Во власти инстинктов

Пока наука была слаба, человечеством долгое время владел мистический разум и мистические идеи. Соперничество между старой и новой наукой, между старым и новым обостряется и многие философы застряли между наукой и религией. Ученые всегда цепляются за старые представления. Придет время, когда произойдет примирение между материалистической наукой, религией и мистикой.

Сейчас наука бурно прогрессирует, а религия остановилась и стала дробиться на мелкие фракции, основанные на неясных и незначительных различиях.

Религия убывает, а знания человечества прибывают. Но без религии человек не может жить. ЕЕ ИСКОРЕНЕНИЕ ВЫЗЫВАЕТ ДУХОВНОЕ ОБНИЩАНИЕ, ГРОЗЯЩЕЕ РАЗВИТИЕМ МНОЖЕСТВА ПОРОКОВ ПРИРОДЫ ЧЕЛОВЕКА. Видимо кроме существующих религий необходима другая религия, особенная, убедительная. Может быть, ее откроет наука?

Наука приносит прогресс и одновременно сопутствует регрессу в силу неизбежности борьбы противоположностей. Существует еще и наука безнравственности, та, что изучает способы уничтожения человечества. Она хорошо оплачивается правительствами стран, каждое из которых желает быть сильным зверем перед другими государствами. Оправдания этой науке нет. Наука безнравственная должна сдерживаться культурой. Но и культура развивается одновременно с антикультурой. Наука похоронила Бога, но вера в Высшее могущество заложена в инстинкте с древности. И человек, лишившийся Бога и растерзанный антикультурой, повисает в неопределенности, разряжая ее различными способами разбоя, наркоманией и алкоголизмом.

Может быть Бог возродится в другом понимании человечества, и этому поможет наука? Каков он будет, этот Бог, пока трудно сказать. Быть может, он будет материальный, реальный, не вымышленный, но особенный и пока для нашего состояния непознаваемый. Быть может, с его помощью удастся связаться с умершими, раскрыть тайны человеческой психики, и тогда сбудется мечта человечества и воцарится на земле справедливость! Может быть и так, что когда-нибудь вера в Бога в современном представлении умрет, не выдержав натиска науки, уступив место особой религии нравственности. Но для этого необходимо изменение природы человека и его инстинктов, столь стойких и укоренившихся в нем миллионной эволюцией.

Рис. 19. Мифологическое демоническое чудовище.

Деятельность церкви для общества полезна, когда она выступает против социальной несправедливости, нищеты, надругательства над правами человека, против угрозы атомной войны и тотального уничтожения человечества, падения нравственности и духовности.

Человек постепенно освобождался от представления того, что миром правят невидимые существа, и совершил переход от магии к современной религии. Пусть она существует и развивается в своих собственных и специфических противоположностях.

«Бог рождается в человеке», — писал Бердяев. Бог рожден в его инстинкте, он целесообразная черта общества, поддерживающая равновесие между добром и злом. Ныне это равновесие теряется.

Наука открыла человеку новый мир. Но в этом мире не стало места Богу. Наука убила Бога, она же обязана возродить его. Синтез науки и религии необходим ради процветания человеческого общества и предотвращения его гибели.

Наука

Человек противоречив. С одной стороны, ему свойственен исследовательский инстинкт и поиски неизвестного, с другой, он консервативен и изо всех сил цепляется за старое, устоявшееся, успокаивающее. Так и соседствуют противоположные инстинкты друг с другом, как и все остальное в жизни.

Наука — высшее знание и путь к нему долог и бесконечен. Но любое неожиданное открытие вызывает, как правило, протест, неверие, насмешки, преследования. Гарвею не поверили, когда он открыл круговращение крови в организме. Знаменитый историк древности Геродот смеялся над утверждением, что Земля круглая. Едва ли не все сообщество ученых издевалось над утверждением о существовании Дикого («Снежного») человека, несмотря на то, что его много раз убивали, величайшее число раз встречали, содержали в неволе, прежде хорошо знали, а сейчас попросту забыли. Великого астронома Коперника преследовали за убеждение, что не Солнце крутится вокруг Земли, а, наоборот. Атом считался неделимой частицей вещества. Однако от атома наука шагнула в сторону к атомному ядру с размером в одну трехмиллионную часть сантиметра, от атомного ядра к составным его частицам и нейтронам, размером десятитриллионной части сантиметра.

