Властный, страстный и отвязный, или...

Снимая кружевное безобразие, я наклонился, чтобы шепнуть:

– Да расслабься ты! Я просто массаж сделаю... Ну и изображу, что... вошел в тебя, а ты подыграешь, как договаривались, да? – на всякий случай напомнил я, демонстративно выбрасывая ее трусики в сторону зеркала.

– Угу, - промычала она в подушку.

– Тебе не тяжело?

– Н-не очень... Но можно ты спустишься чуть ниже?

Спустившись с ее ягодиц, я сразу осознал свою ошибку: напряжение в моём паху уже давно достигло максимума, и теперь я врезался...

– Господи, что это?! – дернулась она, и обернулась.

– Ты будешь длину изучать?

– Н-нет... но... я уже оценила перспективу. Не вздумай совать мне это! Ты проткнешь меня насквозь.

– Ты просила сползти с твоей попы.

– Обратно! Немедленно заползай обратно!

Хотел что-то съязвить в ответ, но слова не шли, и я... просто сжал ее ягодицы, прежде чем сеть на них снова.

Акада вскрикнула... и меня обдало нестерпимым жаром. Стало душно. Руки сами скользнули к ее плечам, где насладились шелковистой кожей, совершенством форм, точно вылепленных лучшим на свете скульптором... затем жадно упали к лопаткам, синхронно прошлись большими пальцами по позвоночнику... пощекотали круговыми движениями поясницу, заставив Акаду трепетать и шумно глотать воздух... После чего мои ладони расстались, обхватив тонкую талию... нырнули под разгоряченное тело, где принялись наглаживать ее плоский живот, мучаясь от искушения подняться выше...

Я клялся себе, что воздержусь от поцелуев, но куда там... Мои губы блуждали по ее спине, совершенно игнорируя приказы воли и разума, при этом извивающееся тело Акады не придавало сил, чтобы бороться с сильнейшим в жизни возбуждением, а напротив, творило со мной нечто немыслимое. Сначала я еще отдаленно понимал, что делаю, но потом, стоило ей простонать что-то неразборчивое, как всё перешло в беспорядочные ласки. Акада уже вскрикивала каждый раз, когда я касался ее, и это жгло, распаляло, доводило до неистовства, опьянения... Когда я в нетерпении опустился между ее ног, она дернулась и сама резко перевернулась на спину, прикрыв одной рукой грудь, а другой вцепившись в мои волосы.

– Не надо... – не своим голосом попросила Акада, - прошу... не надо...

– Уверена? – я нервно засмеялся, приподняв бровь.
– Стесняешься? Мне очень хочется.

– Нет, только не это!

– Точно?

– Да... нет... да-а... не надо... умоляю... не надо-о... – ее просьба перешла в писк, когда моя ладонь отправилась туда, откуда только что вынырнуло лицо.

– Ах!.. – задохнулась она, и, зажмурившись, снова свела бедра, да было поздно: я уже одуревал от осознания того, насколько там влажно.

Закинув ее ноги себе на плечи и невольно оставляя на коленках да на внутренних сторонах ее бедер жадные засосы, мне оставалось только ринуться вперед вслед за собственной непослушной ладонью... где можно было касаться ее скул... проводить пальцами по подбородку... очерчивать линию совершенных губ... играть пальцем с ее языком... и отшвырнуть, наконец, простыню, как бы случайно, попав ею в зеркало и полностью перекрыв обзор.

Да, теперь можно было остановиться и просто картинно да зачетно постонать, но, похоже, ни я, ни Акада остановиться были уже не в силах.

Нестерпимо захотелось убрать ее руку от груди, которую Акада прикрывала из последних сил в попытках не потерять над собой контроль. Я попробовал, но она слабо и неуверенно сопротивлялась, и тогда пришлось надавить. Обхватив запястье и прижав руку Акады к постели, я чуть не умер от восхищения, когда, наконец-то, увидел ее полностью обнаженную грудь, ибо более волнующего зрелища мне еще не приходилось наблюдать.

