«Во вкусе умной старины…» Усадебный быт российского дворянства II половины XVII - I половины XIX веков, по воспоминаниям, письмам и дневникам.

До этого существовало два типа наказаний. Первый — с использованием государственной власти — ссылка в Сибирь или отдача в солдаты. Близко к этому стояла ссылка лентяев и пьяниц, как «вредных людей», в отдаленные поместья. Второй тип — домашние наказания. Причем «битье» дворовых, когда барин (а чаще барыня) мог щипать, таскать за волосы, давать подзатыльники и оплеухи, или, как помещица Шепелева, бить провинившихся девок башмаком, снятым с ноги, собственно наказанием не было [73] . Это было частью все того же «семейного» отношения помещика к дворовым. Селиванов вспоминал, что тетушка его Варвара Павловна, «рассердившись на кого-нибудь из людей или девок, кричала, топала ногами, выходила из себя, и подчас била чем попало» [74] . Но и обучая грамоте своих племянников, та же тетушка применяла «тумаки и трепки за волосы» [75] .

73

БЛАГОВО Д. Указ. соч. С. 96.

74

СЕЛИВАНОВ В.В. Указ. соч. Т. 1. С. 99.

75

Там же. С. 13.

Такое обращение с дворовыми было типично для середины XVIII века, но к концу его в высшем слое дворянства, связанном с двором и жизнью в столицах, оно постепенно изживалось, и выглядело уже неприличным. Граф М. Бутурлин писал, что уже его отец всех дворовых называл «голубчик», а в виде наказания только повышал голос [76] . Вместе с тем справедливое наказание дворовых оставалось важной обязанностью помещика. Оно отличалось от простого «битья» и по содержанию и по форме. Во-первых, наказанию подлежали действительно серьезные проступки: пьянство, воровство, побег. Во-вторых, наказание, как это бывает и в государстве, отделялось от обычной жизни и соответствующим образом обставлялось. Наказывали в специально отведенных для этого местах — в углу двора, на конюшне, в особой комнате. Наказание сопровождалось наставлением и поучением.

76

БУТУРЛИН М.Д. Указ. соч. // Русский архив. 1897. № 3. С. 423.

Самым распространенным наказанием была порка: розгами, батогами (палками), плетью, кнутом [77] . Для пьяниц применялось особое наказание, сколь тяжелое, столь и позорное — «рогатка»: скрученному в три погибели человеку на шею привязывалась рогатина, концы которой упирались в землю [78] . Самое же тяжелое наказание называлось по-разному: «стуло», «колода», «колодки». Колода — это большой и очень тяжелый обрубок дерева, цепь от которого заканчивалась ошейником и была настолько коротка, что прикованный к колоде не мог выпрямиться или ходить. Ему оставалось только сидеть. А для того, чтобы нельзя было наклонить голову, сверху у ошейника были острые спицы. К колоде приковывали на неделю или на месяц, разрешая на ночь подкладывать под спину подушку [79] . Судя по всему, колода применялась крайне редко — только для пойманных беглецов, в назидание другим.

77

КИЧЕЕВ П.Г. Из недавней старины. М. 1870. С 79. Ср.: «По благому обычаю отец мой, разумеется, сек своих дворовых людей. еще и теперь слышу их вопли, как их драли на конюшне».
– ПЕЧЕРИН В.С. Замогильные записки. // Русское общество 30-х годов XIX в. М., 1989. С. 151.

78

БУТУРЛИН М.Д. Указ. соч. // Русский архив. 1897. № 3. С. 401.

79

Помещичья Россия… С. 145.

