Во льдах

После фильма состоялась краткая дискуссия, под протокол. Слушали, постановили. Смысл выступлений: ослепляя фальшивым блеском витрин показного благополучия, западные пропагандисты пытаются создать впечатление, что буржуазный мир — не такое уж плохое место. Делают это они не без таланта, с использованием новейших кинотрюков, рекламируя ценности, чуждые нашему обществу, и потому для массового показа этот фильм рекомендован быть не может.

Точка.

А теперь — буфет!

В буфете нужно было платить, но это не останавливало. Двойной виски — рубль пятьдесят шесть. Бутерброд с красной икрой сорок две копейки, с чёрной шестьдесят семь.

— Виски в Америке пьют с красной икрой, — авторитетно сказал я.

— Ты был в Америке? — спросил Коля.

— Доводилось.

Виски с икрой — то ещё сочетание, но успех был несомненный. Однако повторить никто не решился: было мнение, что за нами наблюдают, выявляя нестойких. Пятьдесят граммов в компании единомышленников можно и даже нужно, но если человек не способен остановиться, цена ему невелика.

— А кто ж следит? — простодушно спросил Коля.

— А свой брат студент и следит, — ответила Лиса.

Колю, впрочем, это не напугало, он сказал, что через три дня едет на сбор, и потому бутылочка пива, что была за обедом, полностью удовлетворила его потребность в алкоголе.

Может, и так. А, может, не хочет впустую тратить полтора рубля.

Мы проявили спортивную солидарность, и тоже отказались от виски.

— Мы, спортсмены, должны подавать пример, — сказала Пантера.

— Спортсмены? Ты спортсменка? — спросила Инга, девушка с соломенными волосами, ивановская ткачиха.

— Первый разряд, — с гордостью ответила Пантера.

— Ну, это не считается. Я тоже в школе занималась ориентированием.

— Еще как считается, присоединяйся!

Но Инга предпочла нам виски. Кто его знает, когда ещё случай представится — настоящий польский виски!

Ладно, переживём.

Далее по расписанию следовал тихий час. Полежать, отдохнуть, чтобы обед усвоился, а виски — выветрился. Или выветрилось. Кто-то подчеркивал мужской род напитка, а кто-то утверждал, что правильно — средний.

Тихий час я воспринял как необходимую передышку. Право, давно я не чувствовал себя в пионерском лагере, пусть с пивом, виски и Джеймсом Бондом, но — пионерском.

Только расположился на кровати, собираясь вздремнуть, как в номер пришли Лиса и Пантера.

— Мы будем охранять твой сон!

— От кого?

— На тебя, Чижик, многие глаз положили. Не все тут такие простые, как лыжник Коля!

И в самом деле, спустя пять минут в номер заглянула Нина, затем Инга, затем Мария, затем Катя…

— Чижик отдыхает, у Чижика режим, — отвечали девочки, целомудренно сидевшие за столом и читавшие прессу.

— А вы что здесь делаете?

— А мы готовим для него обзор важнейших событий, — и они показывали газеты, Лиса — «Правду», а Пантера — «Известия».

Пораженные увиденным, остальные отступали.

— Это временный успех, — предупредила Лиса. — Иногда они возвращаются.

— Почти всегда, — уточнила Пантера.

— Кошмар, — заявил я потрясенно.

— Принцев мало, золушек много, обычная история.

Я и сам мог бы додуматься. В нашей прессе, по радио или телевидению, о моей личной жизни не упоминали. Как бы её и нет. Да и западные голоса тоже обходили эту тему стороной. Вот и сложилось впечатление, будто Чижик свободен, как птица.

— Могли бы к Коле наведаться, Коля — олимпийский чемпион.

— Наведаются, не бойся. Но ты в приоритете. Лыжники — люди суровые, молчаливые, все больше по сборам ездят, а ты — по заграницам. На себя посмотри!

Я посмотрел.

— Человек, как человек.

— Костюм английский, туфли французские, рубашка…

— Итальянская, натуральный шёлк, — подсказал я.

— Ну вот, как же такого буратину упустить? Весь в заграничном, и пахнет от тебя…

— Пахнет? — ужаснулся я.

— Голову утром мыл?

— Мыл.

— Шампунем?

— Ну да, шампунем.

— Заграничным?

— Японским.

— А девушки японское за двадцать шагов чуют. Вот от Коли пахнет моющим средством «Фея», а это не то. И с «АББОЙ» Коля не пел, а ты пел. В общем, готовься к штурму.

— Может, я лучше вернусь в Москву? А то глупо как-то получается. Комедия положений.

— Вся жизнь — театр, тебе ли этого не знать. Но у нас есть план, — успокоили они меня хором.

— Какой план?

— Простой, но надёжный. Проверенный.

— Ну, разве проверенный…

В пять тридцать вечера, уже в сумерках — организованная прогулка на Москва-реку. По дорожке, мощёной жёлтым кирпичом. Прошлись, взбодрились, раздышались. Редкие снежинки, ели, огромные, до звёзд, яркая половинка луны, и — тишина.

— Как романтично, — сказала Инга. — Того и гляди, пролетит чёрт и украдёт месяц.

— На это они способны, — ответил Коля.

И тут маленькая тучка, а вовсе не чёрт, закрыла луну.

— Страшно, — сказала Инга, и попыталась прижаться ко мне. Да что попыталась, прижалась, ещё как прижалась!

Вот тебе и надёжный план!

Но девочки никак не отреагировали. Подумаешь, прижалась! Я в замшевой дублёнке, Инга — в куртке на синтепоне, никаким флюидам не пробиться.

Мы дошли до реки. Здесь она и широка, и глубока, и тиха, как и положено степенной равнинной реке.

Стоим, смотрим на воду.

— А здесь русалки водятся? — спросила Инга, взяв меня под руку так, что и не вывернешься.

— Русалки в ноябре готовятся к спячке. Зарываются в речной ил, так до самой весны и спят. Видят сны, а иногда эти сны снятся девушкам, особенно тем, которые на чужое добро зарятся, — сказала Лиса.

— Это какие же такие девушки?

— А вот кому ночью приснятся утопленники, с впившимися в тело чёрными раками, и тому подобное — те, значит, такие. Какие.

— Девушки, девушки, не ссорьтесь, — призвал к порядку Коля.

— Да мы и не ссоримся, мы дискутируем о русалках, — ответила Лиса.