Владыки Безмирья

 - Поэтому нас не оказалось в общежитии, когда взорвался котел, - объяснял я.
– Когда пожар начался, я был далеко, но зарево увидел, пошел к нему, понял, что ничего из вещей спасти не удастся, и ушел.

 - Почему ты не пришел в училище?
– спросил Боггет. Он достал кваса, налил себе и мне.

 - Я пошел к Риде. Хотел поговорить, извиниться... Но просто постоял у въезда в поместье и ушел. Я пошел к училищу. По дороге я встретил Арси и Вена с приятелями...

Дальше я решил ничего не скрывать. Я подробно рассказал о том, как мы с Арси нашли израненного всадника, отнесли его в лавку отца Селейны, как я получил странное распоряжение и как на лавку пытались напасть. Я сообщил Боггету, что обратился в стражу сразу же, ночью, и он одобряюще кивнул. А вот то, что было после этого, пересказывать было очень сложно. Наш с Арси поступок теперь казался мне вопиющей глупостью, которая каким-то неведомым образом окончилась кошмаром.

 - ...И тогда канцлер объявил Риввейну, что тот подозревается в государственной измене и арестовывается. Поднялась суматоха, я растерялся, как-то оказался на улице. А потом отправился в училище. Я не знал, что надо было делать, и...

Я сказал что-то еще, поймал себя на том, что оправдываюсь, будто бы в чем-то виноват. Я и в самом деле был виноват - в том, что бросил Арси. Я замолчал. Боггет задумался.

 - Не сходится, - произнес наконец он.

 - Что не сходится?
– настороженно спросил я. Мне не понравилась мысль о том, что Боггет подозревал меня во лжи. Но он только устало поморщился.

 - Не обращай внимания, к тебе это не имеет отношения. Это все?

 - Да.

 - Ладно, - он поднялся с табурета, на котором сидел.
– Иди сейчас к коменданту, пусть устроит тебя в какой-нибудь угол. Территорию училища тебе лучше пока не покидать.

Я встал тоже.

 - Мастер Боггет, что у меня на руке?

Он нахмурился, посмотрел на мое запястье, словно мог увидеть сквозь ткань то, что было спрятано под повязкой.

 - Это... Заклятье. Послание, заклятое особым образом. Прочесть его может только тот, у кого есть ключ - словесная формула или какая-то вещь. Но увидеть может каждый, кто владеет магией на продвинутом уровне или у кого есть специальный артефакт.

Я посмотрел на свою руку.

 - Я не вижу, - сказал я.

Боггет ухмыльнулся.

 - Может, оно и к лучшему. Все, иди. Помни, что я тебе сказал.

На том мы и разошлись. Я отправился к коменданту, и тот сразу же отвел меня в новую комнату, рассчитанную - чудо!
– на одного человека. Комната была угловая, длинная и узкая, так что умещалась в ней только простая кровать и стол, приставленный к единственному окну. Но я был рад, что у меня снова есть крыша над головой, а соломенный матрас с подушкой и одеялом и сероватое казенное постельное белье так и вовсе делали меня счастливым. Понадобится, конечно, еще хотя бы одна смена одежды и книги, но это дело наживное. Кто бы мог подумать, что всего через несколько часов одиночество, столь редкое в условиях студенческого общежития, совсем не будет меня радовать...

Остаток дня я провалялся на постели. В училище вот-вот должны заговорить об аресте Риввейна-старшего, и хорошо было бы написать Риде короткую записку и отправить с кем-нибудь, но я так и не решился это сделать. Я отдохнул, немного успокоился. Но чувство тревоги так до конца и не оставило меня и к вечеру стало снова усиливаться. А в сумерках за мной пришли.

Когда я, лениво подумывая о том, что неплохо было бы пойти поужинать, стал проваливаться в дрему, ко мне в комнату постучали. Это был один из воспитателей. Он сказал, что меня хочет видеть ректор и мне следует немедленно к нему прийти. Я послушно поднялся с постели и пошел вместе с воспитателем, который отчего-то решил проводить меня. Скорее всего, ректор хотел поговорить со мной о вчерашнем пожаре, или, может быть, узнав о случившемся, в училище пришел мой отец. В любом случае, вряд ли меня ожидало что-то неприятное... Так я думал.

