. Отошёл подальше, чтобы не мешали их голоса, и запел. Первым делом отыскал свою сестру. Та была в комнате, в башне, и рисовала в своей обычной нервной, но точной манере: на холсте постепенно проступала гавань, корабли, моряки. Девушка была совершенно захвачена работой, но её одиночество огорчило Ваэлина.
Затем, в первый раз за все время, он попытался вызвать Риву. И с облегчением увидел, что беглянка жива. Она с отсутствующей миной слушала какую-то пышногрудую женщину, держащую в руке свиток. Комната походила на библиотеку, в окно которой Ваэлин разглядел двойной шпиль собора Алльтора. Было непривычно видеть Риву в платье, девушка явно извелась уже от неудобного наряда и откровенной скуки. Женщина показалась Ваэлину чем-то знакомой. Недовольство Ривы всё возрастало, и вдруг она рявкнула что-то, без сомнения — грубость. Но женщина лишь рассмеялась и развернула следующий свиток.
Каэниса он нашёл в лагере королевской гвардии, тот держал совет с другими офицерами Бегущих Волков. Это напряжённое выражение лиц Ваэлин знал прекрасно: лица мужчин, отправлявшихся на войну. «Опять волнения в Королевстве? — подумал он. — Или что похуже?»
Впрочем, сам Каэнис казался беспечным, как всегда перед надвигающейся битвой. Он с памятной Ваэлину уверенностью раздавал приказы. Но при взгляде на брата в песни появилась скорбная нота: Ваэлин знал, что последние их слова, сказанные друг другу, продолжают мучить его.
Аль-Сорна продолжил петь, чувствуя подступающий холод, который вскоре заставит его прекратить пение. Он бросил последние силы на поиски Френтиса — но вновь потерпел неудачу. Песнь обратилась какой-то какофонией, картинка рассыпалась на мелкие чёрточки: груда камней в заросшей кустарником пустыне, горящий дом, корабль, входящий в порт... Последний образ оказался самым цельным, пусть видение и длилось всего несколько мгновений. По волнам медленно плыл корабль с потемневшими от времени парусами и обшивкой, и мелодия сразу зазвучала зловеще...
Холод разлился, вытягивая из тела последнее тепло,
и Ваэлин понял, что пришло время остановиться. Он уже открывал глаза, пытаясь заставить песнь замолчать, но она продолжалась помимо его воли: дорога, идущая по Урлишскому лесу, золотоволосая молодая женщина на пони едет во главе кавалерийского полка, и высокая лоначка скачет бок о бок с ней. Лирна... Принцесса даже похорошела за прошедшие годы. Кроме того, какими бы ни были пережитые ею испытания, они добавляли к её облику нечто, превосходящее обыкновенную красоту. В её манерах появилось что-то новое, а то, как она смеялась, болтая с лоначкой, говорило об их искренней дружбе. Острый ум, который принцесса скрывала прежде, теперь ясно светился в её глазах, и смотрела она непривычно раскованно. Песнь зазвучала с новой силой, лицо Лирны заполнило собой весь разум Ваэлина, а зловещая нота, возвестившая о приближении старого корабля, все тянулась и тянулась, пока не превратилась в визг...Ваэлин закашлялся, по подбородку текла кровь. Его вырвало, он в изнеможении лежал на спине и дрожал от смертного холода.
— Не двигайтесь, милорд, — послышался шёпот Дарены. Ваэлин почувствовал её тёплые пальцы на своём лбу, женщина нахмурилась. — Боюсь, наделали вы глупостей.
— Когда я жила с сеорда, то познакомилась с одной женщиной. Низенькой, очень старой, но все племя от мала до велика оказывало ей глубочайшее почтение. — Дарена подкинула дров в костёр, и Ваэлин, кутаясь в плащ, присел к огню так близко, как только возможно. Он успел немного согреться, но до сих пор дрожал. — Я почувствовала её дар, — продолжала Дарена, — а она — мой. Сеорда не такие, как мы, они спокойно рассуждают о Тьме, исследуют её, пытаются понять, пусть истина до сих пор и недоступна даже мудрейшим из них. Эта женщина кое-что поведала мне о природе нашего дара: она говорила, что чем сильнее дар, тем выше цена, которую ты платишь. Поэтому сама она редко им пользовалась: её дар был настолько велик, что каждый миг, когда она заглядывала во Тьму, приближал её к смерти, а она хотела ещё увидеть, как вырастут внуки. Лишь однажды я была свидетелем того, как она пользуется своим даром. Летние пожары — обычное дело в тех непроходимых лесах. Деревья сохнут, превращаясь в трут, и достаточно одного удара молнии, чтобы занялось всепожирающее пламя. Сеорда пожары не беспокоят, напротив, они считают их благом: леса прореживаются, охотиться становится легче, а на пепелище вырастают молодые, сильные деревья. Но иногда пожар слишком велик, или же сталкиваются два пожара, и пламя становится настоящим бедствием, разрушая больше, чем способно породить. То лето выдалось очень жарким.
Начавшийся пожар двигался так быстро, что от него нельзя было убежать. Словно голодный зверь, огонь перепрыгивал с дерева на дерево, все мы вот-вот должны были стать его пищей. Пламя окружило становище со всех сторон, мы находились посреди огненного круга, и мои братья и сестры запели песни смерти. И тогда вперёд вышла эта маленькая старушка. Она не пела, не делала каких-либо жестов, просто стояла и смотрела на огонь. И вдруг небо почернело. Налетел ледяной ветер, принеся с собой дождь. Дождь такой силы, что его струи валили людей на землю. Я даже испугалась, что мы, избежав опасности сгореть заживо, вместо этого утонем. Когда вода встретилась с огнём, густой пар окутал лес плотной завесой. Потом он исчез, потух и огонь, оставив после себя влажные чёрные пеньки. Старая женщина лежала на земле и истекала кровью, точь-в-точь как вы только что.
— Он-на выж-жила? — стуча зубами, выговорил Ваэлин, растирая замёрзшие руки.
— Да, — кивнула Дарена и улыбнулась, — но прожила всего несколько месяцев. И, насколько мне известно, до смерти больше не пользовалась своим даром. Странно, но лето закончилось мгновенно, в тот самый день. Солнце и жара сменились ливнями и ветром, и только золотая осень принесла облегчение. Старуха объяснила мне, что слишком сильно нарушила равновесие, и требовалось время, чтобы все пришло в порядок. — Дарена протянула руки к огню, растопырила пальцы. — Наш дар, милорд, — это всего лишь мы сами. Он не приходит извне, он — часть нашей сути, как мысли или чувства. И, как любому усилию, ему требуется топливо, которое сгорает и питает его. Пока наконец огонь не выжжет нас дотла. — Она отдёрнула руку, лицо посерьёзнело. — Как ваш Первый советник прошу вас впредь быть осторожней.