Внучь олегарха
Шрифт:
И фактически лишь двум министерствам все потребное получалось выстроить в срок: Средмашу и, понятное дело, министерству обороны. А вот на полупроводниковую промышленность даже фондов на стройматериалы не было выделено, ну а предоставленные для будущих заводов здания явно выбирались по древнему русскому принципу «на тебе, убоже, что мне не гоже» — и их использовать для организации заводов сейчас было просто невозможно. Про макаронную фабрику в Брянске я узнала еще в институте (в своей «прежней жизни»), и попросила штатных инспекторов Комитета туда съездить и составить какие-то планы ремонта. В Брянск скатался товарищ действительно знающий — бывший майор-сапер, а еще более бывший (то есть довоенный) инженер-строитель, и его отчет показал, что картина там даже хуже, чем я себе это представляла. По-хорошему, здание стоило снести и на старом фундаменте выстроить новое, но ведь и этого было бы недостаточно. Потому что любому предприятию
Вот за что я люблю профессионалов, так это за то, что они по любому мелкому вопросу не лезут к начальству за «советами» потому что сами знают, что нужно делать. И этот экс-сапер (Сергей Николаевич Варфоломеев) провел инспекцию не только в Брянске, а прокатился по всем «объектам» и выдал мне не «констатацию грустных фактов», а перечень вполне конкретных предложений по решению вставших перед Комитетом задач. Причем «с учетом специфики производства». И основные его выводы были именно печальны: в Таллине «под транзисторы» выделили старую спичечную фабрику, на которой, по его словам, «стены серой пропитались, там любая точная техника через полгода насквозь проржавеет» — значит Таллин вычеркиваем. В Запорожье предоставили очень неплохое на первый взгляд здание от закрытого из-за отсутствия работы государственное ателье — но в нем перекрытия были деревянные, даже между первым этажом и подвалом, допустимая нагрузка на полы — максимум центнера полтора на метр, а заменить их на бетонные — так стены слабоваты, поэтому и Запорожье идет в минус. В Брянске — так вообще полная задница — но он не просто «разведал», но и предварительно договорился о том, что перестройка цехов и строительство «жилого фонда» будет обеспечена двумя местными кирпичными (и местпромовскими) заводами если часть жилья Комитет потом городу передаст.
Я все это выслушала, внимательно прочитала, отправила товарищу Булганину краткую докладную записку. И получила от Совмина новую бумажку, которая гласила, что советская военно-транспортная авиация должна мне всячески помогать и доставлять меня на самолетах (при наличии в нужном месте аэродромов, конечно) туда, куда мне потребуется. А если туда ВТА в принципе не летает, то уже военные летчики быстро договорятся о доставки моей тушки в нужное место самолетами уже гражданской авиации. Поэтому я за билетами в «Аэрофлот» не побежала, и даже не потому, что мне денег было жалко.
В Уфу из Москвы летали два самолета в неделю. Ли-2 совершал два рейса (по средам и субботам, возвращаясь на следующий день). Но лететь в Уфу на Ли-2 — это издевательство над собственным организмом, а с учетом почти двухчасовой посадки в Казани и поезд казался не таким уж плохим вариантом. Но зато туда же из Москвы летал Ил, но именно ВТАшный, летал почти каждый день, а из Монино туда иногда и по два рейса выполнялось. Так что я заехала в управление ВТА, договорилась о том, что «полечу с сестрой» — и на этом успокоилась. Все же сессия, надо очень спокойно к экзаменам готовиться…
Когда на душе становится спокойно, то сами собой в голове рождаются разные мысли — в основном о том, что «раньше-то ты себя вела как последняя дура и сволочь, а ведь можно было и другим путем все то же самое получить». Но именно в спокойном состоянии души данный тезис и обдумать получилось спокойно, и я пришла к выводу, что иным способом я бы ничего сделать не смогла. Да, я использовала людей — просто использовала для достижения определенных своих целей, почти не обращая на них внимания как на личностей, однако эти «не личности» тоже получили очень немало. Кто орден, кто приличные деньги — а подавляющее большинство из принимавших участие в работе НТО получили и довольно интересные знания. И я тут вообще не о профильном образовании говорю, нет: люди получили знания о том, как правильно наладить работу, как свою, так и работу других людей.
