Влюбленная в море

— Никого я не люблю, — торопливо ответила Филлида.

— Но тогда я тебя действительно не понимаю, — сказала Лизбет. — Если у тебя никого нет, ты должна радоваться, что выходишь за Родни. Мне лично он нравится. Я уверена, что он тебя не обидит. Да он любит тебя!

Она на миг, зажмурилась и вспомнила, как Родни смотрел на Филлиду, склонившуюся над вышиванием, и выражение его глаз, когда он прощался с ней на ночь. Это был взгляд человека, нашедшего бесценное сокровище.

— Я не могу стать его женой! — Эти слова Филлида проговорила с таким страданием в голосе, словно они разъедали ей душу.

— Почему? — спросила Лизбет. — Ведь придется же тебе, в конце концов, за кого-нибудь выйти.

— Нет! Нет! Нет! — вскричала Филлида и неожиданно разрыдалась снова.

— Ох, бедняжка Филлида! — Лизбет порывисто протянула к ней руки, Филлида бессильно уронила ей голову на плечо, и Лизбет, обняв сестру, принялась укачивать ее, как укачивает мать испуганное дитя. — Если ты так переживаешь, тебе, конечно, не стоит выходить за него. Скажи отцу, а он объяснит Родни. Я уверена, отец не станет тебя неволить.

Филлида продолжала плакать.

— Все-таки мне странно, что он тебе до такой степени не нравится, — недоумевала Лизбет. — Но ты еще найдешь человека, который тебе понравится. Мне казалось, ты выберешь сэра Ричарда Сэнтона или мастера Томаса Хантера, которые ухаживали за тобой в прошлом году. Они тогда часто к нам наведывались, но так и не попросили твоей руки.

Филлида молчала. Внезапное подозрение заставило Лизбет спросить:

— Филлида, неужели ты сама прогнала их?

— Да, — тихо, но отчетливо произнесла Филлида.

— Но как же? — изумилась Лизбет.

— Я сказала им, что никогда не смогу жить с ними как… жена. — Она прошептала это еле слышно, но Лизбет все-таки услышала.

— Филлида! — Она не могла прийти в себя от изумления. Все ее смятение выразилось в этом возгласе.

— Они мне поверили и ушли, — сказала Филлида. — Но с мастером Хокхерстом я почему-то не смогла заговорить о таких вещах. Мне показалось, что это на него не подействует. Он хотел остаться со мной наедине, чтобы добиться моей близости… Он хотел меня поцеловать… пытался… но я сумела от него ускользнуть.

Она сказала все это тихим шепотом, но таким горьким и болезненным, словно у нее кровоточила открытая рана. Лизбет невольно обняла ее крепче.

— Но я не понимаю, — повторила она. — Почему ты боишься, что Родни тебя поцелует? Это не так уж неприятно…

— Ни один мужчина не дотронется до меня! — Филлида высвободилась из рук Лизбет, при свете свечей ее лицо казалось совсем белым, глаза неестественно расширились. — Неужели ты правда не понимаешь? Ни один мужчина не назовет меня своей.

— Ты хочешь сказать, что всех их ненавидишь? — робко пробормотала Лизбет.

— Да, ненавижу! — с жаром подтвердила Филлида. — Но нет, «ненавижу» — это не то слово, мы не должны испытывать ненависть ни к кому. Но я не могу принадлежать ни одному из них. Мое тело не может быть отдано мужчине. Оно… предназначено для иного.

— Филлида, неужели ты — католичка? — хрипло выговорила Лизбет. Филлида кивнула. На несколько мгновений Лизбет лишилась дара речи.

— Но как… как ты стала католичкой? — наконец, запинаясь, выговорила она.

— Ты помнишь мистера Эндрюса?

— Учителя французского? Ну конечно. Ты хочешь сказать, это он?..

— Он рассказал мне то, что я жаждала услышать. Я всегда знала, что от нас многое скрывают. Несколько раз, когда все считали, что мы катаемся верхом, он брал меня с собой в дом своего друга, где служили мессу. Обряд надо мной произвел священник, который прятался у них. Да, я католичка, Лизбет, и больше всего я хочу стать монахиней.

Лизбет некоторое время ошеломленно молчала, потом нагнулась и поцеловала сестру в бледную щеку:

— Ты храбрее, чем я тебя считала.

От ее ласкового тона у Филлиды навернулись слезы на глаза.

— Ты поняла! — воскликнула она. — Я и не надеялась, что в этом доме кто-то способен меня понять.

— Не буду притворяться, что понимаю твои чувства, — ответила Лизбет. — Но я восхищаюсь тобой, потому что ты поступаешь по-своему. Я-то считала, что тебя просто никто и ничто на свете не интересует. Вот как мы можем ошибаться даже в тех, кого, казалось бы, прекрасно знаем.

— Я не смела никому открыться, — вздохнула Филлида. — Кроме того, нечестно вовлекать вас в мои секреты.

— Подумать только, мистер Эндрюс был католиком, а мы даже не догадывались!

— Он все время боялся, что его разоблачат, — сказала Филлида. — Я тоже боюсь, что отец меня раскроет.

— Отец ни за что не догадается, если только ты сама ему не скажешь, — возразила Лизбет. — Но если ты откажешься обручиться с Хокхерстом, он найдет это странным.

— Знаю, — ответила Филлида. — С теми другими я успевала поговорить прежде, чем они обратились к отцу. А мастер Хокхерст попросил моей руки сразу же, как только сюда явился.

— Он хотел одолжить у отца денег на покупку корабля, а жениться решил еще до того, как тебя увидел, но когда он тебя действительно увидел, то сразу влюбился — вот как это случилось, — задумчиво проговорила Лизбет.

— Теперь это все равно. Я не могу стать его женой. Всемилостивый Иисус! Не могу. Я написала мистеру Эндрю-су письмо, где прошу его помочь мне.

— Ты уже отправила письмо? — спросила Лизбет.

— Да, сегодня, — ответила Филлида. — Я дала его одному из слуг, чтобы он отнес его в Хатфилд. Он ушел сразу же, так что отец точно не имел возможности перехватить его.

— Или Катарина, — добавила Лизбет. — Она опаснее, чем отец, она очень подозрительная и приложит все усилия, чтобы поймать нас на чем-нибудь недозволенном.

— Да, я знаю. Меня она просто презирает, считает дурочкой, неспособной найти себе мужа. Но тебя она боится и по-настоящему завидует тебе.