Во всем виновата текила

– О, боже, Нора, мы должны создать учебную группу.

– Нова, - поправила я.

– Что?

– Моё имя. Нова.

Она уставилась на меня, словно видела в первый раз.

– Точно. Нова. Я такая глупая. Так что ты об этом думаешь?

– Знаешь, я очень занята.
– Лгунья.
– И Паркер очень часто отсутствует. Так что мы редко занимаемся вместе.

Это, к сожалению, правда.

– Да, он, наверное, зависает с группой, - сказала она медленно, словно эта мысль только пришла ей в голову.
– Возможно, стоит спросить Кэйтлин, что она сделала, чтобы тусоваться с ними.

– Возможно, тебе стоит поговорить с ними, - предложила я, не скрывая сарказма в своем голосе. Не то чтобы она заметила.

– Да, точно. Мне нужно, чтобы он, типа, обратил на меня внимание.

– Ну, удачи тебе.

– Ок, спасибо, Нора.

– Нова.

Но она уже ушла. Досадно для нее, потому что через пару минут подошел Паркер.

– Готова отправиться домой?

Он занял место, к которому она прислонялась несколько минут назад, и мое настроение улучшилось.

Улыбнувшись, я закрыла шкафчик и последовала за ним к метро.

Наблюдая за тем, как толпа расступается перед его широкоплечей фигурой, я обдумывала комментарии Эмбер и других, подобных им. Ежедневные напоминания лишь усиливали растущее влечение, заставляя чувствовать себя еще более неловко, чем раньше. Словно страх от того, что мою влюбленность раскроют, был недостаточно сильным.

Но иногда я задавалась вопросом... была ли моя влюбленность односторонней? Иногда я замечала, что он смотрит на меня так же, как и я на него. Иногда он мог бы отстраниться от меня, но не делал этого. Он мог бы сесть через стул от меня, но не делал этого.

Я знала, что между нами возникла дружба... и в то же время задавалась вопросом, не скрывается ли под этим что-то большее. Мне было интересно, что, черт возьми, со всем этим делать.

Ничего. Потому что я понятия не имела, как быть с кем-то вроде Паркера. Черт, вся эта дружба была для меня в новинку. По утверждению Эмбер, он спал со всеми подряд, в отличие от него я была довольно неопытна. Понятия не имею, каково это, когда кто-то настолько впечатляющий, как он, обращает на меня свое внимание. Но мне очень сильно хотелось узнать. Из-за него мне захотелось заняться исследованием.

Когда мы вернулись домой, квартира была пуста, без лишних слов мы занялись своими обычными делами. Прошло несколько месяцев, и это стало нашей рутиной. Он занимался своим творчеством, а я использовала его как музу. Иногда он помогал с холстом и присоединялся ко мне, мы слушали музыку, проверяя, кто первым угадает песню. Или обсуждали достоинства и недостатки каждой песни. Или сидели в тишине и наслаждались обществом друг друга.

Все было просто.

Настолько просто, что я осознала это спустя несколько часов.

Скрежет моей кисти по холсту совпадал с бренчанием гитары Паркера. А когда он начал напевать, я закрыла глаза и наслаждалась музыкой, которую мы создавали вместе в тишине моей комнате.

Бренчание сменилось быстрыми ударами по струнам и привело к смене тональности. Не удержавшись, я начала сочинять песню. Ему не обязательно об этом знать. Эту часть я хранила у себя в голове. Я не могла удержаться, когда жизнерадостная мелодия сменилась протяжными траурными аккордами, извлекая слова из моей головы. Такое ощущение, что он создал песню в моей голове, пока перебирал струны.

Когда он остановился, я открыла глаза, чтобы взглянуть на холст и на то, что создала наша музыка... на то, как ярко-синий цвет в углу перетек в бледный, нейтрально-розовый. Примерно так же, Паркер с каждым днем все больше вливался в мою жизнь. Я обернулась, чтобы посмотреть, как он делает пометки в блокноте, лежащем рядом с ним на моей кровати. Он откинулся на подушки, одна нога согнута, другая вытянута, его босые ступни - произведение искусства.

Он провел рукой по своим волнистым волосам, а я наблюдала за тем, как татуировка в виде музыкальной ноты на внутренней стороне его бицепса плавно изгибается при каждом движении. У него было немного татуировок, на которые, судя по всему, дала согласие его мама. Они были маленькими и скрытыми, как в моей любимой игре поиск сокровищ.

– Дай посмотреть, - сказал он, прервав мое разглядывание.

Я моргнула и перевела взгляд на его ухмыляющееся лицо. Даже когда он не улыбался, его лицо выглядело так, будто он улыбается. Счастье сияло в его голубых глазах, словно ему принадлежал весь мир, и он знал это.

– Ох, не уверена, что она закончена, - сказала я, повернувшись к холсту и оценивая его.

Я откинула голову назад, затем наклонилась вперед, прищурила глаза, чтобы рассмотреть под другим углом. Его босые ноги зашлепали по полу, приближаясь, и я затаила дыхание. Это было моей любимой частью нашего совместного времяпрепровождения.

Его ладонь легла на мое плечо, посылая пылающую дорожку вниз по груди, ничего подобного я раньше не испытывала, он наклонился ко мне и положил другую руку на стол, окутывая меня своим теплом. В тот момент, когда его лицо оказалось рядом с моим, я забыла про рисунок. Все, что я видела, - профиль Паркера, смотрящего на мою работу, в непосредственной близости от меня.

Он тоже наклонил голову, и секунды потекли незаметно. Одна часть меня не хотела, чтобы он двигался, а другая нуждалась в этом, пока я не потеряла сознание от нехватки кислорода.

Наконец, медленно, на его щеке дернулся мускул, и он выпрямился.

– Черт, Нова. Отлично.

Воздух со свистом вырвался из моих легких, и, клянусь, я чуть не свалился со стула

– И еще кое-что, - добавил он.

Словно в замедленной съемке, его рука скользнула по моему телу к кисточке, которую я сжимала в руке. Не вынимая ее из моей руки, обхватил мои пальцы, обмакнул кисть в белую краску и поставил крошечную точку внутри одного из синих кругов. Обычно, если кто-то пытался прикоснуться к моей работе, я бы треснула его по руке. Но, как и совместный отдых в моей комнате, это стало нашей нормой. Первые несколько раз он спрашивал разрешения, чтобы добавить свой особый штрих, и я была не в силах отказать. Но теперь он делал это, не спрашивая, и я позволяла.

Когда он отпустил мою руку, я хотела потянуться за ним и умолять никогда не прекращать прикасаться ко мне, но он выпрямился, и мне пришлось взять себя в руки.

– Вот, - сказал он, возвышаясь надо мной и кивая на картину со скрещенными руками.
– Теперь это наше совместное творение.

Именно поэтому я позволяла ему это делать. Потому что, когда мы находились в моей комнате, это было наше совместное творчество. Даже если он добавлял лишь пятнышко краски, которое никто не мог разглядеть, реальность была такова, что он наполнял каждый штрих, линию и точку, создаваемые мной, используя его музыку в качестве фона.