Вместе
Шрифт:
Когда наш водитель проехал первый охранный пост вдоль длинной, грязной дороги, которая вела к месту нашего назначения, несколько машин, преследовавших нас, припарковались по обочинам дороги, камеры высунулись из окон, и они начали щелкать снимки.
– Видел? – спросил я, сжимая ладонь Дилана, когда мы начали петлять по теперь уединенной дороге. – Классная идея устроить вечеринку здесь в такой глуши.
Дилан оглянулся через свое плечо на машины, которые все так же оставались припаркованными у обочины дороги, без возможности проехать дальше. Он повернулся обратно и шумно выдохнул, а затем улыбнулся мне.
– Ты отлично придумал.
– Не–не, это была идея твоих родителей, –
– Солнышко, Зигги, – обратился я, когда мы вылезли из машины и заметили, как они направлялись к нам для приветствия. Я оставил поцелуй на щеке Солнышка, а затем пожал руку Зигги, а он притянул меня в объятия и похлопал по спине. Они оба были легко одеты: она – в длинном, летящем сарафане, а Зигги – в шортах и свободной, белой льняной рубашке, которая очень походила на те же, что мы с Диланом выбрали для вечера. Солнце уже скоро сядет, от чего жара немного поутихнет, и надеюсь, обеспечит прохладным ветерком, но нам не нужны были ничьи тепловые удары , поэтому мы указали в приглашениях свободный стиль одежды.
– Ой, вы оба такие красавчики, – сказала Солнышко, отступая на шаг назад, чтобы получше рассмотреть нас. – Зиг, разве они не выглядят очень счастливыми.
Рука Дилана скользнула на мою талию, когда Зигги ухмыльнулся нам.
– Они выглядят как парочка молодоженов, – ответил он.
– Почти молодоженов, – поправил Дилан. – Но дайте мне сутки, и я исправлю это.
Я ничего не мог с собой поделать и поцеловал его в тот момент, прямо на глазах его родителей, и улыбка Дилана стала только шире, когда я отстранился. Я всегда очень осторожен с ним на людях, всегда контролировал, что камеры не поймают ничего кроме держания за руки, но Дилан в этом был полной противоположностью. Ему нравилось публично демонстрировать чувства, он не мог без этого. Он говорил мне раньше, что обожал ту печать собственности, которую я демонстрировал всему миру, когда я целовал его и брал свое. Не уверен, что когда–нибудь мне станет комфортно делать это перед камерами, но, по крайней мере, здесь, в безопасном окружении наших семей и друзей, мы могли быть собой и не волноваться об остальном мире.
Когда Дилан, похоже, снова вернул себе способность мыслить, он оглянулся на своих родителей и спросил:
– Остальные уже приехали?
– О, да, – ответила Солнышко с улыбкой. – Вы двое последние, но прежде чем мы пойдем туда, мы с Зигги хотели провести вас к беседке на минутку, если вы не возражаете.
Я кивнул, а Дилан взял меня за руку.
– Конечно, Солнышко. Ведите куда нужно.
Зигги протянул свой локоть своей жене, и как только она скользнула своей рукой в его изгиб, он направился по вымощенной дорожке, которая обводила дом с одной стороны и огорода, где я впервые познакомился с Зигги.
Когда мы проходили мимо квадратных ящиков, я бросил взгляд на одну из табличек и спросил:
– Как растет перец в этом году, Зигги?
Отец Дилана оглянулся на меня с широкой улыбкой, как будто он тоже вспомнил то первое знакомство.
– Классно все. Достаточно жгучие, чтобы…
– Спалить волосы на моей заднице? – спросил я, вспоминая его слова, как будто он произнес их только вчера.
Дилан рядом
со мной рассмеялся, а затем наклонился ближе, чтобы прошептать:– Совсем не проблема для твоей гладкой задницы.
Мой взгляд нашел его.
– Заигрываешь.
– Ты знаешь это.
– Ты знаешь, куда мы идем? Я должен бояться?
Дилан пожал плечами, но озорной блеск в его глазах говорил «возможно».
Когда мы прошли огород, земля Зигги и Солнышка уходила широко вдаль и растягивалась за домом, подсвеченная всеми этими огоньками, и в дальнем конце земли я заметил установленный длинный, деревянный стол со свечами, мерцающими в центре.
Все наши гости стояли вокруг него, болтали и выпивали, и даже на расстоянии и за приглушенной болтовней простую мелодию «California Dreamin’», которую напевали «The Mamas&The Papas» было слышно. Другими словами, именно так я и представлял вечеринку организованную Зигги и Солнышком.
– Вот сюда, – сказала Солнышко, подманивая нас ближе к беседке, где она остановилась перед пятью розовыми кустами. Я помнил, что Дилан мне рассказывал, насколько важен для его матери ее розовый сад, и что она выбирала по одному кусту для каждого в своей семье, и когда мы с Диланом остановились перед яркими, красивыми бутонами, Дилан сжал мои пальцы и бросил на меня взгляд.
– Ну, – произнес Дилан. – Зигги и Солнышко хотели сделать тебе свадебный подарок, или, ну, знаешь, подарок в честь становления частью нашей семьи.
Я чувствовал, как мое сердце заколотилось от чистого обожания в глазах Дилана и его губ, изогнувшихся в застенчивую улыбку.
– Правильно, – сказала Солнышко, и я оглянулся туда, куда она отошла к розе, которая я знал, принадлежала Дилану, «Нью Даун». – Мы пытались придумать что–то, чего у тебя может не быть, что оказалось сложным, потому что, ну, потому что это ты. И мы захотели подарить тебе нечто немного иное. Нечто значимое. И мы с Зигом не могли придумать ничего, что значило бы для нас больше, чем наша маленькая семья и наши необычные корни. Корни, частью которых ты теперь станешь, – Солнышко заломила руки перед собой, и я уловил влажное мерцание в ее глазах, пока она их вытирала. Я проглотил огромный комок, который только что образовался в моем горле.
Прямо сейчас, в этот самый момент, я ощущал себя более принятым, чем за всю свою жизнь: рука об руку с Диланом, и вместе с этими удивительными, открытыми людьми, которые приняли нас такими, какие мы есть, и улыбались нам без предубеждения – Дилана, когда усыновили его, и меня, человека, который мог – и принес – большой беспорядок в жизнь их любимого Мечты.
– Мы подумали, что пришло твое время занять место рядом с Мечтой, завтра во время вашего важного дня и здесь, где находится сердце нашей семьи. Куда ты всегда можешь вернуться домой, когда бы тебе ни захотелось.
Дилан приобнял меня с боку, положив голову на мое плечо, когда Зигги отошел к своей жене, а она положила свою ладонь на размашистый, алый бутон.
– Эта роза для тебя. Она называется «Один–Единственный», – произнесла она с гордой улыбкой, переводя взгляд между мной и Диланом, и я не смог сдержать смешка, который вырвался, когда Дилан добавил закадровым голосом:
– Эйс Локк.
Я поднял наши сомкнутые ладони, чтобы оставить поцелуй на его костяшках, а затем аккуратно расцепил их, чтобы подойти к Солнышку и заключить ее в теплые объятия. Она обвила своими руками мою шею и поцеловала в щеку, и в тот момент, когда она прошептала: «Добро пожаловать в семью, Эйс. Мы очень счастливы за вас с Мечтой», у меня появилась мысль, что она пахнет так же, как я представлял, пахнет солнце. Теплом, уютом и домом. Тем, чего никогда не было у моей матери в моем детстве.