Властитель Вселенной (Империя Тысячи Солнц - 2)

Он вызвал на экран бортовой журнал, перелистав его назад, к самому началу карьеры Маркхема в качестве капитана "Телварны". Осри смотрел, как Брендон меняет на экране страницу за страницей текстовой информации,

– Снова Рифтхавен... Дис, Рифтхавен...
– Осри оторвался от экрана. Такое впечатление, что они мотались по всем секторам без какого-либо плана. Включая системы, о которых я никогда в жизни не слышал. Что я должен увидеть?

– Никаких аномалий?

– Аномалий? У рифтеров?
– возмутился Осри, но не успел он договорить, как третье упоминание Должара заставило его осечься.
– Это?
– Он ткнул пальцем в экран. Мелькнула еще одна жуткая догадка.

– Но не думаете же вы, что Маркхем...

– Нет. Судя по всему, Эсабиан начал вербовать себе союзников среди рифтеров примерно тогда же, когда Хрим убил Маркхема. И как знать, может, это и было одним из побудительных мотивов Хрима: убрать конкурента. Уголок рта Брендона нервно дернулся.
– Нет, тут только рейды, все просто и ясно.

– Не вижу никакой связи.

Брендон пробежался пальцами по клавиатуре, потом дал команду сохранения и вышел из системы.

– Что ж, поищем, есть ли она вообще.

Осри ни разу еще не бывал в капитанской каюте. Он шел чуть поодаль от Брендона, ожидая всего, чего угодно - от сибаритской роскоши до черепов на стенах.

Они вошли, и Брендон замер, словно наткнувшись на силовое поле, увидев неправдоподобно реальное голографическое изображение парка секвой в Мандале. Да и у Осри голова слегка пошла кругом, когда до него донеслось знакомое птичье пение - такое он слышал только на Артелионе.

– Я допустила в чем-то ошибку?

Спокойный голос принадлежал, разумеется, капитану. Ирония мешалась в нем с должарианским произношением гласных, и точно такая же ирония прозвучала и в ответе Брендона:

– Здесь слишком холодно, воздух должен пахнуть хвоей и смолой, и тианьги должен подавать больше кислорода.
– Брендон манул рукой в сторону вентиляционной решетки.
– Тогда будет достаточно похоже.

Вместо ответа капитан хлопнула рукой по панели управления, и лес исчез, оставив на своем месте лишь голые стены каюты, единственным украшением которых служили гобелен и камень, в котором Осри - с легким приступом гнева, так и не угасавшего окончательно, - узнал одно из сокровищ Аванзалы Слоновой Кости.

– Вы хотели меня видеть?

Женщина сидела на краю пульта; до сих пор Осри не замечал его, поскольку он терялся в тенях голограммы. Осри остался стоять у двери, но Брендон прошел дальше.

– Что после Рифтхавена?
– произнес он.

Вийя промолчала.

"Он прав: она знала, что мы подслушиваем".

Брендон пересек каюту, дотронулся до потемневшего гобелена, сюжет которого был Осри непонятен, но на расстоянии вызывал неприязнь.

– Себастьян не продержится там и дня, - заметил он.

Вийя упрямо вздернула подбородок вверх.

Осри даже не услышал ее ответа - так потрясли его слова Брендона.

"Должар? Но она же не потащит нас туда!"

Брендон улыбнулся, скрестил руки на груди и прислонился к переборке.

– А может, это испытание? То самое испытание, - он дотронулся до небольшой таблички над пультом, - к которому готовился он?

Он? Осри покосился на табличку - там изящным почерком, воспроизводящим популярный лет сто пятьдесят назад стиль "архео-модерн" было написано: "КОРАБЛЬ ВОССТАНОВЛЕН МАРКХЕМОМ ЛИТ-Л'РАНДЖА".

Испытание? Для Маркхема? У Осри как-то сразу разболелась голова, и он потер виски, но это не уменьшило напряжения, исходившего от остальных двоих.

Вийя медленно встала и заложила руки за спину.

– Эсабиан Должарский улетел с планеты, и худшие из ноблей вместе с ним, - сказала она.
– Я знаю, где можно укрыться так, что вас никто не найдет.

– Но вы не ответили на мой вопрос, - спокойно произнес Брендон.

– Этот вопрос абсурден.

– Значит, вы испытывали Маркхема, - с улыбкой сказал Эренарх. Потому, что вы испытывали меня. Пауза. Осри снова словно огрели по голове.

– Игра, - сказала Вийя.
– Вроде этой.

Она нажала на клавишу за спиной, и они оказались в открытом космосе, а на них несся рой астероидов, Осри едва успел оправиться от шока, когда изображение сменилось, на этот раз белоснежной горной вершиной неописуемой красоты, венчавшей угольно-черный каменный склон. Солнце - красный карлик садилось за горизонт, окрашивая пейзаж в багровые тона. Эту картину сменили еще несколько, резко отличавшихся друг от друга.

Они стояли в гулком, высоком нефе собора, смутно знакомого Осри, когда Брендон протянул руку и выключил голограмму.

– Я тоже знаю места, где нас никогда не найдут враги.

До Осри донесся негромкий щебечущий, неприятно скребущий по нервам звук: эйя. Брендон с рассеянным видом покосился в сторону. Вийя не повернула головы.

– Пошли, - сказал Брендон так тихо, что его было почти не слышно сквозь шелест тианьги.

Вийя не ответила. Вместо этого она повернулась, нажала новую клавишу, и комната сменилась унылым пейзажем: дымящиеся на горизонте вулканы, а над головой - штормовое, покрытое рваными облаками небо.

Брендон вышел.

Осри вышел за ним, радуясь возможности отвернуться от Вийи и ее мрачного пейзажа - как он догадался, должарианского.

Вернувшись в свой кубрик, Брендон легонько хлопнул ладонью по своему пульту, включая компьютер. Быстро набрав команду, он выпрямился и постоял немного, глядя на дисплей и потирая пальцем челюсть.

Заглянув ему через плечо, Осри увидел, что тайные файлы исчезли. Все внутри него как-то нехорошо сжалось, пока Брендон не рухнул в кресло и не расхохотался.

Загудел коммуникатор. Вспотевшими пальцами Осри включил его.

– Мы тебя заждались, Школяр, - послышался знакомый зычный голос Монтроза.
– Ты ведь не хочешь, чтобы твой отец ел остывший чжчж, нет?

– Ни за что, - хрипло ответил Осри. Он бросил еще один взгляд на Брендона - тот все еще сидел обхватив голову руками и смеялся - и вышел.

Омилов отодвинулся от стола, глядя в лицо сыну. Монтроз с Ивардом обсуждали вина.

Обед, которым угостил их Монтроз, заслуживал самых превосходных оценок, и кок изо всех сил старался поддерживать легкий и непринужденный разговор. Однако усилия его увенчались лишь частичным успехом: Осри по большей части молчал. Не злобно, но молчал.

Он вздохнул, размышляя, что делать дальше. Тем временем остальные разговаривали. Блюда появлялись и исчезали. И беседа, хоть в ней участвовали и всего трое, была достаточно веселой. При том, что он десять лет как отошел от придворной жизни, Омилов без труда поддерживал беседу на любую тему, сам размышляя совсем о другом. Лицо Иварда раскраснелось от волнения и спиртного, и он охотно участвовал в разговоре - когда не погружался в мечты. Омилов даже не обратил бы внимания на такие мгновения, если бы не хмурые взгляды, которые бросал на того Монтроз.