Внуки

Вдалеке словно бушевала гроза. Это все еще продолжались бои за Теруэль.

Командир батальона Макс, комиссар Отто и Вальтер шли впереди. Макс, против обыкновения, был разговорчив.

— Когда мы в первый раз стояли под Теруэлем, у нас еще не было военного опыта. Энтузиазм громадный, а военные знания — весьма скромные. И как ни велик был энтузиазм, мы потерпели неудачу. Пришлось повернуть от самых ворот.

— Вы дошли до города? — спросил Отто.

— Почти. До города было рукой подать.

— А что это за город — Теруэль? — спросил Вальтер.

Макс на ходу обнял Вальтера одной рукой, а другой показал вдаль на высоту — голый общипанный склон без деревца, без кустика, настоящая пустыня.

— Думаю, — сказал он, — что, когда был основан Теруэль, полоса гор над побережьем Средиземного моря была райским уголком — с лесистыми склонами и плодородными долинами. Иначе как мог бы возникнуть этот город с его мавританскими дворцами и грандиозными акведуками, с его старинными стенами, светлыми зданиями, воротами и башнями? Еще и сейчас он высится на скалистом горном массиве, точно высеченный рукою скульптора город из арабской сказки…

— На этот раз мы его взяли, — сказал Отто. — Марокканцам и фалангистам в Теруэле вчера преподнесли жестокий сюрприз.

— Какой сюрприз?

— Ты разве не слышал, как наши взяли старый город?

— Нет. А как?

— Я ведь был в Морелле, — начал Отто. — Туда приезжал генерал Вальтер. Кажется, инспектировал батареи. Он-то и рассказал, что произошло в Теруэле. Поздно ночью пятый корпус на грузовиках, оснащенных прожекторами, ворвался в горную часть города. Фашисты — в домах и за баррикадами — были до такой степени ослеплены, что забыли и думать о сопротивлении. Старый город, с его многочисленными кривыми улицами и естественными препятствиями, заняли без больших потерь. Взято в плен около пяти тысяч марокканцев и фашистов.

— Казалось бы, безумная мысль! — воскликнул Вальтер. — Но воистину светлая… Можно ли защищаться против такой массы света?

— А вот под Мадридом, — снова заговорил Макс, — однажды ночью марокканцы прорвались на наши позиции и почти не встретили отпора, так как испанские друзья отправились по домам спать. Марокканцы форсировали реку и проникли в город. На рассвете наши испанцы вернулись и увидели, что произошло. Бешенство их не знало границ. Они готовы переносить всю тяжесть войны, война есть война, но драться ночью, когда каждый порядочный человек спит? Нет, это подлость, трусость, для которых нет оправданий. Как ни быстро марокканцы форсировали ночью реку, их еще быстрее прогнали днем. Преследуя бегущего врага по пятам, испанцы, в свою очередь, могли бы прорвать неприятельскую линию фронта. Но нет, отвоевав оставленные вечером позиции, они почувствовали себя удовлетворенными. Нападать на растерявшегося врага, воспользоваться его замешательством, добиться легкой победы — это они считали ниже своего достоинства. Да, таковы были наши испанские друзья год назад; таковы они, по сути дела, и сейчас, только обогатились военным опытом. «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях», — эти великие слова героини свободы Пасионарии типично испанские.

— Но теперь они бросаются в бой, превращая ночь в день, — сказал Вальтер.

— Изобретают даже новое оружие — прожектор, — подхватил Макс. — Сколько скрытой энергии дремлет в этом народе, который веками душили своей «опекой» и угнетали идальго и чиновники, капиталисты-клерикалы и клерикалы-капиталисты. В промежутках между боями испанские товарищи учатся читать и писать, интересуются борьбой русских рабочих и крестьян. Они хотят учиться, учиться и еще раз учиться. Для крестьянского парня, надевшего мундир республиканской армии, день, когда он послал в родную деревню первое, написанное им самим письмо, — великий праздник. Это начало новой, свободной жизни с большим и прекрасным будущим. Я люблю этих людей и счастлив, что мне дано право бороться вместе с ними.