Всё, что я когда-либо видел прежде, не шло ни в какое сравнение с тем, что открылось моему взору. И дело было даже не в сравнении форм, в красоте, округлости, цвете сосков или в их упругости, а в том, как моё тело реагировало на ее тело; как оно жаждало влиться в нее и соединиться каждой клеткой с ее клетками. Спустя секунду мои губы уже хаотично блуждали по ее ключицам, шее, груди... вновь поднимаясь к губам, терзая и лаская, ничуть не смущаясь сумасшедшего напора.

Вскоре наступил момент, когда мозг совсем отключился. Где-то на задворках сознания приходило понимание того, где мы... для чего всё это... а также то, что мы движемся ритмично и синхронно, ненасытно водя руками по обнаженным телам; слышим прерывистое дыхание; чувствуем, как колотятся наши сердца, как бушует кровь в венах... Необузданная, опьяняющая страсть сводила с ума. Движения становились всё сильнее, грубее, резче... Акада вцепилась в мои плечи, выгнулась волной, издав то ли восклицание, то ли рев, то ли стон, отчего я сам не смог сдержаться. Наши тела одновременно задрожали, прижавшись друг к другу с такой силой, точно решили слиться воедино. Не понимаю, как я удержался и не вошел в нее.

Еще минуты две после этого я лежал сверху, успокаиваясь и что-то шепча Акаде на ухо, но поняв, что ей тяжело, откатился и устроился рядом, притянув девушку к себе, да она почему-то напряглась и отодвинулась.

– Ты что? – хрипло выдохнул я в ее мокрые, спутанные волосы, когда она повернулась ко мне спиной.

Какое-то время она лежала, храня молчание, а я, затаив дыхание, ждал ответа и ломал голову, почему последовала такая реакция. Боясь всё испортить, я ждал, когда она сама всё объяснит. Зря ждал. Не обрадовался.

– Я тебя ненавижу, - прошипела она, и я с ужасом осознал не только слова, кои я никак не ожидал услышать, но еще и то, что она плачет.

– Акада... – приподнявшись на локте в попытке заглянуть ей в лицо, начал было я, но она утопилась в подушке, скрючившись в утробной позе. – Что я сделал не так?

– Всё!

– Вот блин... – рухнул я на свою сторону кровати, - как-то не совсем это я хотел услышать.

– Я поддалась эмоциям, мимолетной страсти... – всхлипывала она, - а в конце месяца ты вообще... войдешь в меня и тогда... я потеряю всё, что у меня есть драгоценного... а дальше ты побежишь по своим... рыжим... А если всё получится, то отправишь меня черт знает куда и... даже имени моего не вспомнишь...

– Да с чего ты взяла?! Всё не так! Теперь всё будет по-другому.

– Как, интересно? Я знаю наперед, что будет именно так. Я видела, как ты танцевал с ней... с этой развратной Барбарой. Значит, будут и другие. Те, которые моложе меня. У которых морщинок нет.

– О, Небо! – схватился я за свои волосы. – Акада, ты не понимаешь, почему я сделал это?

– Потому что ты такой же, как и все мужчины!

– Нет. Я сделал это исключительно в отместку тебе. Потому что ты старательно злила меня, танцуя с Юсом, и позволяла ему то, что мне не позволяла, - шептал я, делая всё возможное, чтобы нас не услышали из соседней комнаты. – Прости меня, пожалуйста. Но и ты тоже причинила мне боль. И продолжаешь это делать сейчас своим оскорбительным неверием в мою искренность.

– Боль причиняют тем, у кого есть сердце. А тебя, Риши, сердца нет. Ты меня, вон, своему Лучезару готовишь.

– Да если бы готовил, я бы не коснулся тебя даже пальцем! – не выдержав, я с силой рванул Акаду, повернув лицом к себе. – Ты нужна Лучезару девственницей, и я догадываюсь для чего. После полнолуния...

– Трофей будет испорчен? – горько усмехнулась она.

– Зачем ты так? – коснувшись кончиком своего носа ее носика, пожурил я. – Теперь, на самом деле, всё иначе. Я не хочу тебя «портить», я хочу любить.