Внучь олегарха
Шрифт:
Когда молодая девушка покинула кабинет, Николай Александрович нажал кнопку на стоящем на столе телефонном аппарате и, подождав прекращения сигнала зуммера, снял трубку и произнес лишь одно слово:
— Зайдите.
А когда в кабинет зашел генерал-лейтенант госбезопасности, спросил у него:
— Вы все слышали, Павел Анатольевич? И что вы теперь о ней думаете?
— Всё то же. Она говорит куда как меньше, чем знает, а знает она очень много. Даже слишком много. Но вот откуда…
Глава 22
Когда Николай Александрович рассказывал мне о понесенных на налаживание полупроводниковой промышленности затратах, он прекрасно знал, что о величине этих затрат я знаю как бы не лучше него. А еще он знал, что я знаю что он прекрасно знал, что все эти затраты наполовину уже окупились к традиционному весеннему снижению цен на промпродукци.
После очередного снижения цен тот же телевизор «Старт» в магазинах продавался уже по тысяче семьсот рублей, причем продавалась уже модель «Старт-3», в которой осталось (если кинескоп не считать) только четыре радиолампы, а вся остальная схема стала уже транзисторной. А кроме Московского радиотехнического завода в Москве телевизоры теперь выпускались и на московском телевизионном заводе «Рубин» (модель немного отличалась, в ней было уже шесть ламп). А кроме Москвы телевизоры производились в Александрове, Горьком (там их выпускали сразу три завода, хотя «официально» считалось, что два), в Новгороде, Воронеже, а Новосибирске и Омске, в Ленинграде само собой, а так же в Баку, Красноярске, Харькове, Минске и даже в Каунасе. Но «лидером проката» стал Брянский телевизионный завод, где приступили к выпуску небольшого (с тридцатисантиметровым всего экраном) полностью транзисторного телевизора под названием «Кристалл». И на каждом заводе (кроме Каунасского) выпуск телевизоров (почти все они были с экраном в тридцать пять сантиметров) превышал сотню тысяч в год и все они теперь продавались по ценам от полутора тысяч до тысячи восьмисот рублей (причем цена определялось большей частью отделкой корпуса), а самые дорогие телевизоры — минский «Беларусь» и московский «Рубин» с трубками по сорок сантиметров стоили чуть больше пары тысяч — и даже пи этом с каждого телевизора страна получала больше сотни рублей «сверхпланового дохода» (по этому поводу было даже специальное — и совершенно «закрытое» — постановление Совмина, обуславливающее такую «повышенную цену» необходимостью срочно компенсировать «сверхплановые затраты», понесенные радиопромом). А ведь кроме телевизоров в продаже появились и транзисторные радиоприемники, проигрыватели для пластинок, разная прочая техника — так что меня рассказ Предсовмина вообще не впечатлил. Даже при том, что я точно знала (а Николай Александрович, похоже, нет) что именно сверхплановые затраты на «создание инфраструктуры» для пяти полупроводниковых заводов слегка превысили четыреста тридцать миллионов рублей. Просто ему никто не сказал от этих миллионах, так как расходы на строительство жилья шли по совсем другим статьям…
И все это я считала именно по ценам уже «сниженным», хотя немало аппаратуры успели продать и по прежней цене. Но вот на телевизоры Александровского завода цены снижать никто не стал, просто выпуск телевизоров КВН полностью прекратился. А вместо КВНов а Александрове стали выпускать такие же, как и в Брянске, транзисторные телевизоры, продающиеся по той же цене, что и КВНы раньше, то есть по девять сотен. Так же не поменяли цены на легковые автомобили — что, откровенно говоря, народ вообще не расстроило никак. Но то, что не снизились цены на кирпич и цемент для населения, все же народ немного разочаровало…
И меня тоже не особо это порадовало, у меня были довольно интересные планы, связанные с кирпичом, но в любом случае я не собиралась ими заниматься до защиты диплома, а к тому времени или цены все же снизятся, или я еще больше денежек загребу: теперь в каждый выпускаемый телевизор ставилась «придуманная» мною радиодеталька: кремниевый диодный высоковольтный столб. Выпрямитель на двадцать пять киловольт — это вам не хухры-мухры!
Впрочем, от использования столбов в телевизорах я на большие барыши даже не рассчитывала, так «экономический эффект» в копейках выражался, но вот в Бресте их собирались изготавливать уже сильноточные, для применения, например, в электровозах переменного тока — и вот тут уже денежный источник обещал всерьез так заструиться. Но это все — потом, сначала — диплом. А чтобы его защитить, мне всего лишь за полгода нужно сделать работу, которую нормальный человек (то есть не клинический идиот) в состоянии выполнить примерно за пять-десять… веков. И это если брать самые оптимистичные оценки…
Николай Александрович очень каким-то спокойным голосом поинтересовался:
— Что вы имеете в виду под словами «слишком много»?
