Во власти страха

Глава 32

Весь в поту, с громкими стонами, Билли Хейвен пробудился от тяжелого сна. Ему приснилась Олеандровая комната.

Все сновидения, связанные с ней, – а снились они часто – были тяжелыми по определению.

Этот сон был особенно тяжелым, поскольку в нем присутствовали его родители, хотя они умерли за несколько лет до того, как он впервые вошел в Олеандровую комнату. Может, они были призраками, но выглядели вполне реальными. Странная реальность нереальности сновидений.

Мать смотрела на то, что он делает, и кричала: «Нет, нет, нет! Перестань, перестань!» Билли успокаивающе улыбался ей и говорил: «Все хорошо», – хотя и понимал, что это неправда. Это было каким угодно, но не хорошим. Потом он понял, что его слова ничего не значили, потому что мать не могла его слышать. Это стерло улыбку с его лица, и он почувствовал себя несчастным.

Отец лишь покачивал головой, огорченный тем, что видит, и очень недовольный. Это тоже расстраивало Билли.

Эта часть сновидения обрела смысл теперь, когда он думал о ней: его родители умерли, умерли страшной смертью. Совершенно, ужасающе логично.

Билли ощущал запах и вкус крови, он видел кровь и какое-то время татуировал ею свою кожу. Это происходило и во сне, и в реальной жизни в Олеандровой комнате. Он раскрашивал свою кожу, как это делают люди в некоторых культурах, где татуировка запрещена.

Билли отбросил простыню, сел и опустил ноги на холодный пол. Взял подушку и утер пот со лба, мысленно представив их всех: Очаровательную Девушку и родителей. Потом опустил взгляд на наколки на бедрах.

На левом: ЕЛА

На правом: ЛЬЯМ

Два имени, которые он с гордостью носил на себе. Которые будет носить вечно. Они представляли собой громадную брешь в его жизни. Но эта брешь скоро закроется. Зло вскоре будет исправлено. Модификация…

Он осмотрел свое тело. У Билли Хейвена не было множества татуировок, что казалось странным для человека, работающего тату-мастером. Большинство мастеров увлеклось этой профессией потому, что им нравилась модификация тела. Они были одержимы иглами, тату-машинками. И часто приходили в уныние, глядя на все уменьшающиеся участки неисколотой кожи на своих телах, которые можно было бы заполнить изображениями.

Но Билли от них отличался. Может, он был, как Микеланджело. Этот художник любил писать, но не любил, чтобы писали его.

Кожа пальца к коже пальца…

Истина заключалась в том, что Билли вовсе не собирался становиться тату-мастером. Это была временная работа, чтобы окончить колледж. Но внезапно он обнаружил, что ему нравится это занятие, и если живописцу заработать на жизнь было трудно, то татуировщик мог преуспевать. Поэтому он спрятал свой почти ненужный диплом колледжа, открыл мастерскую в торговом комплексе и стал зарабатывать неплохие деньги «стилем Билли».

Он снова посмотрел на свои бедра.

ЕЛА ЛЬЯМ

Потом бросил взгляд на левую руку – на красную многоножку.

Это существо было около восемнадцати дюймов в длину. Его задняя часть находилась на середине бицепса, и рисунок неторопливо тянулся буквой S к тыльной стороне ладони, где покоилась голова насекомого – с человеческим лицом, полными губами, умными глазами, носом и губами, прикрывающими клыки.

Традиционно люди делали наколки в виде животных по двум причинам: чтобы приобрести их характерные качества, например, смелость льва или ловкость пантеры, или чтобы оно служило защитой от этого хищника.

Билли не особенно разбирался в психологии, но знал, что из этих двух причин выбрать существо для украшения руки его заставила первая. Он знал также, что оно его успокаивает.

Билли оделся, собрал свои принадлежности, затем несколько раз провел любимой ролик-щеткой по одежде, волосам и телу. Зажужжали его наручные часы, а через несколько секунд и карманные. Настало время выходить на охоту.

Билли шел по тихому, темному туннелю под восточной стороной Мидтауна, держа путь туда, где собирался отправить в ад новую жертву. Но путь был прегражден.

Он выяснил, что в девятнадцатом веке здесь проходила узкоколейная железная дорога, соединявшая завод с железнодорожным депо возле Сорок четвертой улицы. Это было превосходное сооружение из гладкого кирпича, с изящными арками, и, что удивительно, здесь не водилось паразитов и плесени. Шпал и рельсов уже не стало, но проход хранил атмосферу транспортного прошлого: Билли за несколько кварталов слышал шум поездов, шедших с Большого центрального вокзала. Было слышно и метро – сверху и снизу. Некоторые поезда проходили так близко, что от их движения сыпалась пыль.

Этот туннель подвел бы его очень близко к очередной жертве – если бы не равнодушные к другим рабочие, которые в течение последних суток закладывали кирпичами проход, о чем Билли и не догадывался.

Беда…

Билли осмотрел мрачный проход, куда свет проникал сквозь защитные решетки и щели вокруг неплотно прилегающих крышек люков, а также трещины в соседних зданиях. Как перебраться через стену, не поднимаясь на поверхность? Подпольщику следует оставаться в подполье.

Пройдя еще пятьдесят ярдов, Билли заметил лестницу с дугообразными железными ступенями, вделанными в кирпичную стену. Она вела на десять футов вверх, к проходу поменьше и как будто огибающему препятствие. Билли снял рюкзак и подошел к лестнице. Взобрался и заглянул внутрь. Да, скорее всего, проход шел в другой большой туннель, который приведет его куда нужно.

Он спустился, чтобы взять рюкзак и продолжить путь. И тут, откуда ни возьмись, появился этот человек. Он набросился на Билли, обхватил медвежьей хваткой и прижал к стене туннеля. «Господи, – взмолился Подпольщик. – Спаси меня, Господи…» Руки его дрожали, сердце колотилось от страха.

Человек смерил Билли взглядом. Он был примерно того же роста и возраста, но очень сильным. Поразительно сильным. От него исходил запах немытых волос и кожи, смешанный с мазутом. Одет он был в джинсы и две дешевые рубашки – белую и голубую. Рваная клетчатая спортивная куртка, вероятно, когда-то хорошего качества, была краденой или найденной в мусорном баке в этом экстравагантном районе. Волосы у человека были нечесаными, но он казался на удивление чисто выбрит. Маленькие темные глаза были свирепо сощурены. Билли сразу же подумал о докторе Моро.