Влюблённая по собственному желанию или Преданная

Объявился Пит на десятый день. Всё так же к восьми.

— Привет!

— Здравствуйте, — Китнисс неосознанно перешла на «вы», обнажая тем самым перед ним своё раненое самолюбие.

— Нам надо поговорить. Где удобнее: у тебя в комнате или во дворе? — заговорил Пит будничным тоном. — На улице тепло, но если озябнешь, то накинем мой свитер.

— Мне всё равно, — как можно равнодушнее ответила она, но ей не удалось утаить обиду в своём голосе: он ведь мог зайти в прошлый раз. Просто поздороваться…

— Тогда пошли, — направился парень в сторону выхода.

Она села на лавочку, а он, неожиданно даже для себя, присел на корточки напротив девушки и заговорил:

— Прости, что обидел тебя в прошлый раз.

Китнисс метнула в него короткий взгляд, чтобы убедиться, что он не шутит. Он был сосредоточен и серьёзен (впрочем, другим его она ещё не видела), и было видно, что она заранее обдумал всё, что собирался сейчас сказать.

— Нет! — вскинула бровь девушка. — Не обидел! — пыталась убедить она скорее себя, чем его.

— Я знаю, что обидел. Мне рассказали.

«Кто?» — чуть не вырвалось с языка Китнисс. «Хозяйка!» — догадалась она секундой позже. По словам девочек, при последней встрече, Пит пробыл в кабинете Маргарет до самого обеда. О чём они говорили — можно было только догадываться, ведь даже в день знакомства они уложились в два часа…

Парень продолжал:

— Мне понравилось, как ты выглядишь. Но чёрный я всё равно не люблю, — начал он объяснять. — Возможно, стоило сообщить об этом иначе, я не подумал. И нет, я не хотел осудить твой поступок, но сорвалось с языка. Мне рассказали, что произошло с Прим. В прошлый раз я прервал тебя и не дослушал твой рассказ, но буду рад это исправить. И за первую встречу прости: признаю, что вёл себя некрасиво. Простишь?

Она часто заморгала ресницами и никак не могла понять — зачем он это делает? Зачем извиняется перед ней? Она уже согласилась отдать себя ему. И, по тем же слухам девочек, с Хозяйкой он договорился и расплатился на недели вперёд.

Он ждал её ответа, но она молчала. Не потому, что не простила — она не понимала, зачем ему её прощение.

— Всё в порядке, — кивнула она. Но решимость высказать Хозяйке всё, что Китнисс о ней думает, крепко засела в её голову.

— И я не буду ругаться, если ты вдруг потеряешь кулон, — на этих его словах Китнисс вспыхнула. Эта Маргарет — трепло! Крепко вцепившись за сидение, Китнисс сама себя приковала к лавочке, чтобы не убежать. Ведь если убежит сейчас — увидеться после побега будет куда больше стыдно. Она пристально смотрела в землю, в надежде, что просверлит взглядом в ней дыру и провалится в неё, как Алиса в кроличью нору — но чуда не случилось. — И если будешь ещё раз плакать из-за меня, то делай это при мне, пожалуйста. — Он вливал в неё информацию постепенно, выдерживая паузы, чтобы она успевала всё усвоить и справиться с первой реакцией. — Я хочу знать, что тебя расстраивает, чтобы не повторять подобного. Договорились?

Именно на этом любезном уговоре Китнисс не вытерпела:

— Я хочу уйти! — потребовала она, вскочив со своего места.

— Хорошо, — спокойно ответил Пит, поднимаясь на ноги. — Накинь, прохладно, — протянул он ей свой тёплый свитер. — Куда пойдём?

— Я хочу побыть подальше от тебя. И мне не нужен твой свитер! — зло выцедила Китнисс.

— Ну, одну я тебя не оставлю, а иной компании тебе в ближайшее время не представится, — всё также спокойно сказал Пит, обводя взглядом воркующих неподалёку людей. Он был прав: разбившись на пары, все были увлечены своим спутником, не замечая никого вокруг. — А если не хочешь надевать свитер, то вернёмся в помещение. — Возвращаться Китнисс тоже не хотела. Стены здания давили бы на неё ещё больше: достаточно для неё на сегодня каменных плит.

Девушка поёжилась, выдавая саму себя, — она уже минут десять согревала руки, сцепляя их в замок; пальцев же ног не чувствовала ещё дольше. И прежде чем Китнисс успела отказаться, парень торопливо накинул на её плечи свой свитер. Этот нехитрый и такой, казалось бы, естественный порыв отозвался в душе девушки новой волной тепла. К горлу подступил комок.

— Пошли? — протянул Пит ей свою ладонь.

