Внутренний дворец. Книга 1

В общем, поспорить с грамотой могла только музыка. Меня начали учить играть на пипе – это было что-то вроде лютни, которую полагалось упирать в колено, держа вертикально, и так перебирать струны. Поначалу мне было любопытно, я в жизни не играла ни на каком инструменте, но вскоре надоело хуже горькой редьки. Пальцы после этих уроков болели, наставница Тэн уходила недовольной, так и не сумев добиться от меня ни чистоты нот, ни должного выражения и темпа, а я в очередной раз оставалась с чувством своей полной бездарности. Нечем мне было похвастаться и в игре в облавные шашки – у нас бы их, вероятно, назвали «го»: фишки двух цветов ставили на расчерченное клетками поле, но не на сами клетки, а на пересечение линий, стремясь занять как можно больший кусок поля, и вытеснить с него соперника. Увы, стратегические игры мне не давались. Когда-то дедушка пытался научить меня шахматам, но я никогда не могла просчитать игру дальше, чем на один-два хода вперёд. И с шашками было то же самое. Я выучила правила и основные комбинации, но дальше этого дело не двигалось.

И потому чем дальше, тем больше меня подмывало устроить бунт. Ладно, чтение и письмо необходимы, это я понимала, так же как и то, что для овладения ими нужна практика, практика, и ещё раз практика. Но вот без музыки и шашек я вполне спокойно проживу. В конце концов, его высочество ценит меня не за это. Музыкантш и игроков не чета мне в его распоряжении и так хватает. Однако местный обычай гласил, что дама должна владеть всеми четырьмя Сокровищами изысканного отдохновения: музыкальными инструментами, кистями для письма, книгами и игральными фишками, и пойти против него я пока не решалась.

В общем, единственное, что мне нравилось, и в чём я более-менее успевала, были танцы. На них можно было отключить голову и просто плавно двигаться под музыку. На чувство ритма я не жаловалась, координация у меня тоже была на уровне, и тут наставница Тэн даже иногда меня хвалила. К тому же это была отличная возможность размяться после многочасового корпения за столом или с пипой.

– Это танец о героической смелости, – говорила наставница Тэн, когда мы разучивали танец под названием «Бой императора». – Он символизирует дух бесстрашия, стремящийся только вперёд. Обладает огромной силой, если уметь исполнить его как следует.

Я кивала, хотя, на мой взгляд, эти плавные, совершенно не похожие на боевые движения с таким же успехом могли бы символизировать полёт бабочек. Однако я никогда не претендовала на то, чтобы разбираться в заложенных в искусстве подтекстах. Была у меня подруга в студенческие годы – страстная балетоманка. Потом мы как-то разошлись, но всё же иногда встречались и переписывались. И встречались чаще всего в именно в театре.

– Натусик! – восторженно трещала она после спектакля. – Это был Абсолют! Как Сидоренко чеканит – сильно, остро, с блеском! Зябликова, правда, диагональ в музыку доделать не смогла, но, думаю, сможет. Ким летает! Прыжки у него – это что-то. И вращения не хуже. Осанка, руки, ноги, увязка тела!.. А Симицкая! И у неё не о любви, у неё об очищении огнём. О доверии, предательстве и отчаянии. Это вам не какая-нибудь Белик, которая в прошлый раз вышла умирать не лебедем, а грифом. Зрелище было душераздирающее!

И я кивала, хотя честно не видела никакой разницы между двумя исполнительницами. Если бы Даша могла увидеть «Бой императора», она бы, вероятно, и в нём углядела какие-нибудь мраки и глуби, мне недоступные.

В любом случае, до танцев пока ещё было далеко. Сперва мне предстояло домучить жизнеописание древнего императора Шун-жу, наследника легендарного Первого императора, спустившегося с Небес на землю на драконе. Впрочем, это я определила Первого императора с его наследником вкупе в легендарные, для местных же они были самыми что ни на есть реальными. Однако не успели мы с наставником Фоном добраться и до середины свитка, как в дверях возникла Усин.

– Его высочество призывает наложницу Тальо к себе, – с поклоном доложила она.