Это были если не официальные, то обычные наказания. Другие, о которых речь пойдет ниже, уже нельзя и назвать наказанием. Один из историков прошлого называл их «тиранством» [80] . Полная власть помещиков над крепостными и отсутствие закона, ограничивающего формы и меры наказания, давали простор «изобретательности» помещиков в этой сфере, и наказания превращались в пытки, порой чрезвычайно изощренные. Примеров таких пыток не так уж много, но они настолько вопиющи, что давали повод обвинить в злодейских поступках все дворянство в целом. Знаменитая Дарья Николаевна Салтыкова — «Салтычиха», помещица села Троицкого Подольского уезда — помимо разнообразных методов порки и битья (скалкой, валиком, палкой и поленьями), придумала и такие способы наказания: бить о стену головой, или в октябре загонять сенных девушек кнутом в воду минут на 15. Ее патологическая страсть к пыткам привела к гибели за 10 лет более ста человек, в том числе и девочек 11–12 лет. Забивая своих людей до смерти, Салтычиха нарушала закон. И поэтому, несмотря на значительные усилия своих родственников «замять» дело, была наказана с максимальной для дворянки суровостью: лишена дворянства, на час прикована к позорному столбу с надписью «мучительница и душегубица» и пожизненно заточена в подземной келье московского Ивановского монастыря [81] .

80

КИЧЕЕВ П.Г. Указ. соч. с. 80.

81

Там же. С. 13.

Такая же участь через 70 лет, в 40-е годы XIX века, ждала другую помещицу, Евгению Ивановну Можарову: она запорола насмерть за пустяковые провинности несколько своих сенных девушек. Однако мужу удалось подкупить сенатских секретарей. Можарову объявили умершей, а дело закрыли [82] . Пытки же, не заканчивавшиеся смертельным исходом, уголовной ответственности не подлежали. Помещик мог, ничего не опасаясь, пороть девок, раздев их догола и привязав к кресту, «на сей предмет сделанному», как это делал помещик Петр Семенович Муравьев в своем селе под Лугой [83] . Могли наказывать лакеев батогами «в две руки», как это любил делать помещик Маков в Верейском уезде [84] . Могли, как «одна важная барыня» (это записал со слов матери В. Одоевский), в мороз обливать девку водой и заставлять ходить по двору, при этом высовываться из окна и приговаривать: «Что? каково? бестия! каково?» [85] .

82

ЛИСТОВСКИЙ И.С. Из недавней старины. // Русский архив. 1884. Кн. 1. С. 223–229.

83

МУРАВЬЕВ-КАРСКИЙ Н.Н. Указ. соч. С. 84.

84

КИЧЕЕВ П.Г. Указ. соч. С. 96.

85

ОДОЕВСКИЙ В.Ф. Текущая хроника и особые происшествия. Дневник. // Литературное наследство. Т. 22–24. М., 1935. С. 116.

«Тиранство», в отличие от спонтанного «битья», большинством помещиков осуждалось, как дело недостойное дворянина, и в мемуарах случаи пыток приводятся не как рядовые, а как исключительное и печальное явление помещичьего быта.

«Тиранство» заканчивалось судом редко, но был возможен и самосуд. Так, чрезвычайно жестокого со своими крепостными генерал-фельдмаршала графа М. Каменского зарезали дворовые [86] .

Очерк IV Костюм

86

БЛАГОВО Д. Указ. соч. С. 96.

Костюм помещика говорит в первую очередь о том, каким он сам хотел себя видеть. Деревня давала возможность снять с себя обязательный для службы мундир и проявить свои индивидуальные вкусы, личные пристрастия. Тем не менее, набор вариантов костюма был и в деревне достаточно узок. Помещик мог вообразить себя хоть Байроном, хоть индийским раджой, но он должен был считаться с тем, что он, во-первых — дворянин, во-вторых — дворянин не служащий, и в-третьих — живущий на виду у своих соседей и собственных крестьян. Выбор костюма предполагал выбор определенной роли, или, если хотите, образа жизни, определявшегося сочетанием того, что он хочет делать, и того, что он может себе позволить.

Представим пока один из таких образов: отставной офицер. Слова «деревня» и «отставка» в то время были почти синонимами.

