Власть в Древней Руси. X–XIII века

Из летописного текста следует, что совет зол или вече собрали не рядовые полочане, а имущие, которые предполагали пленить князя на братчинном пире. В том совете были не только противники князя, но и сторонники («бяху приятеле Ростиславу»), которые предупредили его (видимо через его детского) о надвигающейся опасности.

Кроме больших общегородских вечевых сходок в летописи содержится значительное число известий о вечах менее масштабных, собиравшихся во время военных действий, будь-то осада города или военный поход. Таким, в частности, было владимиро-волынское вече 1097 г. Оно собралось во время осады Владимира войсками Володаря и Василька Ростиславичей для того, чтобы потребовать от Давыда Игоревича выдачи галицким князьям его злых советчиков Туряка, Лазаря и Василия. Как и в Новгороде, созвал их на вече колокольный звон. « И созвониша вче, и рекоша Давыдови людье на вч: „Выдай мужи сия“». [507] При этом они пригрозили князю, в случае отказа, открыть « ворота городу».

507

Там же. — Стб. 242.

Из этого можно сделать вывод, что вечники, обозначенные словом «людье», в действительности были теми, от кого зависела судьба осажденного Владимира. Предполагать здесь широкое представительство простых горожан вряд ли обосновано, поскольку город не находился в критическом положении, что могло бы вызвать их особую активность.

При условиях близких к владимирским состоялось вече в Звенигороде в 1146 г. Город осадили войска великого киевского князя Всеволода Ольговича и его союзников. Буквально на второй день звенигородцы собираются на вече и принимают решение сдать город. « А въторый день створиша вча звенигородьчи хотяче ся предати». [508] Исполнить это решение помешал воевода галицкого князя Володимерка Иван Халдеевич. Он арестовал трех «мужей», убил их, а трупы выбросил за крепостные стены. « Тмъ и загрози имъ. И начаша ся звенигородьци оттол быти безъ лсти». [509]

508

Там же. — Стб. 320

509

Там же.

Из летописного сообщения видно, что судьба осажденного Звенигорода решалась на вече, которым руководили знатные звенигородцы Об этом определенно говорится в Московском летописном своде. « Изнима(Иван Халдеевич — П.Т.) у них 3 мужи, иже бша началници вчю тому, и прескъ их на полы сверже съ града». [510] Согласно Ю. Гранбергу, решение о сдаче города не было спонтанно вечевым, но являлось инициативой небольшой группы людей, пытавшихся заручиться поддержкой горожан. Но достаточно было казнить трех человек, чтобы эта инициатива не имела продолжения. [511]

510

ПСРЛ. Т. 25. Московский летописный свод конца XV в. М.-Л., 1949. — С. 36.

511

Гранберг Ю.Вече в древнерусских письменных источниках. — С. 33

Любопытное свидетельство о вече содержится в статье 1185 г. Созвано оно было смоленскими воями, пришедшими с князем Давыдом Ростиславичем в помощь киевским князьям Святославу и Рюрику, готовившимся выступить в поход на половцев. Обнаружив, что непосредственной угрозы Киеву нет, смоляне на вече у Треполя решают вернуться в Смоленск. « Смолнян же почаша вче дяти, рекуще: „Мы пошли до Киева, даже бы была рать, билися быхом; намъ ли ино рати искати, то не можемь, уже ся есмы изнемогл“». [512]

512

ПСРЛ. Т. 2. — Стб. 647.

Ю. Гранберг, приведя сомнения исследователей о характере этого веча, склонился к мысли, что в статье 1185 г. возможно речь идет о том, что раздосадованные воины собирались группами и выражали неудовлетворение сложившейся ситуацией. [513] Из летописи такой вывод не следует. Скорее можно говорить об общем вече — военном совете, инициированном князем Давыдом Ростиславичем, который, судя по всему, и сам не склонен был надолго увязать в этой южнорусской антиполовецкой кампании. Находясь у Треполя и получив от Святослава приказ выступить в помощь переяславскому князю Владимиру Глебовичу, он не выполнил его. Не пришел Давыд со смоленским полком к объединенным дружинам Святослава и Рюрика и позже, из-за чего те также не смогли оказать должной помощи Владимиру Глебовичу. По существу, Давыд лишь прикрылся вечевым решением смоленской дружины.

513

Гранберг Ю.Вече в древнерусских письменных источниках. — С. 36.