Ясно, его высочеству снова захотелось поболтать. Я вскочила с чувством школярского облегчения. Усин с ещё одним подобающим поклоном отступила в сторону, пропуская меня вперёд – на людях мы были вынуждены соблюдать этикет. Теперь на ней было не красное, а зелёное платье – именно такова оказалась униформа прислуги Восточного дворца, и даже крыша в нём была крыта не жёлтой, а тёмно-зелёной черепицей. Зелёный – цвет роста и процветания, именно он и подобает наследнику престола.

Однако в покоях его высочества почему-то оказалось пусто – видимо, Тайрен куда-то вышел, или, может, срочно позвали. Усин осталась за дверью, а я медленно обошла обширную переднюю комнату, прикидывая, чем бы себя занять до его возвращения. Посредине, как и положено, стоял стол Восьми бессмертных с чашами для приношений. Благодаря наставнику Фону я теперь знала не только как их всех зовут, но и их атрибуты, так что могла различить, в какую чашу для кого наливают и насыпают подношения: чашу Небесного императора украшал четырёхугольник, символизирующий нефритовую табличку, знак верховной власти, чашу Царицы-Матери, повелительницы Запада – схематичный треножник. Уад-гин, заведовавший войной и повелевавший Севером, изображался со свитком и палкой, то есть, простите, алебардой и военным трактатом, Эр-Аншэл Драконоборец, контролировавший разливы рек, смотрел на весь мир всевидящим третьим глазом, Нагши-И-Бу, Хранительница очага, предпочитала ветки ивы в кувшине. Создательница людей Нида почему-то выбрала в свои символы раковину, хотя никакого отношения к морю не имела, если не считать того, что, помимо людей, создала и всех прочих тварей, включая морских. Её супруг, повелитель Востока Зу Мин, изобрёл циркуль, с ним же и изображался, так же как Божественный земледелец, повелитель Юга – с плугом. Впрочем, иногда Земледельца изображали с атрибутами медиков, ведь другой его ипостасью был Эт-Лайль, бог медицины.

Забавно, вдруг подумалось мне, хотя местный пантеон весьма обширен, но до сих пор мне так и не удалось обнаружить в нём бога или богиню любви – любви как чувства, я имею в виду. Была Чистая Дева, покровительствующая плодородию вообще и сексу в частности – чистота в здешних понятиях никак не связывалась с воздержанием. Была Нида, что покровительствовала ещё и браку, была Нагши-И-Бу – не только Хранительница, но и Чадоподательница, чья функция понятна из титула… А вот любви как таковой не было.

Интересно, которая из этих богинь оказалась бы покровительство тому чувству, что испытывает ко мне Тайрен? Чистая Дева, должно быть. Любовником его высочество оказался страстным и энергичным, и даже успел несколько меня утомить. Правда, мой главный страх, что в постели он будет вести себя как грубое животное, думающее только о себе, не оправдался – нет, Тайрен честно заботился о том, чтобы я разделила его страсть. В покои к нему меня позвали в первую же ночь после возвращения из Светлого дворца, не дав даже толком устроиться на новом месте, и я изрядно удивилась горящему взгляду и ясно ощущавшейся дрожи нетерпения, когда он прижал меня к себе. Мальчик дорвался, подумалось мне. Неужели я оказалась первой женщиной, которой ему пришлось хотя бы чуточку подобиваться?

В общем, пока я думала, что интересую принца исключительно как занятный собеседник, мне как-то незаметно для себя самой удалось пробудить в нём интерес совсем иного рода. Впрочем, одна страсть другой не мешала. Днём он то и дело дёргал меня к себе поговорить, по ночам – ну, понятно. И, видимо, и тем, и другим оставался доволен. Во всяком случае, уже в первую ночь он спросил меня, какой подарок я хочу в награду за сегодняшнее. За Усин я успела попросить раньше, но мне не пришлось долго думать, что пожелать.

– Ну, если ваше высочество готовы выполнить просьбу недостойной служанки…

– Ну?

– Распустите волосы, – попросила я.

– Что?

– Распустите волосы. Я давно хотела посмотреть, как вы выглядите с распущенными волосами. И вообще, какой они длины.

Некоторое время Тайрен молчал, как-то странно глядя на меня. Потом приподнял брови, но всё же потянулся к венчавшему его голову пучку, вытащил длинную шпильку и снял коронку, удерживающую волосы вместе. Тряхнул головой, помогая пучку распасться, снял накосник, удерживающий на затылке две заплетённые по бокам головы от ушей и идущие затем вверх к макушке косы. Несколькими движениями расплёл их.