Во все Имперские. Том 2
Шрифт:
— Вы о чём, Головина? — уставился я на девушку.
— Вот об этом, — Головина указала мне на дохлую муху на столе, — Охранка. Весь Лицей слушают после сегодняшнего, я уверена.
— Да кто слушает? — не въехал я, — Дохлые мухи служат в Охранке? Че-т я не вижу на этой мухе синего мундира…
— В Охранке служат члены рода Мухожуковых, — объяснил мне Пушкин, — А у них есть ученые мухи, способные передавать информацию хозяину. А конкретно эта муха, на которую показывает Головина, хоть и без погон, но была живая, пока я её не прихлопнул.
— И сколько тут еще вьется мух вокруг —
— Понятно, — кивнул я, — Конспирация — это, конечно, хорошо. Но нам надо действовать быстро, нужные нам вещи могут и исчезнуть оттуда, куда мы их положили.
— Да не, не исчезнут, — заверил меня эфиоп, — Я только что смотрел. Всё в порядке.
— Пока что в порядке, — напомнил я.
— Да прекратите уже, — вышла из себя Головина, — Я же говорю, не сейчас. Встретимся ночью. В комнате у Нагибина, в два.
— А почему у Нагибина? — спросил я, — Вообще в два ночи я обычно приглашаю к себе барышень поприятнее, чем вы, Головина. Кроме того, в мою комнату мухи из Охранки тоже могут залететь.
— У меня есть план, — холодно ответила Головина, — Так что мухи нас не потревожат, обещаю.
Эта прыщавая заучка явно тянула на себя одеяло, но я не стал ей мешать. Мне вдруг стало интересно, что из этого получится.
— Ладно, добазарились. Но до двух часов ночи мне нужно кое-что выяснить. Желательно прямо сейчас. Где спят дю Нор и Корень-Зрищин?
— А тебе зачем? — удивился Пушкин, — Дю Нор — еще понятно, я бы и сам был не прочь к ней заглянуть, если бы знал, где она спит. Но Корень-Зрищин-то тебе на фига? Хочешь его придушить во сне? Ты совсем отморозок, Нагибин?
— Возможно, — уклончиво ответил я, — Вы просто скажите, где они. А там я сам разберусь.
— Ну, Корень-Зрищин раньше был моим соседом по комнате, — признался Пушкин, — Только вот он перевелся. Корень-Зрищин больше не на тёмном факультете, час назад он упаковал вещички и переехал на так называемый «золотой факультет», где учится знать. Ну, оно и неудивительно, учитывая, что Корень-Зрищин теперь официально защитник Императорской крови, рисковавший собой ради Чудовища. А его батя — канцлер Тайного Совета, второй человек в государстве.
— Как парию вообще могли назначить канцлером? — пробурчала из-под маски Чумновская, — Такого никогда не было, ни разу в истории. Наши кланы даже в Тайный Совет никогда не вводили.
— А может новый Император решил взять курс на защиту худородных кланов, не? — спросил я, — Вот кого-то из твоих родичей, Чумновская, он, например, мог бы назначить министром здравоохранения. Почему бы и нет? У вас и масочки уже у всех надеты.
— Масочки нужны, — обиделась Чумновская, — Ты просто не видишь микробов, Нагибин, тебе повезло жить в блаженном неведении. А я их вижу, эти твари повсюду, даже в супе…
— Меня сейчас волнует другая тварь, по имени Корень-Зрищин, — отмахнулся я от Чумновской с её микробами, — Так куда он переехал? Где он теперь обитает?
— Не знаю, — признался Пушкин, — Где-то на верхнем этаже Галереи, над нами. Он мне не докладывал. И ты учти, что это у нас в подвале один пьяный холоп-слуга.
А верхний этаж Галереи, где живёт знать, хорошо охраняют.— Я разберусь, — заверил я потомка поэта, — А что с дю Нор? Она же наша одногруппница, так что должна жить с нами в подвале.
Остальные переглянулись.
— Должна, но не живёт, — ответила Головина, — На самом деле эта дю Нор — какая-то важная шишка, вероятно политическая беженка из Франции. А где она живёт — никто не знает. Но…
Головина замолчала и стала сосредоточенно жевать спаржу.
— Ну, договаривайте, Головина, — потребовал я, — Мне нужна эта дю Нор. Сегодня же ночью.
— О да, такая красотка любому бы пригодилась сегодня ночью, — поддакнул Пушкин.
— В общем, у меня есть её телефон. Мы вроде как подружились, — нехотя призналась Головина, — Так что я могу позвать её, когда соберемся в два у вас, Нагибин. Вы только скажите, зачем она вам понадобилась? Вы же понимаете, что если я позову её — нам придется с ней делиться.
— Чего? — вознегодовал эфиоп, — Делиться? Ну уж нет, этой дю Нор там вообще не было, когда убили Чудовище. Мы все рисковали своими жизнями, пока она…
— Ага, особенно ты рисковал, пока снимал нас на смартфон, — заткнул я родича Императора Эфиопии, — Нет, дю Нор нужно позвать. Она мне нужна. Пусть приходит. А дележку и бабло обсудим, когда вещи будут у нас на руках.
Мы с Шамановым остановились в коридоре под Галереей, не дойдя до нашей комнаты.
В коридоре было пусто, справа от нас в стене располагалась дверь с табличкой «Школьный театр». Табличка выглядела древней, буквы на ней полустерлись, а сама обшарпанная дверь смотрелась еще паршивее.
— Ты чего? — спросил Шаманов, не понявший, зачем мы тут встали.
— А ты чего? — ответил я вопросом на вопрос, — Ты в столовой почти не ел.
— А, так я не привык… — мрачно вздохнул Шаманов, — У нас в Гренландии же нет ни овощей, ни фруктов. Мы питаемся мясом и рыбой, так что ваш зеленый супчик со спаржей мне того… не очень.
— Понимаю, — кивнул я.
Сам я, в отличие от Шаманова, пожрал на славу.
— Акалу, объясни мне, пожалуйста, одну вещь, — продолжил я, — Почему у вас тут нет камер?
— А, камер? — насторожился Шаманов, — Ты о чём? Ты про камеры в тюрьмах или про камеры автомобилей…
— Да срал я на тюрьмы и автомобили, — перебил я, — Я про видеокамеры. Тут их нигде нет, ни у нас в Лицее, ни на улицах, ни в городах.
— А что, должны быть? — перепугался Шаманов, — Но зачем вешать везде видеокамеры?
— Затем, чтобы следить, а еще пресекать и фиксировать преступления, — объяснил я.
— Да, но ведь снимать человека на видео без его согласия — это же нехорошо, — удивился Шаманов, — Особенно снимать мага. И то, что ты предложил — это же страшно. Когда за всеми постоянно следят.
Я про такое в фантастической книжке читал… Там был описан мир, где к власти пришли холопы и запретили магию. Там всем управляла холопская партия, а камеры стояли повсюду, даже в домах, чтобы никто не применял магию. И везде висели портреты Старшего Холопа…