Властелин ее сердца

– К черту вас, англичан, и ваших проклятых рыцарей! – На мгновение, глядя в эти бездонные зеленые глаза, Робби чуть было не забыл, кто она такая. – Вам не нужно рассказывать мне, что сделал бы рыцарь! Я знаю все об английском благородстве. Если вы считаете, что ваши соотечественники похожи на героев поэзии трубадуров, вы глубоко заблуждаетесь. Ваш король вложил мне в руку меч, когда я был немногим старше вашего племянника. Он пригласил моего отца и некоторых местных предводителей на переговоры – во время перемирия, – а затем предательски убил их всех.

Глаза Розалин расширились, она удивленно моргнула.

– Что бы я ни делал, – продолжал Бойд, – уверяю вас, ваши соотечественники поступали намного хуже. Напомнить вам о двух женщинах, которые висели в клетках на стенах английских замков более двух лет? Где, черт возьми, здесь благородство? Жена Брюса, его сестры и дочь до сих пор находятся в плену у вашего короля. Англичане больше пятнадцати лет делали все, чтобы уничтожить и разорить нас: опустошали наши деревни, захватывали наши замки, насиловали наших женщин и убивали наших мужчин. Поэтому, чтобы выиграть эту войну и увидеть свою страну свободной от английского порабощения, если мне потребуется ваш оруженосец, я, черт возьми, использую его. Чтобы выиграть войну, я готов почти на все, так что, возможно, вы вспомните об этом, прежде чем начать разглагольствовать о правилах и кодексах поведения, о которых вы ничего не знаете.

Она отпрянула назад от такого напора, но не испугалась:

– Бог мой, вы не более того, чем вас называют: Налетчик, разбойник, бандит!

Робби называли гораздо худшими именами, но почему-то ее слова задели его глубже и сильнее, чем он мог себе представить. В ярости он вскочил и потянул ее к себе. Это было ошибкой. Стоять рядом с ней было все равно, что попасть в крутой водоворот. Его чувства вспыхнули, как лесной пожар, зажегший его кровь. Он смотрел ей в глаза и мог поклясться, что видел трепетание жилки на ее шее. Робби с трудом удерживал себя, чтобы не коснуться и не погладить это место своим пальцем.

Он не мог понять, была ли Розалин испугана или возбуждена. Она сделала глубокий вдох – и словно электрический разряд проскочил между ними. Ее губы слегка приоткрылись, и это дало ответ на его вопрос: возбуждена. Горячая, мягкая, созревшая.

Робби смотрел на ее губы. Желание, такое яростное и сильное, охватило его, все мускулы его тела напряглись. Он был готов прижаться губами к ее губам.

Что, черт возьми, он делает?

Бойд отпустил ее и сделал шаг назад:

– На вашем месте я бы усомнился в том, что вы правильно оценили мой характер. Менее благородный человек призадумался бы над тем, чтобы принять ваше приглашение.

Глаза Розалин, похожие на яркие изумруды, сверкали от негодования. Леди Клиффорд могла казаться нежной и покладистой, но то, как она защищала своего юного племянника, показало, что она выпускает когти тигрицы, когда разъярена.

Обычно Бойд предпочитал женщин с характером – опытных, знающих, чего хотят. Нежные женщины казались ему скучными. Но это была ошибка, которую он уже не повторит. Ее нежность в сочетании с яростью были на удивление возбуждающими. Безумно возбуждающими.

– Приглашение? Бог мой, вы, верно, сошли с ума! Не знаю, что, по-вашему, вы увидели, но уверяю вас, я уже не наивная мечтательная дурочка, на которую может произвести впечатление щедрая демонстрация гибких мускулов. – Она мило улыбнулась, окинув взором некоторые из этих гибких мускулов. – Я перестала восхищаться громадными варварами, когда мне исполнилось семнадцать.

Когти и острый язычок в придачу. Робби одновременно и восхищался ее характером, и сомневался: говорит ли она правду? Не вообразил ли он себе все это?

Его глаза сузились, когда он подумал о другом. Семнадцать? Боже, сколько же ей было тогда?

Воспоминание о поцелуе, о котором никто из них не хотел упоминать, повисло в воздухе.

