Властелин Времени

— И он знал о первой части Книги Времени, — сообщил наконец Джаг.

— Откуда он получил эти сведения?

— Насколько я понял, из тех же источников, что и Великий магистр. Он пишет об этом без особых подробностей, но я удостоверился, что почти все они совпадают. Но некоторые упомянутые им труды Великому магистру знакомы явно не были.

— Из чего можно сделать вывод, что у этого Лиггона Фареса имелся доступ к книгам, которых не было в распоряжении Вика, — сказал Краф.

Двеллер кивнул.

— Я тоже об этом подумал. Всех книг в Библиотеке, как ни хороша моя память и как Великий магистр ни помог мне ее натренировать, я запомнить не в силах.

— Но Вик-то их, наверное, помнит все?

— Думаю, да.

— В таком случае этот человек…

— Либо знал о той другой библиотеке, которую вы упоминали, либо действовал в ее интересах.

Волшебник задумчиво почесал подбородок.

— Альдхрана Кемпуса он не упоминал?

— Нет.

— Тогда, — сказал Краф, — можно сделать вывод, что кроме нас Книгу Времени разыскивает не только Альдхран Кемпус, но и люди из неизвестной нам библиотеки.

— Не только они, — заметил Джаг.

Волшебник недоуменно взглянул на него, но потом понимающе приподнял брови.

— Ах да, этот твой богомол.

— Вот именно. — Двеллер поерзал на стуле. — Вы не думаете, что богомол может быть Привратником?

— Привратник был человеком.

— Это вам он казался человеком. Богомол мне сказал, что люди видят его в таком образе, в каком ожидают увидеть.

— И Привратник был далеко не столь приятным собеседником, каким, по твоим словам, являлся богомол.

— Я вовсе не утверждал, что это существо было приятным собеседником.

— Послушать, как ты о нем говорил, так именно такое впечатление складывается.

В тоне Крафа явно чувствовалась обида и даже определенная ревность. Это было смешно и одновременно грустно — а еще вызывало к старику жалость. Джаг не мог не испытать к нему сочувствия.

— Я не знаю, чего хочет богомол, — заметил он. — Кроме Книги Времени, конечно.

— Чтобы сохранить Междумирье.

— И этот мир.

— Ты в подобное веришь?

Двеллер задумался.

— Я считаю, в первую очередь он стремится сохранить свой собственный мир.

— А как думаешь, это он и его отсутствующий приятель сотворили все расы, населяющие этот мир?

— Не знаю, — честно признался Джаг.

— Хорошо.

Вид у волшебника был довольный.

— Почему хорошо?

— Потому что я тоже не знаю, хотя, скорее, сомневаюсь. А может, мне просто хочется в этом сомневаться. По-моему, легкий скептицизм в данной ситуации весьма полезен.

— Кроме тех случаев, когда он мешает нашим с вами деловым взаимоотношениям.

— Верно, — признал Краф, нахмурившись, и тряхнул головой. — Но все равно меня радует твой скептицизм, подмастерье. Вот если бы на твоем месте был Вик, тогда бы я по этому поводу переживал.

— Почему?

— Потому что Вику свойствен оптимизм по отношению к окружающему миру. Приняв участие в стольких переделках и столкнувшись с таким количеством зла, он все равно готов верить в то, что все хорошо закончится.

— Может, Великий магистр и прав.

— Я предпочитаю подождать и посмотреть.

Волшебник помедлил, потом спросил:

— Могу я еще раз взглянуть на камни?

Джаг после секундного колебания снял с шеи кожаный мешочек и высыпал синие камни. Его он всегда держал при себе — не хотел, чтобы какой-нибудь нечистый на руку матрос потом рассказывал, что у двеллера имеется волшебный мешочек, который невозможно украсть.

Краф поднес руку так близко к камням, что в воздух посыпались искры.

— Я просто хотел убедиться, что ничего не изменилось. Мы по-прежнему как масло и вода. — Он с явной неохотой убрал руку. — А с богомолом ты больше не разговаривал?

— Нет.

— И камни эти для этого не пытался использовать?

— Как?

— Просто взять их и позвать богомола.

Джаг удивился.

— Об этом я не подумал.

— Конечно, из этого может ничего и не получиться.

Двеллер положил один из камней на ладонь и сжал кулак. На ощупь камень был прохладным, с четкими гладкими гранями. Джаг закрыл глаза и подумал о богомоле, мысленно призывая его.

— Ничего не происходит, — сказал он через некоторое время со вздохом. — Вот если бы здесь был Великий магистр…

Тут перед глазами у двеллера потемнело.

Среди поглотившей его темной пелены Джаг не мог разглядеть даже поднесенную к лицу собственную руку. Сделав глубокий вздох, двеллер попытался расслабиться, чтобы в следующий миг открыть глаза снова на борту «Барыша». Однако действия эти успеха не возымели. Он позвал Крафа, но ответа не было.

Внезапно во тьме загорелся красновато-оранжевый свет.

— Есть здесь кто-нибудь? — позвал Джаг. Он поспешил к свету, не чуя под собой ног, не ощущая, как они отталкиваются от земли.

Через мгновение он вырвался из тьмы и оказался в сыром подземелье. Между двумя рядами, судя по всему, пустых камер, тянулся коридор с усыпанным соломой каменным полом. По всей длине коридора с потолка свисали пыточные инструменты — дыбы, крюки и цепи, специально созданные для того, чтобы мучить беспомощных пленников.

— Джаг!

Повернув голову, двеллер увидел в конце коридора крошечную съежившуюся фигурку. Заметить ее сразу ему помешали отблески от жаровни, в которой горел тот огонь, что привлек его внимание.

В следующий момент он узнал говорившего.

— Великий магистр! — Не задумываясь более о том, как он сюда попал, Джаг подбежал к своему учителю и упал перед ним на колени.

Эджвику Фонарщику, судя по всему, пришлось нелегко. Он был обнажен до пояса, а остальная одежда превратилась в лохмотья. Скованное цепями тело Великого магистра носило на себе следы жестоких пыток.

— Это и в самом деле ты? — спросил он, с трудом ворочая распухшим от жажды языком.

Двеллер никогда еще не видел Великого магистра таким измученным. Но вместо того, чтобы коснуться учителя, рука Джага прошла сквозь него.