Во имя Пяти Стихий
Шрифт:
– Кто это?
– Она оборотень!
– Всесильная...
– Мама, а она настоящая? А почему она спит?
Мет проигнорировал толпу и понёс девушку к самому большому шалашу, единственному, в деревне, стоящему на земле. Кошки, всё так
– Заноси, - произнес он и вновь вошел внутрь. Мет с Хищницей на руках шагнул вслед.
Внутри шалаша было удивительно просторно. Впрочем, ничего, кроме шкур, расстеленных по всему периметру жилища, костра, горящего в середине, аккуратно расставленной в углу посуды, да развешанных по стенам пучков трав, сушеных мышей, птиц и рыбьих голов, здесь не было. Старик уселся возле костра, положил на почти угасшие угли веточку какого-то растения. Языки пламени вспыхнули, жадно вцепившись в добычу, полумрак кошачьего жилища наполнился горьковатым запахом.
– Положи её, - старик кивнул на шкуру по другую сторону от костра.
– И уходи. Скажи вожаку, что пора собираться. Мы должны покинуть эти места.
Когда Мет вышел, старик снял со стены ещё несколько пучков, насыпал в небольшую миску каких-то порошков из разных горшков. Несколько секунд он разглядывал кинжал в боку раненой, а затем, ухватившись за рукоять, выдернул оружие. Девушка изогнулась от боли и обмякла. Из раны на шкуру полилась кровь.
– Обычный кинжал, - пробормотал старик, едва увидев лезвие.
– Я так и думал. Ты выживешь, всесильная. Я помогу тебе в другом. Спрячу тебя получше.
Он не стал останавливать кровотечение. Старый кот спокойно сел так, чтобы между раненой волчицей и ним был костер, и принялся нараспев произносить слова. У кошек не было своего особенного языка. С представителями других рас они разговаривали на языке, понятном
на всём материке. Между собой они также изъяснялись на этом языке с добавлением своего особенного мурлыканья в голосе. Для кошек интонация значила много больше, чем слова. Старик читал свои заклинания твердым, призывным голосом. Один за другим в костер легли подготовленные сухие растения. Жилище наполнилось тяжёлым горьковатым дымом.Хищница застонала. Все это время, находясь в полубессознательном состоянии от боли, она не воспринимала происходящего вокруг. Когда в лёгкие попал дым, девушка поняла, что задыхается. Однако прежде чем погрузится в кроваво-алый туман, окутывающий её разум, Хищница услышала голос. Требовательный, настойчивый, призывный. Он приказывал, повелевал, заставлял девушку забыть обо всем, даже о боли. Отпустив все свои мысли и страдания, Хищница слушала голос, не пытаясь ни сопротивляться ему, ни даже понять, что ему нужно. Постепенно, голос становился громче и отчётливее, но слова всё ещё не были понятны. Старик, не прерывая заклинания, вывернул в огонь содержимое миски. Костёр вспыхнул, поднявшись до потолка кошачьего логова, и погас. Тьма плотно окутала старого кота и лежащую перед ним девушку. Голос умолк. Хищница всхлипнула, однако, у нее не было сил ни заплакать, ни закричать, чтобы вновь призвать этот странный зовущий голос. Её разум в панике метался, пытаясь собрать воедино воспоминания последних дней, воскресить хоть какие-то чувства: страх за друзей, ненависть к канторам, боль от раны. Однако, тьма непреклонно наступала. Хищница поняла, она проиграла. Отпустив все свои чувства и прекратив бессмысленную борьбу, она позволила тьме накрыть себя своим плотным черным саваном. Девушка-оборотень несколько раз натужно кашлянула, и затихла, потеряв сознание от нехватки воздуха, потери крови и боли.
Старый сгорбленный кот тяжело опустился перед раненой на колени. В костре вновь горел огонь, на этот раз от обычного хвороста. Отблески пламени падали на тело девушки, освещая затянувшийся шрам на её боку.
– А теперь спи, - произнес старик, укрывая девушку мягкой шкурой.
– Никто тебя не найдет, ничто тебе не угрожает. Просто надо хорошо отдохнуть, всесильная.