– Вам не было восемнадцати лет, – решительно сказал он.

Улыбка Розалин была определенно насмешливой, словно она знала, как ее ответ обеспокоит его.

– Нет, только шестнадцать.

Бойд скорчил гримасу и выругался. Это означало, что ей всего двадцать два. В сравнении с его тридцатью двумя она еще ребенок. Богу было известно, что за эти десять лет он повидал целую жизнь боли и страданий. Внезапно в глазах этой прекрасной девушки, такой молодой, невинной и сияющей, он почувствовал себя очень уставшим и очень старым.

– У вас есть время до утра, чтобы передумать. Но на вашем месте, леди Розалин, я принял бы предложение. Вам вряд ли представится такая возможность еще раз. Не думаю, что тяготы войны придутся вам по вкусу.

Розалин осталась. У нее даже не было сомнений на этот счет. Она никогда не оставила бы Роджера один на один с этими варварами и бандитами. Они оказались в этой ситуации вместе и вместе переживут ее. Не хотелось бы, правда, провести еще одну ночь на грязном полу в пещере с одним только пледом вместо одеяла.

Бойд был прав. Ей не нравились тяготы войны, особенно жизнь среди разбойников, без предметов первой необходимости. Ей и раньше путешествия казались утомительными, но тогда долгие переходы прерывались остановками в замках или в самом худшем случае в постоялых дворах, где у нее была своя кровать и слуги, готовые исполнить любое желание. Сейчас же у Розалин не было даже кувшина, чтобы умыться, или гребня, чтобы привести в порядок волосы.

Она полагала, что должна быть благодарна, что ей не приходится спать под открытым небом в окружении грубых варваров. Они с Роджером спали в пещере. Но трудно быть благодарной за маленькие милости, предложенные с такой грубостью.

Холодность Бойда задевала Розалин. Она не знала, каким ожидала его увидеть, но точно не таким ужасным и бесчувственным дикарем. Он превратился в камень – такой же, как его мускулы. Он казался оболочкой человека, которым когда-то был, сжигаемый жаждой мести и намеренный покорить врага любой ценой. Когда он обнаружил, что она сестра Клиффорда, это изгладило из его памяти доброе чувство, которое он, должно быть, питал за то, что она освободила его. Розалин не удивляло, что Бойд ненавидел ее брата и всех англичан. Ее поражала глубина этой ненависти и то, что она тоже была среди его врагов.

Как смел он так обращаться с ней после того, что она для него сделала?! Да пропади он пропадом! Розалин решила, что во всем этом есть и хорошее: он, безусловно, излечил ее от романтических фантазий. Она выйдет замуж за сэра Генри, когда эти испытания закончатся, и никогда не оглянется на прошлое.

Поскольку было ясно, что Бойд не намерен освобождать Роджера, мысли Розалин вернулись к возможности побега. Хотя им с Роджером позволяли спать вместе в пещере, как только они просыпались и собирались направиться к ручью, чтобы умыться, их разлучали. Роджер присоединялся к остальной группе, а Розалин давали несколько минут – несколько минут! – для уединения, чтобы могла справить свои потребности, умыться в ледяной воде и привести в порядок волосы, прежде чем перевязать их единственной потрепанной лентой, которая у нее осталась. Сегодня по зрелом размышлении она оставила волосы распущенными, а ленту спрятала в кошелек, который висел на тонком кожаном поясе, завязанном на талии. У нее родилась идея.

Лучшей частью утра, однако, был момент, когда Розалин вернулась в лагерь и узнала, что больше половины мужчин уже уехали, включая – к большому их с Роджером облегчению – Черного Дугласа. Очевидно, они повезли добытое во время пиратских набегов Роберту Брюсу – на север. Ее и Роджера повезли в другое место. Их похититель был не слишком разговорчив, но, судя по тому, что они ехали на юго-запад, пугающий Эттрик-форест казался наиболее вероятным пунктом назначения.

Другим приятным моментом этого утра было известие о том, что ей и Роджеру предоставят собственных лошадей и ей не придется ехать с мрачным, молчаливым Каллумом. Это также давало Розалин возможность начать приводить в действие план побега.