Внучь олегарха

Лично для меня эти «дополнения и изменения» оказались весьма выгодными. Потому что для тех же фармацевтов «авторские» за изобретения высчитывались, исходя из суммы «сколько страна сэкономила, не покупая импортные аналоги» — и Оля за лекарство свое от малярии стала получать столько, что теперь ей хватало и на сытую жизнь, и на очень многое другое. То есть на очень-очень многое: она на премию начала строить в Благовещенске (уже Уфимской области) новый жилой дом с квартирой для мамы — в шестидесятиквартирном доме. Еще там же (и опять за ее счет) началась стройка новой районной больницы, чтобы маме работать было приятнее. А заодно — и строительство новой городской ТЭЦ (хотя в городе «старой» вообще не существовало). Ну а насчет всяких мелочей… я едва отговорила сестренку от покупки мне ЗиСа ( так как «Победу» мне все же в гаражах КГБ так и обслуживали, а ЗиС-то пришлось бы самой холить и лелеять). Но в целом сестренка оказалась девушкой разумной и деньги тратила с умом, в основном используя их для проведения каких-то своих медицинских исследований. То есть финансируя работы СНТО Первого меда по изучению иностранных фармпрепаратов и разработки способов их производства в СССР.

Ну а я сама денежки не тратила, копила их пока. Мало ли на что они пригодиться смогут в дальнейшем? А риск остаться с голым… кошельком из-за какой-нибудь денежной реформы меня уже совсем не пугал: все же я про деньги очень хорошо понимаю, и не смогла не заметить, что объемы всяких «займов восстановления» резко сократились, а выплаты и погашения по займам предшествующих годов стали проводится вообще досрочно. То есть деньги у страны были, и денежная система стала стабильной, так что и за накопления страшно уже не было.

Вообще-то я планировала эти деньги потратить «на завоевание мирового господства», но оказалось, что именно мне эти деньги тратить не потребовалось — и пришлось их пока тупо копить. А «оказалось», по большому счету, совершенно случайно — если не считать того, что любую случайность требовалось тщательно подготовить, а я ее как раз и подготовила, просто не ожидала, что такой сильный эффект от такой подготовки проявится. Но уж что получилось, то получилось…

В двадцатых числах октября я слетала на денек в Ленинград, на «Светлану», в попытке договориться о поставке пары горстей транзисторов, которые там выпускались. А там как раз начался «массовый выпуск» транзисторов уже не германиевых, а кремниевых — но на последние им даже план еще не спустили (потому что шла отладка техпроцессов и пока у них процент брака приближался к девяноста восьми процентам), и ленинградцы предложили мне именно ими затариться. Для меня особой разницы не было, но все же я не смогла не поинтересоваться причиной столь низкого выхода годных — и с некоторым удивлением узнала, что у них три четверти брака получается при запаивании готовых кристаллов в корпуса. Ну да, они это вручную пока делали — но я-то когда-то и производство полупроводниковых приборов в институте изучала, хотя и мельком, так что забрала я и горсть все же готовых, но еще не вставленных в корпуса камешков, пообещав натравить группу в НТК на какую-нибудь автоматизацию процесса. Но автоматизация — дело все же небыстрое, а у меня родилась одна идейка.

Вообще-то по поводу «ручной впайки» у меня тоже имелись определенные идеи: на моем заводе работал старичок, который в молодости занимался изготовлением гибридных схем в ЦНИИМАШе, и он рассказывал, как на заводе резко сократили процент брака сразу впятеро. Просто кто-то заметил, что максимум брака наблюдается по понедельникам, затем до пятницы процент брака снижается, а по субботам почти вся продукция получается годной — и сделал из этого весьма нетривиальный вывод. Простой: в субботу после работы девчонки, которые эти схемы паяли, шли в баню — и на работу в понедельник приходили чистыми. Отчего благодаря чистым волосам и чистому белью легко наэктризовывались — и крошечные бескорпусные транзисторы просто выжигали при сборке своей электростатикой. Решение было принято почти сразу и без обсуждений: девчонок на сборке стали приковывать к рабочим столам «кандалами» — металлическими браслетами, от которых к заземленными столам тянулись металлические тросики. И это сразу же помогло…

Но это «сильно потом» помогло, а про «сейчас» все же стоило процесс сначала проверить. Ну я и проверила: собрала группу первокурсниц с руками не из задницы растущими, объяснила им задачу… Транзисторов было мало, и девочки с задачей справились вообще за три дня — а первого ноября я напросилась на прием к Николаю Александровичу. То есть позвонила его секретарю, сказала, что очень хочу показать товарищу министру обороны что-то критически важное — в общем, в одиннадцать вечера я вошла в кабинет товарища Предсовмина:

— Товарищ Федорова, вы все же решили принять участие в работе по ракете товарища Королева?