Из моего городка приехал в Москву Сашка Буров, рассказал, как они там наладили качественную калибровку акселерометров и выдали уже первую промышленную партию — получив за это, между прочим, по ордену «Знак почета». Потому что собранная пилюгинцами управляющая машинка при тестовых пусках окончательно снимаемых с боевого дежурства Р-2 продемонстрировала круговое вероятное отклонение в пределах двадцати пяти метров при пусках на предельную дистанцию. Но им ордена все же не за то, что они просто сделали все, что было расписано в техзадании, они «творчески доработали» уже блок интеграторов — и на основании получаемых с акселерометров данных заставили агрегат не просто притащить боеголовку к цели, но и притащить ее по оптимальной траектории. Суть этой доработки я вообще не поняла, разве что до меня дошло то,
что они уже при полете ракеты динамически определяли не только мгновенную скорость, но и мгновенный расход топлива, а затем по каким-то формулам корректировали форму восходящей части траектории чтобы гарантированно обеспечить попадание в цель при том, что действительная тяга двигателя и расход топлива на каждой ракете были, в принципе, довольно различными.А попутно он пожаловался на то, что параметры радиодеталей, используемых для изготовления интеграторов, все же «гуляют» очень сильно и за заводике на подстройку именно интеграторов времени тратится даже больше, чем на калибровку акселерометров, и добавил, что они попробовали было собрать интегратор на транзисторах, но получилось только хуже. И я вспомнила одну «очень старую историю», которую краем уха и в институте слышала, и неоднократно потом в интернете обнаруживала. Правда, каждый раз история эта отличалась в деталях, но в общая канва повествования оставалась без изменений — а так как без изменений оставалось и время, когда история «случилась» (а «по канону» это был как раз пятьдесят седьмой год), но я еще раз напрягла извилины — и зашла побеседовать к Лене. Сразу, как только первый экзамен сдала.
Суть этой истории, если отбросить фантастические вариации, была проста: два талантливых еврейских юноши в радиоинституте придумали как раз в пятьдесят седьмом первый в мире микропроцессор, но советская бюрократия, густо пропитанная антисемитизмом, их изобретение похерила — и они собрали манатки и отвалили на землю обетованную. Где быстренько организовали фирму «Интел», а чуть погодя и в США, в Кремниевой долине, открыли филиал свой компании, который вскоре прославился на весь мир. Лене я эту историю в слегка облагороженном виде подала, про «Интел» не упоминая, она меня выслушала, вероятно кому надо сообщила — а когда я относительно успешно сдала последний экзамен и собралась идти собираться для знакомства с мамой, она меня перехватила, завела к себе в комнатушку и рассказала «как оно было на самом деле». Не просто так завела, а потому, что мне, оказывается, теперь полагалась даже какая-то награда и нужно было какие-то специальные анкеты заполнить.
А история в ее рассказе выглядела слегка иначе. Ленинградский радиоинститут совместно со «Светланой» по техзаданию, выданному Акселем Ивановичем Бергом, разрабатывал с использованием новейшей меза-диффузионной технологии, почерпнутой из американского патента, имеющегося в открытом доступе, микросборки, выполняющие функции некоторых разработанных для цифровых вычислительных машин ламповых приборов. И задание академика Берга институт выполнил, еще в прошлом году выполнил — а вот два сотрудника этого института всю документацию по проекту сумели сфотографировать, из института уволились и спустя полгода подали заявления на «репатриацию». И вот в нынешней реальности репатриироваться им придется, скорее всего, в район какого-нибудь Нарьян-Мара: пленки с документацией (правда, всего лишь с грифом «ДСП») у них нашли, а в нынешние времена и этого было вполне достаточно для длительного отдыха на южном берегу Северного ледовитого океана. Или не очень длительного: Лена мимоходом заметила, что подобными делами «очень интересуется» служба одного генерал-лейтенанта…
Ну что же, теперь и эта история меня беспокоить перестала, так что ранним утром следующего дня я заехала за уже собравшейся Олей, мы быстренько домчались до аэродрома имени Фрунзе (то есть до Ходынки), погрузились в самолет (Ил-14, только не пассажирский, а грузовой, так что полет мы с сестрой провели на довольно жестких откидных сиденьях, хорошо еще что летчики нам какие-то одеяла подстелить выдали) — и уже к обеду приехали к маме…
Этой встречи я боялась три с половиной года, боялась что меня, незнакомую с прошлой жизнью Светы Федоровой, мать сразу же раскусит. Но теперь у меня были некоторые оправдания, по крайней мере по части «непривычного поведения»: все же три года «жизни в столице» человека могут изменить очень сильно. А незнакомства с «родным домом» я точно не опасалась: мама в Уфе жила у каких-то незнакомых ни мне, ни даже Оле родственников, так что «родной дом» оставался за кадром, а Оля все же с собой приволокла кучу фотографий, так что мать я точно ни с кем не спутаю.
Ну а «сопутствующие проблемы» я постаралась тоже решить заранее. Так как материна родня и сама ютилась в коммуналке, я озаботилась о командировочном предписании, по которому мне должны были хотя бы место в гостинице предоставить. Оле я тоже командировку оформила, на местную фармацевтическую фабрику — и с аэродрома мы сначала поехали в горком, а оттуда спустя буквально пятнадцать минут направились в обкомовскую гостиницу. Все же предписание на бланке Совмина на местные власти оказывает нужное впечатление, а то, что я запросила всего лишь один номер на двоих, местных администраторов, похоже, даже порадовало. Ну а вечером, когда мама должна была уже вернуться с работы, мы пошли к ней в гости.