Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Внутренняя красота
Шрифт:

Банданы – модные косынки – стали главным атрибутом модницы нулевых. По крайней мере, в наших краях не было девчонки, которая не носила бы дешёвый китайский чокер из чёрной жёсткой проволоки, заколку-краб или бандану. Последний аксессуар даже стал предметом ожесточённых споров. На родительском собрании всерьёз решался вопрос, не запретить ли девочкам носить их в школу.

– Мы не мусульманская страна! – орали патриотично настроенные отцы. – У нас девочки не ходят в платках! Нужно их запретить! Не надо нам навязывать чужую религию.

После чеченской кампании вопрос безобидных косынок стоял острее, чем это могло показаться на первый взгляд.

Православные вообще-то тоже носят, – замечали на это некоторые матери с короткими крашеными волосами.

– Да? И почему тогда вы не носите?

Взрослые так и не пришли к консенсусу в религиозном вопросе. Мой отец всё же настаивал на том, что косынка мне ни к чему. Но я уже её купила и не собиралась расставаться с дорогой сердцу и кошельку вещью.

– Ты же русская! – сказал он, с чего-то решив, что это аргумент.

Я не знаю, в какое русло унесло бы нас течение этого разговора, если бы не встряла бабушка – мать отца, с которой мы жили в одной квартире. Бабушка Маша вернулась с прогулки.

– Ульяна, какая замечательная косыночка! – восхитилась она с порога. – Ты как настоящая казачка!

Я зацепилась за эту идею.

– Слышал, пап? Я казачка, потомственная казачка!

Этой идеей девочки бросились размахивать, как шашкой наголо. Наши ценности. Культура. Дань уважения предкам. Мы казачки, с нами Бог!

Банданы остались на девичьих головах, а патриоты могли спать спокойно. По крайней мере, до тех пор, пока не появились джинсы с заниженной посадкой. Оголённые полупопия с выбивающимися стрингами было труднее объявить культурным наследием.

– Ладно, банданы точно есть у всех. Рваные джинсы? Раз, два, три… У пятерых точно есть. У подруг поспрашивайте, ладно? А вторая группа наденет джинсовые комбинезоны. У кого есть?

– У меня есть! – сказала я.

– Отлично! – обрадовалась Елена Сергеевна. – Ульяна, одолжишь его кому-нибудь из девочек?

Хлёсткий вопрос. Как плетью ударила.

– А в чём тогда я буду танцевать? – спросила я в недоумении.

– Пока что ты не знаешь движений танца, – Елена Сергеевна замялась.

– Так никто не знает. Мы его ещё не учили.

– Да-да, конечно.

После занятия я подошла к учительнице танцев и прямо спросила её, стоит ли мне оставаться в коллективе.

– Вы считаете, что из-за хромоты я никогда не смогу танцевать? – прямо спросила я.

Елена Сергеевна призадумалась.

– Нет, – наконец, сказала она. – Конечно, твоя… Хм… Особенность. Да, особенность влияет на твои способности. Но у тебя хорошие данные. Заниматься для себя ты вполне способна.

– Я и не планирую поступать на хореографа. Я всего лишь хочу танцевать, как все остальные. Выступать вместе с девочками на сцене.

– Ульяна, мне кажется, что ты плохо ладишь с девочками. Тебе надо быть гибче, найти к ним подход. Будь помягче. Поверь мне, это полезное качество для женщины.

Подобная формулировка меня разозлила. Выходит, что это я должна подстраиваться под Арсеньеву? В конце концов, я не сделала ничего плохого другим участницам коллектива, а они смотрят на меня, как на пустое место!

– Я не знаю, почему у Арсеньевой и её подруг возникла ко мне неприязнь. Но уж точно не им решать, чем мне заниматься.

***

– Садись за стол, Уля, – первое, что я услышала, перешагнув порог бабушкиного дома.

– Да я не голодная…

Но кто бы меня слушал?

– Я купила сырокопчёную колбаску, буженину, твои любимые маринованные грибочки. Ешь

давай! А на десерт будет кое-что особенное.

Нутелла. Огромная банка шоколадно-ореховой пасты. Только у бабушки её можно было безнаказанно лопать ложками.

У бабушки Тани вообще разрешалось многое. Можно было постоянно есть сладкое, без дела поваляться в постели днём, смотреть на драки в программе «Окна», обсуждать неприличное и называть бесстыжими козлами всех, кого и в самом деле считаешь таковыми. Иногда мне казалось, что бабушка всерьёз растит меня по принципу разбойничьей атаманши из известной сказки: «Детей надо баловать. Вот тогда из них вырастают настоящие разбойники!». 2

Это было здорово. И определённо принесло свои плоды. Я выросла дерзкой, нахальной, острой на язык, презирающей любые авторитеты. Ко взрослым людям я относилась без особого пиетета, считая многих из них недоумками-переростками. Будучи калекой, я хорошо видела трещинки и слабости других, и беспощадно высмеивала чужие недостатки. Если что-то было не по мне, то я без колебаний ввязывалась в конфликты, потому что знала, что всегда сумею постоять за себя.

Бабушке это нравилось. Порой она спохватывалась и одёргивала меня за резкость, но это было напускное. Я не припомню, чтобы она хоть раз сказала, что любит меня, но я чувствовала бабушкину всеобъемлющую любовь каждой клеточкой своего детского тела. Она никогда не гладила меня, не обнимала. При встрече говорила сдержанное: «поцелуй бабушку» и даже бровью не вела, когда я прыгала ей на шею, впиваясь в её мягкую старческую щёку крепким поцелуем. Бабушка невозмутимо отстранялась и приказывала сесть за стол. Она всегда приказывала. У неё был авторитарный общения. И если указания остальных я воспринимала в штыки, то бабушкины команды приобретали звучание ласкового обращения к любимому озорному котёнку.

– Но сначала горячее. Мясо с картошечкой, соленья, скумбрия… Возьми огурец!

Если бы мне не повезло с астеническим телосложением, к четырнадцати годам у меня были все шансы превратиться в колобка и перекатываться по бабушкиному огороду с криком: «я больше не могу есть!». Дитя, чьё детство прошло под сенью войны и голода, знало только один язык любви: накормить. Любишь ребёнка? Корми его досыта. Всё остальное не так уж важно.

Бабуля была по-настоящему сильной женщиной и хорошо усвоила, что девочка может полагаться только на себя. Быть слабой недопустимо. В юности она переехала из деревни и, будучи полуграмотным ребёнком послевоенных лет, как-то умудрилась устроиться в городе. Она с нуля заработала на дом, вырастила дочь в одиночку, поддерживала старую мать. В молодости бабушка была красивой женщиной, одевалась с иголочки. Она не оставалась без внимания противоположного пола, но мужчины никогда не играли особой роли в её судьбе. Она не хотела связываться с кем-то, предпочитая оставаться хозяйкой и в своём доме, и в своей судьбе.

– Как там отец? – сурово спросила она, глядя как я с аппетитом уплетаю угощение. – Нашёл работу?

– Нет, – коротко ответила я.

Бабушкины губы побелели, задрожали.

– Положи себе ещё мяса, – снова приказала она.

Я не посмела ослушаться.

Бабушка не выносила зятя. Причиной столь сильной неприязни было шаткое финансовое положение нашей семьи. В другой жизни отец был перспективным молодым инженером. Он работал на заводе, получал хорошие деньги. Встал на ноги, женился, завел семью.

Поделиться с друзьями: