Владыки кошмаров
Шрифт:
Под это все, вновь начав движение, и не заметил, как внизу уже можно было разглядеть, что заменяло здесь пол. Сплошной кусок стекла, граненный, идущий застывшими волнами и абсолютно черный. Зрение кошмаров имело свои особенности и в сравнение с человеческим наверняка, казалось бы, дефектным, но, все же, имело и свои плюсы. Обширная гладь внизу простиралась от стены до стены и мела в толщину несколько метров, на глаз мог лишь судить примерно о трех, но, ни из чего она была, ни как образовалась, не имел ни малейшего представления. И что было хуже всего, в округе, куда достигал взор, из кошмаров присутствовали только мои. Белый облазил все стороны настолько далеко, насколько позволял его поводок, но тщетно. Захотелось взвыть от бессилия, столько усилий и все зря, когда внезапно на самом краю сознания замаячила искорка надежды. Низ, я ведь не смотрел внизу, там, за стеклом. И тут же, нырнув в Тень, ринулся насквозь, пожирая пласты пола метр за метром. И когда уже казалось, что и это окажется напрасным, увидел то, в чем с таким отчаянием нуждался.
Глава 17
Я
По всему выходило, что жизнь мне спасли именно недавние наработки, смягчившие удар и отбросившие тело в сторону, затем вновь смягчившие и еще раз швырнувшие вверх. Но первое касание запомнилось навсегда и перекрыло все последующие, так меня еще никогда не прилаживало. И я поклялся себе, во что бы то ни стало доработать амортизационную суть фамильяра, с испытаниями и всем таким. А пока лишь лежал, свернувшись калачиком, и чуть не скулил от накатывающей волнами дурноты и крепко закрыв глаза, чтобы не сойти с ума от хоровода черных клякс, тут же выстраивающихся в очередь ради глумления над дураком. И, по-видимому, таки зря.
Очередной брошенный в пространство взгляд чуть не вырвал из горла истерический вскрик, жалобный, почти женский, но горло вовремя сжалось, а губы сомкнулись и не выпустили наружу свидетельство позора. Кошмарная тварь уже не была там, где и должна, нет, чудовище находилось около меня в каких-то пяти-шести метрах и с явным упорством разглядывало местность у себя под ногами. Меня оно пока не видело, но явно знало, где-то здесь.
И именно теперь мне удалось рассмотреть его получше. Ох, лучше бы я этого не делал, каждая секунда взгляда, оставленная на нем, зарождала в душе очередное зерно страха, буквально заполняя нутро липким, мерзким ощущением собственного бессилия и ничтожности. Монстр возвышался надо мной, как взрослое, многолетнее дерево над молодой незрелой травинкой, буквально пару дней назад пробившейся через последний пласт тверди к поверхности. В центре находилось нечто похожее на брюхо и по форме напоминающее деформированное яйцо, выгнутое и слегка сплющенное. Причем размеры имело такие, что, вполне могло вместить в себе небольшой автобус, а то и два. Во все стороны от него отходило вниз множество конечностей, как если бы сороконожку укоротить раз эдак в десять, но лапы оставить все, непонятным образом впихнув в общую кучу. И все это кошмарное хозяйство беспрестанно шевелилось, переступало, а то и вовсе задиралось с непонятной целью куда-то вверх, открывая свое отвратительное тело. Длина жутких лап достигала метров двадцати, а то и больше, мой больной разум уже не справлялся с подсчетами, даже прикинуть толком не получалось, переживая одну волну страха за другой. Иногда тварь опускала свои конечности в такой близости от моего бренного тела, что я, позабыв о несопоставимости наших миров, начинал прощаться с жизнью. Страхом из меня плескало дай бог, только и того, что хватало сил не орать, но и только.
