Вне протяжения

– Скажите, почему же тогда случилось именно так – клетки мозга погибли? Вы не могли промешкать, упустить момент, может быть, действовали «спустя рукава»? Ночное время, спросонья реакция не та, что днём. Может быть, сестра по какой-то причине отвлеклась, зазевалась с оказанием помощи до вас?

– Видите ли, в таких случаях у нас у всех выработался автоматизм, существует схема реанимации, как дважды два. Мы поступаем всегда по алгоритму, всё делалось вовремя. Да и в ту экстренную ночь всем нам точно было не до сна. Строить же разные предположения и объяснения, почему случилось так, а не иначе, перед вами не имеет никакого смысла.

– Это почему же? – холодно поинтересовалась помощник прокурора, уязвлённая таким выводом.

– Ну… надо исходить из конкретного состояния больного, из особенностей заболевания, биохимических процессов в клетках мозга и тому подобного. Мало ли обстоятельств… Рассуждать тут под силу лишь специалисту, да и то высокой квалификации. Даже я сам не являюсь таким в подобных теоретических вопросах…

– Допустим. А кто ещё может подтвердить очерёдность и правильность ваших действий поминутно именно в этом случае?

– Извините, а я могу узнать, чем всё-таки вызвана эта беседа или допрос?

– Дача показаний, – уточнила поскучневшая Савицкая и добавила, – можете, конечно, можете. Жена больного и её родственники направили нам жалобу, они утверждают, что в результате неправильного лечения больной превратился в умственно неполноценного, и его психика непоправимо нарушена. Хотя основные претензии они предъявляют к сотрудникам регенерационного Центра, думается, причина в неудачно проведённой у вас реанимации, а уж потом в ведении больного после неё.

Стас ощутил внезапную обиду и раздражение:

– Положим, причина в самом заболевании. Инфаркт миокарда вызвал электрическую нестабильность сердца…

– Ну, не будем отвлекаться, всему своё время. Итак, кто, кроме среднего персонала, может подтвердить, что вы поступали именно так, как требовалось?

Стас задумался на мгновенье, злость так же внезапно испарилась, вытесненная всепоглощающей усталостью.

– Зиновий, конечно, Зиновий Александрович. Мы же проводили реанимацию вместе.

– Я уже беседовала с исполняющим обязанности заведующего отделением Луцким. Он заявил, что присоединился к вам одновременно с анестезиологом Стариковой гораздо позже, минут через десять после вашего прибытия к больному. Поэтому ничего конкретного о начале реанимационных действий он, естественно, сообщить не смог.

Станислав озадаченно посмотрел на облезлую жестяную крышу за окном. Действительно ли так было? Он и сам засомневался после сказанного помощником прокурора. В ту ночь они ненадолго оказались в ординаторской вместе. Луцкий вернулся из нейрохирургии, где решался вопрос об оперативном вмешательстве по жизненным показаниям, но не захотел оформлять истории болезни в одиночестве в своём кабинете. Веткин же зашёл передохнуть после интубации больного, переводимого к ним из пульмонологии, да и писанины у него тоже достаточно накопилось. Когда срочно вызвали к больному, Стас первым сорвался с места и уже у двери услышал обещание Зины вскоре присоединиться. Так и случилось. Луцкий действительно прибежал почти следом за ним, в таких вопросах у них никогда не возникало разнобоя. Неужели, он сам ошибся в оценке времени, увлёкшись оказанием помощи настолько, что десять минут принял за одну? Прежде такого не замечалось, он всегда умел сохранять трезвую голову в не терпящих отлагательства ситуациях.

Веткин промолчал, пожав плечами. Дальнейшие вопросы повергли его в ещё большее недоумение.

– Ладно, с этим пока всё. А, скажите, вы знаете доктора медицинских наук Павловского? – неожиданно поинтересовалась Савицкая.

– Семёна Аркадьевича? Конечно…

– Насколько и как давно знакомы?

– Ну, только по работе, к сожалению. Последние полтора года примерно. С тех пор, как Центр регенерации при Институте экспериментальной реаниматологии начал принимать у нас тяжёлых больных с полной или частичной декортикацией. То есть с повреждением мозга разной степени тяжести, – охотно пояснил Станислав.

– И сколько раз такое случалось?

– При мне – три. По крайней мере, знаю о трёх. Но наверняка были ещё в моё отсутствие. Точнее можно узнать по журналу, всё записывается…

– И последний оказался самым тяжёлым из всех? Его мозг повредился больше, чем у других?

– Ну, пожалуй, можно и так сказать, – неуверенно согласился Стас.

– Хорошо, а что вы можете сообщить о самом профессоре Павловском, о его работе?

– Я ни разу не был в его Центре, – честно признал Веткин. – И смутно представляю тамошнюю обстановку. Что же касается Семёна Аркадьевича лично, он производит впечатление знающего, квалифицированного специалиста. А его работа не имеет аналогов ни в нашей медицине, ни за рубежом…

– Давайте уточним некоторые детали. До перевода таких больных в Центр они какое-то время после реанимации ещё находятся у вас?

– Конечно, пока не будут подготовлены к транспортировке, – кивнул Стас.

– И сколько же это составляет часов или дней?

– Ну, по-разному, от двух до пяти суток, в зависимости от общего состояния, наличия осложнений…

– И как же они переводятся в Центр?

– Обязательно с реанимационной бригадой на машине станции скорой помощи с нужной аппаратурой в сопровождении квалифицированного врача, как же иначе?

– И кто принимает решение о переводе, о сроках пребывания у вас в каждом конкретном случае?

– Это всегда решается коллегиально, консилиум с привлечением необходимых специалистов, невропатолога как минимум. Наш заведующий согласовывает время с Павловским после совместного осмотра больного на месте. Перед намеченной транспортировкой обязательно оцениваются все возможные риски.

– И не бывает никаких исключений? Только так?

– Да, насколько мне известно…

– Хорошо. Всё это время больные получают необходимые медикаменты из аптеки вашего стационара?

– Да, конечно.

– Но в тех случаях, которые мы разбираем, к больным применялось ещё и новейшее специфическое лечение, не так ли? Эти довольно дорогие препараты находятся на особом учёте и не поставляются в обычную клинику, ими снабжает только Центр Павловского?

– Да, верно. Нейробион, витаген лишь недавно апробированы, их производство и применение пока ограничены опытными партиями. Кроме того, мы пользуемся ещё импортными средствами, такими, например, как цито-мак, …

– Ладно. Скажите, каким порядком вы получаете подобные дорогие лекарства?

– При мне Павловский всегда сам привозил эти препараты, всё тут же фиксируется в журнале учёта, – пожал плечами Стас.

– А дозы, необходимое количество – кто определяет?

– Тоже он. Семён Аркадьевич расписывает нам схему лечения на все дни до перевода, как только мы его приглашаем. Доза может изменяться в зависимости от степени поражения мозга в каждом случае отдельно, и потом необходимое количество этих препаратов обусловлено тем, сколько больной у нас пробудет.

– И как ведётся контроль таких препаратов?