— Что? А… не в этом смысле. Она знает гораздо больше, чем любая девушка в ее возрасте, хотя очень многое она знает очень поверхностно. Но
даже зная лишь какие-то основы, она сразу придумывает, куда это модно применить. Моему сотруднику товарищ Федоров из Фрязино говорил, смеясь, что когда его инженеры попросили объяснить какой-то тонкий момент относительно технологии производства этих ее микросхем, она ответила, причем с явным удивлением от того, что вопрос ей задали: «А чего вы меня-то спрашиваете? Я в этом ничего не смыслю, так что вопросы свои специалистам задавайте». А когда те сказали, что специалистов-то в стране нет, она тем же тоном сказала, что мол вы теперь специалисты, так что сами у себя и спрашивайте. Мы потом проверили: технологии, подобной той, что она фрязинцам освоить предложила, нигде в мире нет, и никто даже не занимается исследованиями в этом направлении. А она не просто ее знала, но и с уверенностью стала ее внедрять!— А вы говорите «поверхностно»…
— Вот именно: инженеры радиоинститута позже сказали, что предложенная ей схема памяти вообще чудом заработала и она очень обрадовалась тому, что инженеры института сами придумали стабильно работающие варианты.
— Вон, у меня на столе список ее радости лежит, больше восьмидесяти человек она представила к орденам и медалям. А Федорова, кстати, на орден Ленина выдвинула. Он часом не родственник ей?
— Как она часто говорит, даже не однофамилец.
— Это как?
— А… полковник Суворина говорит, что, с ее слов, у директора института дед через ферт писался, а ее прадед — через фиту… или наоборот, не помню уже. Нет, ни малейшего родства. Но Игорь Васильевич, на новой машине вычислительной что-то уже посчитавший, говорил, что тут и «Героя» Федорову дать не стыдно. Так что если меня спросят, то я предложение Светланы Владимировны поддержу.
— Не спросят, но за информацию спасибо. И еще, Павел Анатольевич, если вы что-то странное заметите…
— С Федоровой проще вам сообщать если мы заметим что-то не странное. Но если вам именно странного о ней услышать хочется, то пожалуйста: она начала тратить свои деньги. Всерьез так начала…
Когда я училась, программирование в том или ином виде преподавали буквально всем инженерам, так что и мне пришлось хлебнуть кусочек этой науки. И хотя хлебнула я самую малость, себя честно считала программистом буквально «Богом отмеченным». То есть как «отмеченные богом» юродивые возле церкви: слова говорят на языке как бы человеческом, но понять их порой вообще невозможно — да и нуждочки такой чаще всего не возникает. Однако мой диплом должен был представлять из себя программу, причем очень даже большую, на мой непрофессиональный взгляд ее вряд ли выйдет уложить меньше чем в несколько сотен тысяч строк кода. Но мне даже точнее считать было лень, все равно понятно, что я такую программу не напишу никогда — да и не собиралась я никакие программы писать. Зачем, если есть специально обученные люди? А что, нет еще таких людей — значит нужно обучить. Но и обучать я лично никого не собиралась. Есть же нормальные специалисты, пусть они и учат!
А попутно пусть сделают что-то уже работающее. Группа студентов, аспирантов и примкнувших к ним преподавателей МГУ за лето разработали что-то, напоминающее операционную системы для новенькой ЭВМ. Очень примитивную, но она выполняла три главных для меня функции: позволяла загружать программы с диска, запускать их и — что было лично для меня очень важно — собирать программы из готовых кусков. А группа разработчиков их Брянска разработали под выпускаемый на тамошнем заводе монитор (с клавиатурой) что-то вроде текстового редактора, который, ко всему прочему, как раз работал на «пятом процессоре» микросхемы, то есть не мешал выполнять другие программы. Кривенькая такая идеология, но пока каждый индивидуальный процессор умел работать с памятью только в шестьдесят четыре килобайта, такая возможность была крайне полезна.
Монитор у брянцев получился… своеобразный. Я их попросила сразу закладываться на «телевизионное» разрешение, то есть размер экрана, если в пикселях считать, был восемьсот на шестьсот, а если в буквах, то на экране помещалось тридцать строк по девяносто шесть символов. Раз уже нет пока никаких стандартов, то кто мне помешает ввести свой? То есть брянский, это они уже сами все придумали. Да и вообще пока стандарты янки не ввели, «по праву первооткрывателя» у меня все делалось немного не так, как «в прежней жизни». Например, шаг выводов на микросхемах составлял ровно два с половиной миллиметра, расстояние между дорожками выводов — семь с половиной и пятнадцать миллиметров, диаметры дисков (и гибкого, и жесткого) были приняты равные семидесяти пяти миллиметрам (поскольку десятисантиметровый сочли все же не очень удобным). И даже на магнитофонах ширину пленки установили в десять миллиметров, а данные на ней писались сразу в коде Хемминга на тринадцати дорожках.