Влюбляться нам нельзя
Шрифт:
– Слышала новость? – доносится голос Михайловой.
Я настораживаюсь, теперь нельзя выходить, хотя последним уроком стоит математика, а на ней разбор контрольной. Но о тангенсах и теоремах думать сейчас не могу: в голове пусто и только звенит: «Влад мне изменяет!»
– Какую?
А это подружка Михайловой, Настя Захарова.
– Козловский с Полиной расстался.
Я замираю, боюсь выдать себя, прислушиваюсь к голосам одноклассниц. Пока ничего нового для себя не услышала, но все же неприятно, когда о тебе сплетничают.
– Это все фигня, – фыркает Настя и
Вот стерва, сжимаю пальцы в кулаки.
Настя, как и Ритка, давно сохнет по Владу, вот и злится, хочет, чтобы мы по-настоящему разбежались.
– Нет, говорят, в натуре все. И Полька дерганная какая-то, сегодня что-то в мужской раздевалке искала.
– Да ты что! – охает Настя. – Наверняка компромат.
– А еще, – голос Михайловой снижается до шепота. – Я видела, как из мужской раздевалки выскочила, как ошпаренная кошка, Голубева.
О боже! Что же делать? До боли закусываю нижнюю губу, крик так и рвется из груди. Новость мгновенно разлетится. Теперь фотки, сделанные Сашкой, приобретают другое значение.
– Во Влад дает! Он и Ритка? Они же как небо и земля. Не поверю, пока сама не увижу.
– Ну, почему, Ритка хорошенькая, похожа на рыжую кошечку. Такие киски – губки сердечком – парням нравятся.
Язвительное хихиканье пронзает до печенок. Я нащупываю ершик для чистки унитазов и вскакиваю…
Сплетницы замолкают, видимо, прислушиваются. Я тоже не двигаюсь. Первый порыв прошел, хочется узнать, что еще обо мне одноклассники думают, хотя в груди все сжимается от боли.
– А что! – наконец продолжает Настя. – Сколько девчонок по Козловскому сохнет, а он связался с этой заучкой.
– Стопэ, Настюха! Полька нормальная, – возражает Светка, – даже не скажешь, что директорская дочка.
– Много ты знаешь! Может, она всех нас закладывает.
Вот змея! Костяшки рук белеют от напряжения. Знала бы, давно рассказала бы папке о том, что Захарова курит в соседнем дворе, причем не стесняется.
– Не придумывай! – защищает меня Светка, хоть один хороший момент в дерьмовом дне, и со вздохом продолжает: – А ведь Влад и Полина крепкой парой казались. Я даже думала, что они после школы поженятся.
– Ага, держи карман шире. Влад просто решил приударить за директорской дочкой перед выпуском.
– Да ты что? – охает Михайлова. – Не верю!
Одноклассницы выходят, я тоже выбираюсь из кабинки. Стою перед зеркалом и не узнаю себя: лицо отекшее, губы дрожат, вокруг глаз черные пятна, тушь дерьмовая оказалась. Выброшу на помойку, как только что одноклассницы спустили в унитаз мою привычную жизнь!
Вот почему Ритка так резко изменилась! Получается, она за моей спиной с Владом замутила?
А он? На два фронта решил поработать?
Подлец! Какой же Влад подлец! А главное, вины за собой не чувствует, будто так и надо: одну сегодня целую, а вторую завтра. Может, он нас еще и по дням недели раскидал?
Осознание случившегося сводит с ума.
Умываюсь ледяной водой. Что делать? Хочу домой. Закрыться в своей комнате и дать
волю эмоциям, а они переполняют душу, вот-вот сорвусь.Нет, нельзя. Сразу куча вопросов возникнет, мама всполошится, нужно будет придумывать новую ложь.
Глубоко вздыхаю и плетусь в класс. Не на ту напали, я вас, предателей, выведу на чистую воду! Влад караулит у двери в аудиторию. Я останавливаюсь, смотрю мимо.
– Пропусти!
– Поль, не устраивай концерт, если не хочешь, чтобы новости дошли до Ивана Михайловича.
– Ты мне угрожаешь? – наконец поднимаю тяжелые веки.
– Твою ж налево! Нет, конечно! Но и тебе будет плохо, если отец узнает.
– О своей шкуре переживай?
– Поль, поговорим после уроков, лады?
– Бро, не загораживай проход.
Оборачиваюсь: сзади стоит Пашка Гайдин. Влад молча подвигается, и я прошмыгиваю в класс следом за Пашкой. Плюхаюсь на свое место рядом с Риткой, стараясь ее не задеть.
– Поль, Поль, – шепчет она. – Прости. Я не знала. Он сказал…
– И давно вы вместе? – спрашиваю сквозь зубы.
У меня в голове не укладывается. Мы же с Владом вчера химичили бешено в женском туалете, весело было и… хорошо. Я умирала просто от счастья.
А что сегодня? Он обнимается с моей лучшей подругой. Да еще где? В душевой кабине. Он специально выбирает самые мерзкие места для своих пассий?
Предательство и вероломство потрясают до глубины души. Я не могу такое ни понять, ни принять, едва держусь, чтобы не затеять в классе скандал.
– Две недели, – Ритка виновато косится карим глазом.
Она подкладывает мне конфету, браслет на запястье стреляет лучиком.
– Сколько? – срывается с губ вопрос, не отвожу взгляда от дракончика.
– Две недели, – шепчет Ритка.
– Убери!
Швыряю ей карамельку обратно.
– Поль, Поль! Он сам пристал. Я не хотела, думала, вы уже все…
– А от меня, значит, скрыла?
– Нет, что ты! – в глазах Ритки плещется паника. – Так получилось. Я Влада люблю, ты же знаешь.
– Из зависти, значит?
– Поль, зачем ты так. Влад просил не говорить…
Я злюсь, очень злюсь. Злюсь на себя, на подругу, на любимого, который совершенно невозмутим. Он сейчас болтает о футбольном матче с Юркой Оганесяном, вяло перебрехивается с Настей, потешается над маленьким Гайдиным, словом, ведет себя как обычно, словно ничего не случилось. Или настолько уверен, что я не стану устраивать разборки?
А я…
Огонь, сжигающий изнутри, рвется наружу, едва сдерживаюсь, чтобы не вцепиться Ритке в волосы. И плевать на всех!
– А браслет – его подарок?
Почему-то сейчас это важно.
– Ну…
– Значит, его! – я подхватываю пальцем цепочку и резко дергаю на себя. Ритка взвизгивает, вскакивает. Браслет остается у меня, швыряю его на стол. – Мерзость какая!
– Спятила! – визжит Ритка, на ее запястье появляется красная полоска.
Я хватаю тетради и сумку и бросаюсь к последнему столу, где сидит компания во главе с Владом. Видимо, у меня такое лицо, что парни вскакивают и мгновенно исчезают, остается лишь Юрка Оганесян как хозяин стола.