— Нет, я вам именно кое-что пришла показать. Вот это — я вытащила из сумки и положила на стол свой «стандартный контроллер», еще из старых запасов — контроллер, используемый в разных системах управления, на ПТУР таких два стоит, а на блоке управления для Р-4 таких уже семь. А вот это — я положила на стол металлическую коробочку шестнадцать на двадцать четыре миллиметра и толщиной миллиметра в три — точно такой же, но выполненный на транзисторах. А вот это — я достала из сумки еще одну небольшую коробочку размером с походную мыльницу, только вдвое ее тоньше — полевая рация, работающая на расстояние до пяти километров, такие можно не то что на каждый взвод выдать, но вообще каждому бойцу. По умолчанию они работают на прием, так что командир взвода может в бою команды хоть шепотом отдавать, а еще они могут и просто радиостанции принимать, вот так… — и в кабинете заиграла музыка. — Их можно вообще миллионами выпускать — но для этого требуются транзисторы, так что радио — это пока отложим. А вот контроллеры нужны уже сейчас.

— Чтобы ракета стала на пятьдесят граммов легче?

— Чтобы ракета стала в сто раз надежнее: на нее можно поставить вместо одного контроллера по два троированных блока и вероятность критического отказа системы управления уменьшится более чем в тысячу раз!

— То есть сегодня я опять не высплюсь действительно из-за важного дела… А эти рации солдатские… Что вам нужно для налаживания такого производства, вы знаете?

— Прежде всего, наладить действительно массовый выпуск транзисторов. А то сейчас вроде его и налаживают, но по сути просто деньги на ветер пускают: в Брянске под завод транзисторов выделили древнюю макаронную фабрику, но здание ее мало что с дореволюционных времен не ремонтировалось, так оно еще и осело так, что на первом этаже просто лужи в коридорах стоят! А в Таллине, по слухам…

— Товарищ Федорова! Я не прошу мне обо всем этом сейчас рассказывать, сейчас уже ночь на дворе. Я спрашиваю: вы знаете, как дело поправить?

— Знаю.

— И что для этого нужно, тоже знаете?

— Да.

— Готовы взяться за такую работу?

— А меня хоть кто-то слушать будет?

— Я, например, слушаю, и другие слушать будут.

— Тогда готова.

— Вот и беритесь. Завтра утром… нет, после обеда получите постановление Совмина: все средства, которые сейчас на полупроводниковую программу выделены, поступят в ваше распоряжение. Сегодня у нас что, пятница?

— Еще сорок минут четверг…

— Значит в субботу после обеда… в пятнадцать часов мне на стол положите программу по налаживанию производства транзисторов. И сами будете ее курировать от комиссии Совмина…

— А учиться мне когда?

— Я не сказал руководить, я сказал курировать. Будете следить за тем, как идут работы, кто работает хорошо, а кто работу симулирует, докладывать будете лично мне. Вроде американцы сейчас нас по этой части сильно опережают…

— По элементной базе — да, а вот по части применения пока мы почти вровень идем. То есть мы их даже слегка все же опережаем — но без своей элементной базы это продлится очень недолго.

— Вы мне это уже сообщили. Да, сами в Кремль не бегайте, у вас действительно и дел много, и учеба. Так что программу передадите мне через ваш первый отдел: у вашего куратора муж в Генштабе работает, они все очень быстро до меня доведут…

Да, я когда-то от деда слышала, что товарищ Булганин памятью обладал «даже лучше чем у Сталина», лично со всеми ведущими разработчиками крупных проектов общался, тысячи, десятки тысяч людей в лицо помнил — но вот что он и в курсе семейных связей своих сотрудников… Понятно, почему при нем страна так шустро развиваться начала: он же всегда, по сути дела, был в курсе того, кто, чем и с каким успехом занимается…

Но он — просто помнил, а мне что делать, памятью такой не обладающей? Разве что все на бумажках записывать — но ведь такие бумажки придется у Лены в спехцране прятать, с собой их не взять и при случае не полистать. Однако в принципе и эту проблему решить можно, хотя и через одно заднее неприличное место. А раз можно, то и нужно.

Однако товарищ Булганин меня немножко обманул: постановление вышло не в пятницу, и даже не в понедельник, а только восьмого ноября, то есть вообще через неделю. Зато оно мне показалось очень продуманным, а моя роль в работах по этому постановлению внешне была вообще сведена к минимуму. Но это только внешне: При Совмине был образован специальный Комитет по полупроводникам, в который входили заместители министров из минэлектропрома, минрадиотехпрома, министерства приборостроения, минуглепрома, в качестве наблюдателей присутствовали представители Средмаша и министерства обороны, руководители нескольких институтов (половина из них были химиками). И члены этого комитета могли обсуждать разные технические проблемы, готовить какие-то производственные и исследовательские программы — но все это начинало претворяться в жизнь только после того, как эти планы подписывала я. Не по собственному желанию: сначала я должна была эти планы показать товарищу Булганину, объяснить, зачем они вообще нужны и какая от их реализации ожидается польза — и только после того, как Николай Александрович их утверждал (устно), то я их подписывала. И некоторым товарищам даже казалось, что именно я работой Комитета и руковожу, но немногие (в том числе и министры входящих в Комитет министерств, сами в его работе не участвующие) были в курсе того, что работой комитета руководит лично товарищ Булганин…