Подходя к кабинету ректора, мы столкнулись с двумя мужчинами в темных одеяниях, которых провожал один из помощников коменданта. Я старался не смотреть на них, но, когда воспитатель открыл передо мной дверь кабинета, я услышал пару слов, которым он перекинулся с помощником. Тихо, но отчетливо прозвучало:

 - ...Орден...

Я задержался у порога, пропуская посетителей. Вперед членов Ордена лезть не следовало. Потом вошел помощник коменданта, следом за ним - мы с воспитателем.

Кабинет ректора был небольшим, отделанным простыми зелеными обоями и пропахшим слежавшимися сыроватыми книгами. Слева стояли шкафы со стеклянными витринами, в которых были выставлены чучела разных редких тварей - символы нашей ведьмачьей работы. Чучела были пыльные, побитые молью и совсем не страшные. На стене справа висело две картины, изображающие пасторальные пейзажи. В простенке прямо напротив двери висел королевский герб. Ректорский стол, занимавший значительную площадь кабинета, темный и тоже как будто бы отсыревший, был заложен пухлыми папками, конторскими книгами и листами с записями. Он стоял так, чтобы ректор, сидя за ним, мог видеть входящих. Оказавшись в кабинете, я заметил, что у ректора уже был один посетитель: сухопарый, не старый еще человек в простом коричневом камзоле стоял около окна, погладывая во двор.

Когда мы вошли, в кабинете сразу стало очень тесно. Безошибочно угадав, кто к нему пожаловал, ректор поднялся со своего места.

 - Господин Маунтен, это господа Арим и Рэндл, они здесь по поручению Ордена высших искусств. Они интересуются...
– заговоривший было помощник коменданта замешкался и скосил глаза на меня. В этот момент один из адептов выступил вперед, как того требовал этикет, ударил себя кулаком в грудь. В воздухе появился витиеватый серебряный знак, свидетельствующий о том, что его носитель - маг, специализирующийся на работе с информацией. Мне было почти интересно, кто второй. Между тем первый заговорил:

 - Добрый вечер, господин Маунтен. Приношу свои извинения за наш поздний визит, но дело не терпит отлагательств. Нас интересует один из ваших студентов, Сеймор Коулф. Я полагаю, это он?
– магик кивком головы указал в мою сторону и тут же снова посмотрел на ректора.
– Нам предписано немедленно доставить его в Орден в связи с целым рядом инцидентов, произошедших в городе.

Ректор выслушал его молча. Он держался молодцом - мне казалось, что ему сейчас отчего-то гораздо страшнее, чем мне. Не то чтобы я вовсе не ощущал страха или паники. Просто я вдруг оказался как будто бы отстраненным от своих собственных чувств и ничего не мог с этим поделать.

 - Господа адепты...
– начал ректор. Но тут заговорил другой посетитель ректора.

 - Господа адепты опоздали, - сказал он.
– Этот юноша оказался участником событий, Ордена совсем не касающихся. Впрочем, если уважаемый Орден озаботиться оформлением соответствующего запроса, то интересующий его юноша вполне может быть направлен к ним. Несколько позже.

 - А, господам из Канцелярии Его величества снова мерещится государственная угроза, - брезгливо заметил адепт.

 - Всегда к Вашим услугам, - посетитель слегка склонил голову. Выглядело это почти оскорбительно.

Я наблюдал за перепалкой представителей двух облеченных властью структур с неуместным внутренним ликованием: надо же, они оспаривают меня друг у друга. Я и мечтать не мог о таком интересе к своей скромной персоне, даром что закончиться все это могло довольно удручающе... Задумавшись, я пропустил несколько реплик. Меня вернула к действительности робкая фраза ректора:

 - Может быть, юноше лучше еще какое-то время оставаться в училище? Сегодня он весь день провел здесь. Я уверен, мы сможем обеспечить...

Не дослушав, я умилился - никогда бы не подумал, что ректор готов вступиться за меня. Даже если он всего лишь заботиться о репутации училища или о своей собственной судьбе, все равно приятно. Но посетитель из Канцелярии жестко оборвал его:

 - Нет. Решение окончательное и оспорено быть не может. С вашего разрешения, я провожу юношу. А господа адепты могут сопроводить нас. Так они могут выполнить свои прямые обязанности. Что же касается возможностей дальнейшего сотрудничества...

Я понял, что судьба моя решена. Что ж, Орден - значит, Орден. Я не был ни в чем виновен, и бояться мне было нечего. Пусть впереди меня не ждало ничего приятного, в итоге справедливость должна восторжествовать.