Сколько так провалялся, понятия не имел, казалось, прошла целая вечность, и тело уже давно должно было истлеть и рассыпаться прахом. Даже к присутствию нереального монстра стал привыкать, не дергаясь при каждом его более-менее резком движении. И страх, он хоть не отступил, но стал более щадящим, что ли, по крайней мере, обмочился я всего лишь два раза, о чем даже вспоминать не хотелось. Даже сесть удалось со временем, когда внутри успокоилась буря, терзавшая нутро, и конечности вновь вернули себе былую чувствительность. А когда мозг, наконец, начал здраво мыслить, оказалось, что паниковал-то я зря, и ничто не мешает мне выпростать плети, подняться до потолка и быстро-быстро скользнуть прочь, вверх, подальше отсюда. Тварь ведь не настолько была прикормлена, что бы проявить меня в своем видении, не так ли?
Спустя секунду орал так, что должны были полопаться щеки, треснуть горло, выпустив наружу хлещущий поток крови, но все было тщетно, меня целенаправленно и безостановочно поднимали вверх, как какую-то букашку, случайно попавшую под руку и заинтересовавшую своим необычным видом. Я бы назвал это законом подлости, что накаркал, или, что просто нельзя упоминать лихо, пока все более-менее тихо. Но в тот самый момент, когда голову посетила мысль о прикорме, тварь словно включилась, дернулась всем своим множеством чудовищных конечностей, и одна из них тут же, молниеносно вцепилась в меня. Вернее, замерла над головой, а потом ее конец расслоился, образов нечто вроде кошмарного то ли рта, то ли сонма щупалец, но все это многообразие ужаса
обвило по рукам и ногам в считанные мгновения и вознесло вверх. Вот тогда я и не выдержал, заорав во все горло и принявшись метаться в тщетных попытках ослабить чудовищную хватку. Но куда там, блохе нечего противопоставить слону, она может лишь пищать, прощаясь с жизнью, и остервенело моля о спасении всех своих богов.А потом начался настоящий кошмар, просто ужас, я позабыл о Фамильяре, о Белом, о своей броне, ничего не значащей в таких масштабах, и просто испытывал дикий, душераздирающий страх, наблюдая, как в яйцевидном теле раскрывается невозможных размеров пасть. Собственно, все туловище этого чудовища и было пастью, сплетающегося сонмом щупалец в некое подобие брюха. И сейчас весь этот ужас расплетался мне навстречу, конец был близок.
Не знаю, откуда во мне это тогда взялось, позже сколько не ломал над этим голову, всегда приходил лишь к одному единственному выводу - эффект загнанной в угол крысы. Но в каком-то десятке метров от разверстывающегося чрева твари, изнутри вдруг хлынула нереальной волной ярость. Она не смыла страх, нет, меня по-прежнему трясло и колотило, и было бы чем, мочился бы безостановочно. Нет, она лилась параллельно, сначала ручейком, затем потоком, а далее хлынула и водопадом, вырываясь наружу и метя к одной единственной цели, туда, в кошмарную и жуткую пещеру пасти, словно раскаленная река, сжигающая все на своем пути, если бы только могла. И горло рвалось и надрывалось уже отнюдь не бессвязно, я грозил и проклинал тварь страшными муками, обещал грызть и жрать его изнутри живьем, доставляя столько боли и агонии, сколько вообще может вместить в себя эта вселенная.
– Убью тебя, сука! Разорву, сожру, тварь! Уничтожу!
– а черный зев все приближался и приближался, неумолимо, безостановочно.
Под конец разъярился настолько, что неосознанно сформировал из Фамильяра челюсть и принялся грызть обвившие меня щупальца, впиваясь в них как своим кошмаром, так и собственными зубами. Они крошились, принося нестерпимую боль, и я ярился еще больше, ломая их один за другим. И отчетливо запомнил момент, когда сверху и снизу прошли края пасти чудовища, как они стали смыкаться, а сдерживающие меня путы ослабли, сначала немного, потом больше и, в конце концов, ощутил, что падаю куда-то вниз. И последнее, что запомнил, это собственный крик:
– Подавись, сука!!!!