Она проигнорировала его жест и отправилась вглубь сада. Он пошёл следом. Полчаса они брели бесцельно по аллее: она ждала, когда же он уйдет, а он — когда же она заговорит. Она явно выигрывала: часы отсчитывали свои минуты, и приближалось время его неминуемого отъезда.

— Так и будешь молчать? — начал он. — Можешь сказать, когда перестанешь обижаться, чтобы я приехал и мы смогли нормально поговорить?

— Говори, — снисходительно кинула Китнисс.

— Ты можешь ответить, на что именно ты сейчас обижаешься? Я чувствую себя очень глупо, навязывая свою компанию. Я принёс искренние извинения, мне действительно жаль, что я ненароком обидел тебя. Но сейчас-то что не так, объяснишь?

Отчасти, Китнисс и сама понимала, что Пит прав: сейчас она действительно злилась не из-за того, за что он уже попросил прощения. И сердиться за их разговор с Хозяйкой, считала она, — дело бесполезное и неразумное: Пит не виноват, что кое у кого язык без костей.

Задумавшись, она поняла как глупо сейчас выглядит, какой непутёвой и жалкой предстаёт перед ним, хотя роль ей предназначалась совершенно иная — некая женщина-вамп, интригующая и строптивая, но никак не капризная и истеричная.

— Ты не зашёл ко мне, когда приезжал, — выдавила из себя Китнисс. Он и так знает больше, чем ей бы хотелось, решила она, и не стала скрывать правды.

— Но я и не планировал в тот день встречи с тобой, — удивился парень. Девушка промолчала.

Какое-то время они оба молчали. Сделав круг вокруг большой клумбы, они пошли обратно. «Что ж он не уйдёт, в конце концов. Что ещё ему от неё надо?!»

— Когда ты уедешь? — не выдержала Китнисс.

— А сейчас ты хочешь, чтобы я уехал? — изумился молодой человек, сбитый с толку поведением своей спутницы. — Китнисс, скажи, о чём ты думаешь?

Потребовалась доля секунды, чтобы девушка резко остановилась, развернулась к нему лицом, устремила на него свой требовательный и строгий взгляд, а потом выплеснула, как кипятком ошпарила:

— Правда, хочешь знать? — сделала она резкий шаг в его сторону. — Уверен? — Он утвердительно кивнул. Китнисс будто этого только и ждала. Громко вздохнув, она начала: — Не нужно меня тыкать носом в лужу, как нашкодившего щенка, что я проститутка. Я это знаю! И я этим не горжусь! Да, я продаюсь — и тебе озвучили цену! Хочешь, чтоб пересмотрели мою стоимость, пока ты не захочешь трахнуть меня? Ну же, что?! Ты думаешь, я не понимаю, что тебе меня жалко? Ты ведь из жалости согласился, я же слышала ваш разговор. Ну, что ты от меня хочешь? Что мне сделать? Чего ты ждёшь, чтобы взять своё? Это же неизбежно, почему ты оттягиваешь?! Я же была готова уже в прошлый раз, ты отказался, не я! Я не понимаю, чего ты добиваешься своими разговорами, — ты же изначально не поговорить сюда пришёл, а сейчас разговорить меня хочешь. Да ещё оплачиваешь! Я не думаю, что тебе некому составить компанию для задушевных бесед. Да если даже не с кем, то и из меня собеседник так себе: я не образована — и ты это знаешь. И не нужно обсуждать меня в вашем грёбаном кабинете! — закончила она гневно и чуть тише добавила: — Можешь отказаться от меня, сославшись, что я истерична. Ты не понесёшь убытки.

Пит ничего не говорил. Тишину нарушал лишь шелест листвы и весёлый смех в стенах дома.

Он молча смотрел на неё, обдумывая услышанное: не подтверждал — но и не отрекался; не обвинял — но и не успокаивал; не злился — но и следов радости не выдавал.

— Китнисс, я поехал, — заговорил он как ни в чём не бывало. — Я с тобой только до полуночи.

Он направился к выходу из парка, а она поплелась за ним. Уже возле самого автомобиля она протянула ему его свитер:

— Спасибо. Очень тёплый.

— Оставь, я же знаю, что ты не зайдёшь, пока я не исчезну из виду. Не хочу, чтобы ты ещё больше замерзла, — открыв заднее сидение, он выудил из салона две коробки. — Держи, сладкоежка.

Конфеты. Две коробки конфет — таких она ни разу ещё не видела: в белой, посередине прозрачной, квадратной коробочке лежали маленькие целлофановые пакетики с кругляшками, обсыпанные кокосовой стружкой; вторая коробка состояла из ассорти шоколадных конфет. Она благодарно подняла на него глаза и смущённо улыбнулась. Да, продажная. Продалась за коробку конфет. Но какие то были конфеты!