Лучшие молодые годы дворянин посвящал службе, чаще всего военной. Жизнь в деревне после женитьбы и выхода в отставку могла выглядеть только как воспоминание о золотых годах ушедшей бурной молодости, несмотря на то, что таких лет службы могло быть пять-десять, а остальные тридцать-сорок — отставка и деревня. Отсюда один из типичных костюмов той эпохи — мундир того полка, в котором помещик когда-то проходил службу. Например, помещик А.С. Лихарев всю жизнь носил один и тот же костюм — ополченский мундир своего полка в конной дивизии Измайлова, состоящий из просторных шаровар и казакина с оранжевым воротником [87] . Другой помещик, отставной моряк Позднеев, ходил в «мундирном сюртуке» морского покроя [88] .

87

СЕЛИВАНОВ В.В. Указ. соч. Т. 1. с. 98.

88

Там же. С. 353.

Нежелание расставаться с мундиром можно объяснить еще и тем, что для многих с отставкой заканчивался период их официальной значимости, которую давал крупный чин в России, и костюм должен был напоминать окружающим о том высоком ранге, в котором находился когда-то его обладатель. С.П. Жихарев, описывая своего деда, бригадира князя Гаврила Федоровича Барятинского, отметил, что тот всегда ходил в светло-зеленом сюртуке с красными лацканами и обшлагами [89] . И в «Мертвых душах», в доме Коробочки висел портрет: «писанный масляными красками какой-то старик с красными обшлагами на мундире, как нашивали при Павле Петровиче». Бригадир — ранг не высокий, пред-генеральский, но это высшее достижение князя Барятинского на службе — чин, видимо, полученный именно при императоре Павле. И старик помещик своим костюмом постоянно напоминал окружающим о своем бригадирстве.

89

ЖИХАРЕВ С.П. Указ. соч. с. 116.

Зеленый (а точнее — бутылочно-зеленый) мундир с красным воротником и обшлагами — это цвета московского дворянства и его ополчения. Поэтому каждый дворянин, записанный в родословную книгу Московской губернии, мог при желании носить такой мундир. Но это совсем не то — здесь нет памяти о прошлой службе, этот мундир сам по себе ничего не выражает. Другое дело, когда цвета наполняются знаковым смыслом, как в костюме богатого помещика генерала Н., описанного в воспоминаниях М.Н. Макарова. На генерале «богатый гродетуровый зеленого цвета халат, украшенный знаками отличия», зеленый картуз с красными опушками и отороченный галунами, белый колпак под картузом. В этом костюме каждая деталь — «говорящая»: и дороговизна ткани и галунов, и цвета (зеленый с красным), и знаки отличия, украшающие не мундир, а халат и колпак, и даже «малиновый Ост-Индийский носовой платок», который генерал держит в руке [90] .

90

МАКАРОВ М.И. Указ. соч. С. 248.

Халат и колпак — приметы еще одного образа помещика, распространенные даже более, чем мундир. Халат XVIII–XIX века — деталь гардероба (пришедшая к нам с Востока) из того же ряда, что мундир, сюртук или фрак: при том, что остальные детали костюма более-менее постоянны, именно замена мундира на фрак или сюртука на халат означала перемену места и формы жизни. Генерал-майор в отставке граф М.А. Дмитриев-Мамонов, которому не долго пришлось служить, любил выходить к своим крестьянам в «парадном мундире с брильянтовым эполетом и всеми имевшимися у него регалиями» [91] . Это был человек со странностями, побывавший в сумасшедшем доме, но и он красовался в парадном мундире только иногда по праздникам. Потому что неудобно в домашней обстановке ходить с брильянтовым эполетом. Халат был естественной формой домашней одежды дворянина. В нем занимались хозяйственными делами. М. Вильмот, описывая деревенский наряд Е.Р. Дашковой (подруги Екатерины II и в прошлом президента Российской Академии) выделяет две детали: нечто вроде халата и мужской ночной колпак на голове [92] .

91

КИЧЕЕВ П.Г. Указ. соч. С. 133.

92

Письма сестер М. и К. Вильмот… С. 225.