Владыки света
Шрифт:
«А теперь,— думал Майкл, — я на собственной шкуре ощущаю, что значит гнев бога. Для богов мы то же самое, что мухи для шаловливых мальчишек. Они убивают нас ради развлечения».Но ведь это его собственная фантазия, не так ли? Его никто не убивал, а Соломон к тому же прямо у него на глазах убил его врага. Что им нужно? Что они хотят ему показать?
Майкл почувствовал, что испытывает сильный голод и жажду. Несколько придя в себя, он подумал, не выйдет ли у него рывком подобраться вместе с опрокинутым стулом поближе к двери, чтобы постучать в нее ногами. вряд ли, но нужно было попробовать. Затратив титанические усилия на то, чтобы продвинуться на один дюйм, он вернулся к размышлениям.
Он решил зайти с другого
Ясность его построений поразила Майкла. У него появилось странное чувство, что эти мысли возникают сами собой, словно будучи навеяны извне его мозга, но голос, звучавший в его голове, был его собственным, не чужим. Стоп… он теряет нить. Майкл сделал глубокий вдох и вернулся к тому месту, на котором оборвались его мысли.
Единственный путь отсюда — вперед. Что это значит? Он пытался оставаться в стороне, но события неумолимо настигали его. Он пытался бороться с врагом, перехитрить его, в моменты слабости даже соглашался уступить и позволить буре пронестись над своей головой. Это ничего не изменило. Значит, все это было либо одинаково опасно, либо одинаково безвредно. Каким-то образом Тридцать шестьчувствовали себя в безопасности. Таково было единственное решение, совершенно новое для сознания Майкла, и он сосредоточил свое внимание на нем.
Каким непостижимым образом мир мог быть в безопасности, имея в себе Исмаила? Это все равно что сказать, что мир может быть в безопасности, имея в себе зло. Неужели Тридцати шестиудалось решить проблему зла?
В дверь постучали. Дверная ручка задергалась — кто-то пытался войти.
— О, заперто! Кто это еще там? — подозрительно спросил приглушенный голос. Майкл замычал, но стоявший перед дверью перестал дергать ручку. «Попробуй еще раз,— мысленно произнес Майкл, велев себе успокоиться и не пытаться бороться. — Там не заперто. Там открыто».
Он увидел, как дверная ручка вновь задергалась и на этот раз провернулась. Сутулый, грязный мужчина вошел внутрь и остановился в изумлении. На нем были поношенные секонд-хендовские кеды без носков — это все, что Майкл смог увидеть без риска свернуть себе шею.
— Ты чё делаешь в моей комнате? Что ты здесь, вот это, лежишь? Спорю, копы не знают, что ты здесь.
Майкл подавил в себе желание заерзать или как-либо протестовать. «Ты не боишься. Это хорошо».После долгой паузы кеды подошли ближе. Подняв голову, Майкл увидел тупо уставившиеся на него налитые кровью глаза. Нижнюю челюсть покрывала жесткая седоватая Щетина, где длиннее, где короче — результат достаточно Давнего и небрежного бритья. Мужчина, очевидно, был бездомным, этой язвой нового тысячелетия — алкоголиком, а то и наркоманом, больным, наматывающим круги по бесплатным столовкам и ютящимся возле калориферов. Но он говорил с нью-йоркским акцентом, что давало Майклу первый за долгое время ориентир.
Майкл закрыл глаза и ушел в себя. Секунду спустя он почувствовал, как с его рта осторожно сдирают липкую ленту.
— Э-э, Майки, тебе погано? Я тут вышел на угол купить… малость супчику, да. Говорил я тебе, не завязывай так вот резко, тебе плохо будет…
Бродяга умолк.
— Развяжи меня, слышь, дружище, — сказал Майкл.
— Пальцы бродяги принялись ковыряться в узлах, понемногу освобождая запястья Майкла.
— Как это ты вот это упал? — бормотал бродяга.
— Так все потому, что ты меня привязал, помнишь, да?
Говорил я тебе, что одними корчами тут не обойдется. Я здорово стукнулся.Небритый, в дешевой грязной одежде, Майкл прекрасно подходил на роль персонажа этой истории, каким бы образом она ни свалилась на его голову. Когда его руки оказались свободны, он самостоятельно развязал ноги и встал, принявшись яростно массировать плечо, на которое упал.