Бригада обошла огромную скалу, высунувшуюся на самую дорогу. По эту сторону горы гром орудий был значительно сильнее.

Вот оно — поле битвы.

II

Мюлетон — так называется высокое, скалистое плоскогорье, расположенное под самым Теруэлем и в это время года сплошь покрытое снегом. Здесь непрерывно раздавались взрывы снарядов, взвихривались тучи земли, и в воздухе проносились громадные куски скал, будто гора стреляла ими.

Батальон шел по пустынной, точно выжженной долине к этому горному массиву.

— Неужели контрудар? — Макс, по-видимому, был очень удивлен. Он высказал предположение, что, по всей вероятности, нескольким фашистским частям удалось снова сосредоточиться и прорвать кольцо атакующих войск.

Отто сказал, что Франко, быть может, тоже замышлял наступление на этом же фронте и республиканская армия только опередила его.

— Не забывай, — обратился он к Максу, — что у Франко свободна вся северная армия. А орудия и гаубицы бесперебойно прибывают из Эссена в Бильбао. Все они в действии.

Макс на ходу прочел какую-то бумагу и передал ее Отто. Вальтер также заглянул в нее.

Батальонам «Эдгар Андре» и «Двенадцатое февраля» предписывалось занять Мюлетон и продержаться на нем по меньшей мере два дня и две ночи — до тех пор пока не будет создана вторая линия обороны. Батальоны «Эрнст Тельман» и «Ганс Баймлер» должны занять позиции на холмах справа от Мюлетона.

Роты собрались на заснеженном плато, и Вальтер, к своему безграничному удивлению, увидел, как батальоны «Эдгар Андре» и «Двенадцатое февраля» среди бела дня и под сильнейшим артиллерийским огнем начали подъем на Мюлетон. Он взял у Макса полевой бинокль и следил за тем, с каким трудом бойцы карабкались на высоту. Да еще пулеметы тащили за собой. Вальтер улыбнулся промелькнувшей у него мысли: «Бог ты мой, взбираться на эти кручи в мирной обстановке — и то уже подвиг».

Поднимаясь по горному склону, товарищи из тельмановского батальона обнаружили в скале пещеру.

Вход был узкий, но внутри оказалось несколько просторных помещений. Холод в них стоял, как в ледяном гроте. Макс тотчас же решил: здесь будет штаб батальона.

Телефонисты начали спешно тянуть провода к горному хребту. Подносчики боеприпасов втаскивали ящики и складывали их штабелями в пещере. Альфонс, связной, маленький ловкий парень, весь обвешанный флягами, взбирался по склону со стороны шоссе, где стояла походная кухня. Еще не дойдя до пещеры, он крикнул, как бы извиняясь:

— Я мчался что было мочи, но кофе все-таки остыл.

— Они бегут вниз! — сказал Вальтер, смотревший в полевой бинокль на Мюлетон.

— Покажи-ка! — Отто взял бинокль и навел его на гору с широким плато. — Да нет, это товарищи ведут по склону несколько испанцев. Раненые, должно быть, или обмороженные.

— Фашисты хорошо пристрелялись!

— Что удивительного? Наши лежат там, словно на подносе.

— Знаешь ли ты такого товарища Бельмана, Отто?

— Лейтенанта Вилли Бельмана? — переспросил Отто, не опуская бинокля.

— Да. Тебе не известно, где он находится?

— Он в батальоне Баймлера. Вон там! Видишь, они занимают цепь холмов. Хорошее прикрытие с фланга. Мы можем быть спокойны.

Вальтер не мог представить себе Красавца Вилли фронтовым офицером, — скорее уж гарнизонным львом. Но так оно бывает, есть люди, к которым все до ужаса несправедливы. Где-то, кто-то привесил им ярлык, и они носят его всю жизнь. Как бы то ни было, Красавец Вилли — лейтенант. «Salud, лейтенант Бельман! Salud, товарищ Вилли!»