Среди ученых много скептиков, тех, у кого не укладывается в сознание то, что выходит за пределы незыблемых истин, вызывает резкое неприятие или даже враждебность ко всему необычному. Скептики — самые злые в науке. Они особенно враждебны ко всему новому. Когда Ньютон при помощи призмы разложил солнечный свет на составные его части и доказал, что все цвета зависят от отражения тех или иных лучей, он встретил такую бурю негодования и презрения, что был вынужден долгое время ничего не публиковать о своих открытиях.

Приведу еще несколько, в сравнении с только что сказанными, мелких примеров из своей жизни. Самое интересное на земле для науки о Человеке — очень крупное животное Дикий («Снежный») человек — сейчас стремительно вымирает, оставшись несколькими небольшими группками лишь из-за того, что ученые зоологи-скептики дружно возражают о невозможности его существования. А на мое обращение в Институт зоологи и Академии Наук КазССР о необходимости попытаться сфотографировать его, когда группа диких людей проходила вблизи города в Заилийском Алатау, директором этого учреждения было отвечено: «Посоветовавшись, мы решили, что это животное имеет отношение к антропологии, а не к зоологии». Моя книжка о нем («Трагедия дикого человека», 1992 г. «Паритет» Алма-Ата), а также книжка о животных, предсказывающих землетрясения, вызвали только неприязненное отношение к автору («Животные предсказывают землетрясения», Алма-Ата, 1984). И наконец, моя книга «Вокруг синего озера», (Алматы, 2000 г.) в защиту Балхаша, повторяющего судьбу Арала, с предложением спасти озеро, спустив бесполезное Капчагайское водохранилище, увидела свет в количестве 140 экз., но свет не увидал ее. Опасаюсь и того, что эта книга о природе человека вызовет кое у кого негодование или, что еще хуже — просто равнодушие.

Таких примеров можно привести величайшее множество. Нередко ученый разуверяется в законе «сохранения энергии», напрасно затратив массу сил из-за сопротивления бюрократов и ненавистников перспективным достижениям и идеям. В каждой науке царит одновременно антинаука и плохо, когда вторая побеждает первую. По-видимому, науку периодически следует садить на полуголодный паек, чтобы очистить от тех, кто пришел в нее только ради сытой и легкой жизни.

Рис. 20. Ритуал похорон древней религии Заратуштры у скифов. Труп умершего поедает специально выращиваемая большая и бесхвостая собака. Одна рука трупа отгрызена. Над ними олень символизирующий реинкарнацию — переселившуюся в животное душу умершего.

Каждое открытие науки с большим трудом освобождается от консервативных знаний, держащих мысль в своеобразном плену. И какая ирония! Все новое, необычное и встречавшееся враждебно, впоследствии становилось самым обыкновенным и не стоящим внимания. Противникам всего нового невдомек, что новое научное открытие появляется вследствие непреложной эволюции мышления, а величайшие из открытий, делаемых учеными или их коллективами, всегда вырастают на почве, удобренной трудами многих других деятелей науки.

Предполагается, что современная наука, рано или поздно дойдя до предела знаний в ожидании новых горизонтов, погрузится в своеобразный умственный застой. Сейчас в какой-то мере наука совершает безумие, шагая в мир узкой специализации, создавая разрыв между наукой и обществом. Узкая специализация ведет к отупению и быстрому моральному износу. Но есть ученые, которые хвастаются: «Мы никогда в чужие науки не суемся». Огромное количество постоянно умножающихся знаний способствует чрезвычайному дроблению наук и суживает кругозор ученого. Далеко не каждый одарен широтой интересов. Обычно же, втиснутый в рамки того, что мы называем специальностью, постепенно отягощается грузом профессионального невежества, узостью и трафаретностью мышления. Не поэтому ли, когда не существовало такого дробления наук, как ныне, таланты были гораздо чаще, чем теперь.