— Спасибо тебе, приятель. Я этого не забуду, слово даю.
— Ой, да какие проблемы, Майки, — сказал мужчина.
К Майклу, он, однако, утратил всякий интерес, перенеся таковой на металлическую койку, повалившись на которую он тут же отключился. Майкл задержал на нем взгляд. Несмотря на укоры совести, он не мог позволить себе вызвать кого-нибудь из служителей. Лучше найти телефон-автомат и вызвать скорую помощь. На обшарпанном шкафу он заметил знакомый предмет — свой жилет. Он взял его. Карманы жилета оказались набиты американскими деньгами. Майкл взял пару двадцаток и положил их на койку.
— Возьми, и да хранит тебя Бог, — прошептал он.
В коридоре воняло плесенью и дезинфекцией еще похлеще, чем в комнате. В конце коридора оказалась лестница, и Майкл спустился по ней. На лестничной клетке было пусто. Он прошел по коридору, не обратив на себя внимания дежурного, смотревшего телевизор в своей будке с зарешеченным окошком. На улице он увидел припаркованные автомобили с нью-йоркскими номерами. Самое большее, что он смог понять, — это то, что оказался в Алфабет-сити в Нижнем Ист-сайде Манхэттэна. Дул ледяной ветер. Майкла в его футболке пробирала дрожь; он потерял свою курточку, купленную на базаре, когда они со Сьюзен зашли туда приодеться.
Сьюзен?
У него мелькнула сумасшедшая мысль, что если он Двинется к окраине, то на каком-нибудь углу непременно встретит Сьюзен, и та, увидев его, расплывется в улыбке.
Но на этот раз магия мысленного пожелания не сработала, и Майкл продолжил свой путь, растирая замерзшие руки.
«Зима. Зачем сейчас зима?»Вопроса «почему» он уже себе не задавал. Возможность оказаться в каком-нибудь странном времени или ином климате воспринималась им теперь как данность. Возможно, это был способ уберечь его от опасности. Нет, скорее это проверка, испытание. Они ускоряли ход времени или вырезали из него куски, чтобы подвести его к критической точке, словно пролистывая страницы книги ради приближения кульминации. «Это зима тревогинашей». Выбрать такое время года, когда природа, пусть мельком, напоминает людям о благообразности, было вполне в духе Исмаиловой любви к символам. Спустя двадцать минут бесцельных блужданий Майкл пересек Боуэри и очутился на Бродвее чуть выше угла Хьюстон-стрит. Продавцу отдела спортивных товаров в универмаге на углу не особенно понравился внешний вид Майкла, но он продал ему пуховую парку, вязаную шапочку и ботинки. По привычке Майкл попробовал расплатиться своей кредитной карточкой, и та, как ни странно, оказалась в порядке.
Он вышел на улицу и удивился отсутствию вокруг каких бы то ни было сюрпризов. Заурядность обстановки показалась ему чуть ли не угрожающей: привычные рекламы на стенках автобусов, рабочие в лыжных масках на лицах, ремонтирующие вентиляционную трубу, автомобили, играющие у светофоров в кошки-мышки с пешеходами, нимало не смущающимися тем, что еще немного — и они оказались бы на асфальте. Майкл шел, глядя под ноги, и размышлял, что ему делать дальше.
Со свинцового неба неторопливо падали и тут же таяли маленькие снежинки. На противоположной стороне улицы Майкл увидел газетный киоск. «Узнать, что ли, все плохие новости разом»,— подумал он. Но, спросив у закутанного индейца за прилавком «Тайме», он не обнаружил ни одного пугающего заголовка, ни одного даже упоминания о Ближнем Востоке. Перебирая наудачу газеты, он бросил взгляд на «Пост» и вздрогнул. Заголовок гласил: «БЛАГОДАРНЫЙ РУДИ [29]ОТКАЗЫВАЕТСЯ ОТ ОБВИНЕНИЙ В ЗАХВАТЕ ВЛАСТИ». Всю остальную площадь страницы занимала фотография, на которой Исмаил обменивался рукопожатием с мэром на ступенях здания муниципалитета.