– и мир померк.
Как же хреново пережирать больше, чем влезает. Это было первым, что возникло в израненном ранее страхом и яростью мозгу. Накипь эмоций словно образовала какую-то пленку внутри и снаружи меня, позволяя ощущать совсем не то, к чему привык за все свое существование. Но хуже всего было, несомненно, чувство лопающейся печени, сердца, желудка, трещащих от натуги кишок - все нутро будто выдерживало нереальные перегрузки. Но я ведь не ел ничего, даже выблевал то, что было. И это тут же вернуло разум к действительности. Глаза раскрылись, подобно крыльям перепуганной бабочки, мгновенно обшарили мрак пещеры и недоуменно уставились в пустоту. Чудовища не было. Нигде. А потом жуткая тяжесть где-то внутри вырвала из глотки сдавленный стон и заставила свернуться калачиком. Хотелось вскрыть живот и выпустить все наружу, или сдохнуть, одно из двух. Меня распирало так, словно вот-вот наступит конец, и хуже всего оказалось то, что это были ощущения не моего организма. Так бы я подох довольно быстро, с такими-то муками. Нет, чувство переполненности исходило из той моей части, в которой привыкли отдыхать мои кошмары. И сила корежащих меня ощущений оказалась настолько велика, что создавалась иллюзия, будто бедствие терпят и внутренние органы, и кожа, и даже пространство вокруг меня. Здесь все содрогалось и плыло, толкалось и билось так, словно я утлое суденышко, а в мои борта без остановки лупят и лупят несколько чудовищных цунами, да все никак не опрокинут и не пробьют. В общем, жизнь стала дерьмом, и с каждым мгновением это ощущение лишь крепло.
Потом я задремал, не знаю как, но, видно, разум настолько утомился от всего этого, что просто выключил подачу электричества, ввергнув меня в спасительный мрак. Потом было пробуждение и вновь ощущения того, что меня, маленькую и ничего не стоящую песчинку перетирают между двумя чудовищными жерновами, медленно так, основательно, что б прочувствовал каждую секунду агонии. В общем, ужас, ужас и еще раз ужас.
Очередное пробуждение застигло врасплох, тело сотрясали конвульсии, словно изнутри-таки решили больше не ютиться в тесноте и, наконец, выбраться наружу. Что будет с несчастной оболочкой никого, естественно, не волновало. И что еще поразило, мои собственные кошмары вели себя ниже травы, тише воды. То, что Белый сейчас сидит там, внутри, не вызывало ни капли сомнения, но отклик от него приходил еле слышный, вязкий и какой-то приглушенный, что ли, будто нечто не давало в полной мере обратиться к кошмару. Зато тут же пришел отклик иного рода, от которого мне поплохело еще больше и стало так хреново, что я взвыл. Раньше ведь то была лишь догадка, с сомнениями, с надеждами, без определенности и подтверждений. Я ведь даже и мысли никогда не имел, даже намека на то, что бы приручить эту тварь. Это было бы настолько же идиотским и глупым, как самоубийство или, что еще хуже, позволить себе утонуть в Тенях, потеряв себя и свою душу.
И вот, теперь, без сомнения и со все нарастающей паникой, мог констатировать - оно во мне, и оно мое. И скоро я лопну, не выдержав его объема, силы или по какому признаку они там все умещаются. А ощущать, как оно довольно сучит лапами, пристроившись на одной из стенок, оказалось подобно шоку, крепнущая с каждым мгновением связь теперь позволяла и это, так что сознание тут же нарисовало четкую картинку происходящего. И вот тут меня осенило, какая стенка? Какое, прилепилось к одной из них? Неужели во мне настолько огромное пространство, что подобное существо не заняло его всего целиком? Тогда отчего же прет и плющит так, словно разрожусь кровавыми брызгами с минуты на минуту?