Влюбленный виконт
Шрифт:
Наверное, большинству женщин они нравятся. Особенно когда их обладатель к тому же имеет титул и состояние и, как ни неприятно Майлзу было в этом признаться, еще и славный парень.
– Так я и подумал.
Майлз изо всех сил старался вести себя доброжелательно.
– Кажется, ее нет дома, но я хочу видеть лорда Олти.
Цель, с которой можно приехать к ее старшему брату и опекуну, была достаточно прозрачна. И Майлз сказал, хотя для этого от него потребовались некоторые усилия:
– Желаю, чтобы вам удалось получить одобрение Люка.
– Один момент, Хоторн, если можно.
Майлз, который хотел
– Она ничего не говорила обо мне? Я знаю, вы с ней очень близки, и мне хотелось бы знать, не высказывала ли Элизабет вам свое отношение к моим ухаживаниям.
Одно дело – тайно тосковать по той, которую не можешь заполучить, подумал Майлз, и совершенно другое – поощрять своего соперника, даже если означенный соперник понятия не имеет, что наступил тебе на мозоль, выражаясь метафорически.
– Вряд ли она станет обсуждать со мной, кому из своих поклонников отдает предпочтение, – пробормотал он нарочито пресыщенным тоном. – Мы скорее спорим, чем беседуем.
– Ее деятельное отношение к жизни вызывает у меня восхищение.
– Я бы скорее назвал его своевольным.
Его светлость рассмеялся.
– Она говорила, что вы с ней в детстве были немного шалунами. Честно говоря, она довольно часто рассказывает о вас. Вот почему я спросил, упоминает ли она когда-нибудь обо мне.
О нем она не упоминала. Она не говорила ни о ком из своих пылких поклонников, увивающихся вокруг нее на каждом балу и рауте. И теперь Майлзу показалось, что это несколько странно. А может, и не странно. Три фразы в разговоре – и вот уже они ссорятся, так что в ее сдержанности на самом деле нет ничего удивительного.
Элизабет довольно часто говорит о нем? Можно не сомневаться, что в самых уничижительных выражениях.
– Боюсь, что мы с ней не говорили о вас, – признался он. – Но как я уже сказал, на самом деле это мало что значит. Она действительно не делится со мной своими сокровенными мыслями.
– Если она скажет что-нибудь… Я был бы рад доброму слову. Мы ведь с вами знаем друг друга с университета?
Да, это так. Фосетт на несколько лет старше его, но это так. Можно даже сказать с некоторой натяжкой, что они друзья.
Проклятие! Было бы легче, если бы Майлз мог просто его презирать.
К счастью, их разговор прервали как раз в тот миг, когда Майлз открыл рот, собираясь поклясться, что будет помогать этому противному типу.
– Лорд Олти просит проводить вас в его кабинет, милорд маркиз.
Дворецкий чопорно поклонился и позволил благодарному Майлзу поспешно скрыться. Фосетта провели в кабинет Люка, а Майлз направился через парадный холл к изящной раздваивающейся лестнице, пытаясь справиться со своими хаотическими чувствами. Элизабет не впервые делают предложение, но у него создалось такое ощущение, что об этом предложении стоит серьезно подумать. Фосетт – весьма достойный претендент.
«Когда она выйдет замуж, я ее потеряю», – напомнил он себе, поднявшись наверх и направившись к своей двери. Эта мысль не была для него откровением, но появление лорда Фосетта сделало её более актуальной.
Майлз поднимался по лестнице, сжимая в руке перчатки; он решил, что, если объявят о помолвке, он уедет в Брюссель, чтобы заключить судоходные контракты, а заодно и сбежать.
Он собирался послать туда агента от имени новой компании, но если он уедет из Англии на несколько месяцев, то сможет не присутствовать на приеме в честь бракосочетания, не слышать бесконечных поздравлений…Да, так он и сделает. В деловом смысле было не саг мое подходящее время покидать Лондон, но это, конечно, лучше, чем ничего…
– Долго же тебя не было.
Он застыл в дверях своей спальни, держась за дверную ручку. Предмет его мыслей стоял у окна, открытого вечернему бризу. На ней было светло-желтое дневное платье, скромная кружевная оборка украшала пышные рукава и ворот, а блестящие волосы были схвачены простой белой лентой.
– Что ты здесь делаешь? – спросил он, и его предательские мысли соединили в одно ее присутствие и самый важный предмет обстановки в комнате.
Элизабет. Кровать.
Эта последняя, в стиле Людовика XIV, с изящными точеными столбиками, на которых висели простые шелковые занавеси из темно-зеленого шелка и лежало покрывало такого же цвета, находилась совсем рядом с тем местом, где стояла девушка. Единственное, что добавил к обстановке комнаты Майлз, была миниатюра, изображающая его отца – она стояла на каминной полке, – всю остальную элегантную мебель: платяной шкаф, письменный стол, два кресла у камина – выбирала его мать. Он на самом деле мог почти не заботиться относительно убранства комнаты, потому что хотя и считал лондонский особняк Доде своим домом, поставил перед собой цель купить когда-нибудь собственный загородный дом.
– Подсматриваю, – Элизабет совершенно не смутило его нелюбезное приветствие. – Твои окна выходят на улицу. – Она снова повернулась и посмотрела на входную дверь. – Кажется, приехал лорд Фосетт.
– Да. – Майлз изо всех сил старался не скрипнуть зубами: – Я наткнулся на него в холле.
– Он хочет поговорить с Люком.
– У меня создаюсь такое же впечатление.
Задним числом Майлз подумал, что ему следовало принять предложение мистера Гоуда выпить с ним, и тогда он не оказался бы в этой мучительной ситуации.
Элизабет вздохнула и сделала нечто немыслимое: пошла и села на краешек кровати – его кровати – с несвойственным ей задумчивым выражением лица.
– Надеюсь, ты не возражаешь, что я буду прятаться здесь, пока он не уедет.
Он возражал, но слово «прятаться» поразило его так сильно, что он молча уставился на Элизабет. Дом огромный. Из всех мест она выбрала…
– Скажи мне, Бога ради, с какой стати тебе понадобилось прятаться? Я думал, что юные леди, которые собираются обручиться с благородным маркизом, только и могут, что хихикать и улыбаться с глупым видом.
– Я никогда в жизни не улыбалась с глупым видом, – сообщила Элизабет, вздернув подбородок. – И ты это знаешь. Не дразни меня, Майлз, я не в настроении.
Вот это была Элизабет, которую он знал.
Наконец он вошел в комнату, почувствовав, что стоять в дверях довольно глупо.
– Хорошо. Думаю, у тебя есть недостатки, но глупости за тобой я не замечал никогда, за что вечно буду благодарен, и ты не хихикала с тех пор, как перестала носить косички. – Он положил пачку бесценных бумаг на стол и повернулся, подняв брови. Его следующий вопрос прозвучал немыслимо небрежно: – Могу я еще раз спросить, почему ты прячешься?