Необычное вече состоялось в 1231 г. в Галиче. Его созвал Данило Романович, но было оно не общегородским народным собранием, а фактически советом ближайших сторонников князя. В летописи о нем сказано следующее. « В лто 6739. Самому же Данилу созвавшу вче, оставьшуся въ 18 отрокъ врныхъ, и съ Дмьяномъ тысяцкымъ своимъ, и рече имъ: „Хочете ли быти врни мн, да изииду на враги мое?“» [514] Трудно сказать, имеем ли мы здесь исчерпывающую информацию об участниках веча. Ведь если на нем присутствовал тысяцкий, то реальное число участников могло быть и большим, чем об этом говорится в летописи. Но определенно оно не было общегородским народным собранием, как называл его М. Ф. Владимирский-Буданов. [515] Судя по продолжению этого известия, на вече не только было выслушано вопрошание Данила о верности, но и состоялось обсуждение того, как действовать в условиях жесточайшей боярской оппозиции. В пользу этого свидетельствуют слова сотника Микулы, обращенные к князю: « Господине! Не погнетши пчелъ меду не дать». [516]

514

ПСРЛ. Т. 2 — Стб. 763.

515

Владимирский-Буданов М. Ф.Об истории русского права. Ростов на Дону. 1995. — С. 85.

516

ПСРЛ. Т. 2. — Стб. 763.

Ю. Гранберг полагает, что нет оснований видеть в этом вече некий орган, представлявший население города или земли. Скорее, это личная встреча князя и его приближенных, оказывавших ему поддержку. [517] Это действительно так, однако из этого не следует, что это собрание лишено политического смысла. Если бы это было так, Данило не собирал бы его. Оно понадобилось ему для того, чтобы заручиться поддержкой в предстоящем походе на двоюродного брата Олександра Белзского. Решение этого веча, по-видимому, оказало влияние даже на его недоброжелателей, которые вынуждены были принять участие в походе. « И Мирославу пришедшу к нему на помощь с маломъ отрокъ, неврнии же вси на помощь ему идяху, мнящеся яко врнии суть». [518]

517

Гранберг Ю.Вече в древнерусских письменных источниках. — С. 42.

518

ПСРЛ. Т. 2. — Стб. 764.

Завершить анализ летописных известий о вече хотелось бы известием, содержащемся в летописной статье 1176 г. Лаврентьевской летописи. Оно многократно комментировалось исследователями, но согласованного взгляда на него так и не определилось. В нем сказано: « Новгородци во изначала, и Смолняне, и Кыяне (и Полочане) и вся власти, якоже на думу на вча сходятся, на что же старишии сдумають, на том пригороды станнуть». [519]

Запись эта появилась в связи с конфликтом, имевшем место во Владимиро-Суздальской земле между новым городом Владимиром и старыми Ростовом и Суздалью. Летописец не может отрицать старшинства названных городов и, вместе с тем, не считает их претензии на какую-то особую правду справедливыми. « А зд городъ старый Ростовъ и Суздаль, и вси боляре хотяще свою правду поставити, не хотяху створити правды Божья». [520]

519

ПСРЛ. Т. 1 — Стб. 377–378.

520

Там же.

Для темы данного исследования не имеет значения, какие города летописцы относили к пригородам, а какие к городам. Здесь важной является политическая формула вечевого соподчинения. Может быть не столько реальная, сколько идеальная, а также хронологическая ее соотнесенность.

С. В. Юшков, полемизируя с В. И. Сергеевичем, основывавшем на этом известии свой вывод о повсеместном бытовании вечевых собраний старших городов и обязательности их решений для младших, категорически не соглашался, во-первых, с непременной обязательностью такого порядка, а, во-вторых, что под вечем следует понимать непременно широкое народное собрание. Нет никакого сомнения, утверждал он, что под киевлянами, черниговцами и т. д. следует понимать киевские, новгородские и др. власти, правящие феодальные верхушки. [521]

521

Юшков С. В.Очерки по истории. — С. 197.

Вряд ли С. В. Юшков корректен здесь в трактовке слова «власти». Это не правящие феодальные верхи, а волости, то есть земли. Назвав новгородцев, смолян, киевлян и, возможно, полочан, летописец продолжил эти перечисления фразой: «и все волости». Слово это является производным от слова «власть», но в данном контексте, как и во многих других случаях, означает все же землю. С С. В. Юшковым можно согласиться в том, что определяющей силой на вечах были верхи древнерусского общества, только доказательства этого содержатся не в этом слове. Они в утверждении летописца, что «боляре хотяще свою правду поставити». Не ростовцы или суздальцы, а именно бояре, т. е. те же власти.

Подводя итоги исследованию веча, С. В. Юшков пришел к выводу, что кроме Новгорода, оно нигде не было постоянным органом власти с ясно очерченной компетенцией. Вместе с тем, признавал за вечем большое политическое значение, нередко надолго определявшее внутреннюю и внешнюю политику. [522] Близкие выводы в последнее время высказал Ю. Гранберг. Правда, в отличие от С. В. Юшкова, отказал в институциональном характере и новгородскому вечу.

522

Там же. — С. 215–216.