Внучь олегарха
Шрифт:
Машина была со всех сторон замечательная, считала быстрее всех ныне существующих, электричество не жрала как электрическая свинья. Но у нее имелся небольшой недостаток: оперативная, извините за выражение, память емкостью аж в двести шестьдесят четыре байта! Подключаемая к процессору как «внешнее устройство» через встроенный в процессор контроллер, позволяющий данные по четырехбитной шине перекачивать в шестнадцатирязрядные регистры. Эту «память» (хотя правильнее ее было бы называть «склерозом») они просто «сперли» с М-2, а сделана она была на электростатических трубках и, понятно, скорость доступа к данным в этой памяти была просто удручающей. А вот если бы к ней подключить память уже
Двадцатого января, сразу после сдачи последнего экзамена, меня к себе пригласила Лена и сообщила, что мне ждут в сто шестидесятом НИИ, причем ждут с нетерпением. У меня тоже нетерпение тут же разгорелось и я туда поехала даже в общагу не зайдя переодеться. Не зря поехала, мой однофамилец лично ко мне вышел на проходную и отвел в лабораторию, где мне показали небольшой прибор в DIP-корпусе с двадцатью четырьмя выводами. А когда я с любопытством на однофамильца уставилась, он тут же с широкой улыбкой пояснил:
— Это серийный образец изготовленного по вашей схеме элемент динамической памяти, сто двадцать восемь слов по два байта каждое, причем хранение производится в коде Хемминга, контроллер записи сам этот код формирует, а контроллер чтения выдает на выход уже дешифрованное значение.
— Вы просто чудо совершили! А сколько…
— На одном кристалле, выполненном на пятимикронной базе, нашим инженерам удалось разместить чуть больше трех тысяч транзисторов на кристалле размером четыре на три миллиметра. На одну пластину поменяется тридцать четыре элемента, выход годных пока составляет около пятнадцати процентов… но с линии выходит по двадцать четыре полностью готовых платины в час. То есть сейчас мы уже делаем по сто двадцать таких микросхем в час… а вам вообще сколько их нужно? Полный цикл обработки занимает шестнадцать суток, так что если мы сегодня же производство остановим, то все равно вы получите еще около сорока пяти тысяч таких изделий, вам столько хватит?
— Хватит? Да вы смеетесь, что ли? Мне, точнее, Советскому Союзу их нужны многие миллионы! Ну судите сами: для изготовления минимально пригодной для работы вычислительной машины требуется память минимум в шестьдесят четыре килобайта, то есть минимум двести пятьдесят шесть таких корпусов.
— Но с учетом тех, что мы уже изготовили, этого хватит на двести таких машин, даже больше!
— Тогда я вам задам другой вопрос: как дела идут с той схемой, которую я вам передала в начале декабря?
— Мы с ней работает, планировщики говорят, что уже в феврале, я думаю, ближе к концу февраля, можно будет и ее запускать в производство. Для этого даже нашу линию переналаживать не придется, просто поменяем фотошаблоны…
— Ну да. И ваша линия будет производить по сто двадцать… для начала по сто двадцать процессоров в час. И для каждого выпущенного процессора потребуются по двести пятьдесят шесть таких схем памяти, для каждого!
— А зачем вообще столько вычислительных машин могут пригодиться? Я думал, что мы за день…
— Уважаемый Мстислав Михайлович, если я вам сейчас буду просто перечислять те области, где эти машины будут нужны как воздух, то вы уснете от усталости раньше, чем я и четверть вам рассказать успею. Поэтому у меня к вам будет только один вопрос: сколько вам нужно всего — я имею в виду денег, оборудования, специалистов, расходных материалов — то есть вообще всего, чтобы у вас тут можно было запустить с десяток таких линий.
— Ну, я не знаю, выделят ли нам хотя бы десять процентов из того, что для этого потребуется, — в голосе Мстислава Михайловича прозвучала какая-то ирония.
— А
ваши инженеры не проверяли, на какой частоте может эта схема памяти работать без сбоев?— Нет, мы только проверили, что на одном мегагерце данные в ней сохраняются пока подается питание.
— Я это к чему спросила: если она сохранит работоспособность хотя бы на десяти мегагерцах, то вычислительна машина с шестнадцатью корпусами памяти при установке в зенитную ракету со встроенным локатором вашего же института даже в собачьей свалке воздушного боя не зацепит наш самолет и практически гарантировано собьет вражеский. Про ракеты корабельного базирования вам, думаю, даже рассказывать не надо…
— Я понял вашу мысль.
— Я ее все же немного разовью: только под это правительство выделит вам все, что попросите — и не только вам, я весной к вам прибегу с требованием выделить специалистов, чтобы они помогли все эти процессы освоить и в Брянске, и в Минске, и в Бресте, и еще неизвестно пока где.
— Звучит заманчиво.
— Я знаю, сама себя я именно так в эту программу и заманила. А вы — пока только вы, пусть ваши специалисты сначала выпуск процессоров наладят — подумайте вот о чем: по пятимикронной технологии на таком, как у вас используется, кристалле можно до двадцати тысяч транзисторов разместить…
— Да, но сделать трассировку…
— Я же сказала: пока просто подумайте. Я и сама знаю, что руками на бумажке трассировку такой схемы произвести — дело крайне сложное и исключительно трудное. Но вот написать программу, которая всю трассировку за пять минут рассчитает… как раз с использованием вышеописанной вычислительной машины…
— Хм… действительно, тут есть над чем подумать. Но у меня один вопрос все же остался: Светлана Владимировна, вам Николай Александрович приказал разработчикам информацию такими малыми порциями выдавать или вы сами так решили?
Ну что же, очень удобно получилось: «низы» думают, что я раздаю указания по поручению всеведающего правительства, «верхи» считают, что я просто работаю «транслятором» с научного языка на административно-командный — и никому, собственно, до меня нет дела. Почти никому, все же Лена со своей группой явно не по собственной инициативе меня так опекает. Хотя ведь я всем этим дамам из первого отдела такую одежду «придумываю», так что и здесь возможны варианты. Но о них лучше вообще не задумываться, а делать то, что я делать умею. И умею делать хорошо — жалко только, что время очень быстро утекает. А время для меня — единственная ценность. То есть я думала, что единственная — и вдруг картина мира для меня резко изменилась…
Глава 20
Когда я придумывала схему кристалла памяти, я все же именно думала — и додумалась до одной «очень умной мысли»: данные в память и из памяти передаются по одной шестнадцатиразрядной шине, так что добавила в схему простенький переключатель режима работы: «читать» или «писать». Два бита — но и их хватило для того, чтобы все микросхемы посалить на одну общую шину. Если на кристалл приходит сигнал «читать», то открывается выход на шину и очередные два байта просто «висят» на шине, пока не сигнал этот не выключится. А если «писать» — то данные с шины в нужные (определяемые адресными битами) байты прямо с шины и записываются. Ну а если оба бита установлены в ноль, то кристалл на то, что в шине имеется, просто не реагирует. Очень удобно, так и перезапись данных с кристалла на кристалл может проходить без участия процессора — но чтобы все это заработало, нужно еще и контроллер всей платы с кучей установленных на ней микросхем придумать. Простой контроллер, я даже примерную схемку его набросала — но самой еще и его разрабатывать было просто некогда.