Водная пирамида

— Именно так, друг мой, именно так. Трудно даже себе представить, что произойдет тогда в этих краях. Если провести параллели, можно предположить, какие страшные события вскоре случатся…

То, что из-за отцовского вмешательства разговор немного отклонился от нити рассказа Игоря Лозинского, в сущности, только усилило желание Отца и Горского как можно глубже постичь опыт их русского товарища, чтобы на его основании найти выход, спасение для людей и земель, которые мог завоевать сталинизм.

И Отец, и Цветан Горский имели обрывочное представление о неуемном желании Сталина, пусть ценою больших жертв, построить канал и соединить Белое и Балтийское моря для того, чтобы догнать Запад, который, по его подсчетам, ушел вперед на семьдесят лет.

И тут, как и в своей Истории Балкан сквозь призму падений империй, Отец сталкивался с болезненным вопросом эволюции и скачков в истории. Империи становились великими после того, как устанавливался и существовал продолжительное время новый порядок, который поддерживался новой армией. В подтверждение этой мысли Отец приводил пример прочности порядка за счет янычарства — чем немощней был режим, чем менее способен к тому, чтобы развиваться действительно эволюционно, двигаться к апофеозу соединения разорванных нитей, тем крепче у новых победителей становилось желание навязать обществу эту ненастоящую прочность, эту фикцию истинной, органичной гармонии.

Так вот, Сталин хотел преодолеть этот разрыв, перескочить эту бездну огромным прыжком, пусть ценою жертв, ради великого и светлого будущего. Фараон хотел построить свою водную пирамиду! Подобные идеи возникали от времен фараонов до сталинских и маоистских времен. И, по мнению Отца, не случайным было то, что главою нового строительства становился новый диктатор — новый янычар, каким был Сталин.

Слушая, что Игорь Лозинский говорил про Сталина и его ошибки, в голове Отца возникала типология балканских диктаторов — янычар, которые предопределили падение собственных империй. Отцу на основе его познаний было ясно, что привитый к еще не до конца высохшему древу Оттоманской империи запоздалый сталинизм, принесет на Балканы ужасные плоды.

Игорь Лозинский прервал ход отцовских мыслей:

— Не было предела безумию замыслов Сталина, страна была превращена в лабиринт. Не пощадили и путь угрей!

Но — по порядку, что произошло перед тем, как дело дошло до Беломорского канала, который должен был связать Белое и Балтийское моря, до самой большой ошибки Сталина, равной безумию.

Наступали тяжкие тридцатые годы — апофеоз сталинизма в России. Поскольку у Сталина не было того критического подхода, который все-таки был у Ленина и его сторонников, то Сталин решил пойти до конца — все или ничего, добиться триумфа коммунизма любой ценой, пусть и пожертвовав жизнями миллионов людей. Сначала свою цену заплатили кулаки. Потом последовала индустриализация — цена была еще большей. Плановое хозяйство показало свои недостатки. Поражение было неизбежным. Сталин начал искать «беса» в душах людей. Разоблачали «саботажников», велась настоящая война против строителей. Продолжалась агония жертвоприношения…

Слушая Игоря Лозинского, отец размышлял о генезисе и циклах приношения в жертву людей, на которых держались империи, получая новые доказательства своего тезиса о том, что все империи схожи в своих крайних мерах, огромных ошибках, когда ценою поражения являются невинные жизни тех, кем пожертвовали ради идеи. Так было во всех империях на Балканах. Отец мог привести много примеров, подтверждающих мысль Лозинского, но воздержался.

Отец, несмотря на то, что его мысли уходили немного в сторону от рассказа Лозинского о Беломорском канале, с нетерпением ждал от него новых доказательств абсурдности строительства сталинской водной пирамиды. Он понимал, что они подтолкнут его к принятию решения — уехать, раз сталинизм подбирался к Балканам со всех сторон и искал себе новые жертвы. Игорь Лозинский словно угадал его мысли:

— И так начал осуществляться один из самых абсурдных приказов Сталина — построить «водный путь», который соединил бы Балтийское и Белое моря: путь пролегал по реке Свирь вдоль Ладожского озера, доходил до города Повенец на крайнем севере, до Онежского озера, а конечным пунктом Беломорско-Балтийского канала был небольшой портовый город Беломорск на берегу Белого моря.

Канал должен был быть длиной в двести двадцать семь километров, тридцать семь из которых составляли искусственные каналы, связывавшие сто девяносто километров рек и озер, с девятнадцатью шлюзами, которые поднимали уровень воды до необходимого для судоходства, с сорока девятью насыпями и пятнадцатью плотинами. Основной целью строительства канала было сократить на четыре тысячи километров путь между Санкт-Петербургом и Беломорском. В этой игре цифр стратегически Сталин имел целью догнать и перегнать Запад, забыв о числе невинных жертв. А их число к моменту постройки канала составило около трехсот тысяч. Могилы жертв никогда не были найдены. Из тысяч заключенных, которые работали на постройке канала, половина были осуждены за «контрреволюционную деятельность». В строительстве участвовало много крестьян, жертв насильственной коллективизации. Ирония судьбы — у них отобрали землю, а заканчивали они свои жизни в водяных гробницах. Самым трагичным было то, что канал длиною в двести с лишним километров должен был быть построен за двадцать месяцев.

Диктатор Сталин предусмотрел, что канал будет стоить недорого. Дешевое строительство. Дьявольский расчет. Рабочие руки бесплатные. Более того — они заменят бульдозеры, краны. Голыми руками будут выкорчеваны деревья, при помощи тысяч одноколесных тачек будут проведены все необходимые работы на местности.

И так Сталин, опираясь на человека и только на человека, заставил людей, как несчастных Сизифов, катить камни в гору. А ведь будь там хотя бы малое количество техники, было бы спасено много жизней. Но кто тогда думал о людях!

Из слов Игоря было понятно, что конечной целью сталинизма с его гигантской системой приношения людей в жертву, которая сложилась на строительстве Беломорского канала, являлось желание достичь евро-американской скорости развития страны и продвижения вперед.

Сталин не осознавал, думал Отец, что своими мерами ему удавалось только ускорить ритм приношения в жертву жизней невинных подданных своей империи.

Отцу снова и снова становилось ясно, что он должен следовать путем угрей, пока этот путь еще не закрыт…

18

Трагедия строителей Беломорского канала в далекой России, о которой с горечью поведал Игорь Лозинский, произвела на Отца и Цветана Горского сильное впечатление. Рассказ русского эмигранта подталкивал их к нескольким выводам. Для Отца события, свидетелем которых был Лозинский, имели важнейшее значение в том смысле, что убеждали его в необходимости продолжить исследование, чтобы создать Историю Балкан сквозь призму падения империй. Сказанное Игорем Лозинским подействовало и на его верного ученика Цветана Горского, которого в последнее время особо волновала судьба озерного угря. Он понимал огромную роль угря в развитии фауны этого Озера с тысячелетней историей.

Трагедия строителей Беломорского канала в сознании Цветана Горского, пока он слушал своего учителя, ассоциировалась с трагедией русского угря, а также миллиардов других обитателей северных рек и озер, ставших жертвами новых условий, вынужденных поменять места обитания. Катастрофическая человеческая ошибка нарушила их вековой биоритм. Понятно, что в этом случае среди первых пострадали угри, осуществляющие свой замкнутый путь по планете.

Ясно было, что Игорь Лозинский имел в виду то, что сталинизм может навсегда перекрыть озерным угрям путь, создав здесь малый балканский Гулаг. Цветан Горский понимал, на чем и ком тогда скажется ошибка и глупость нового режима. Аналогия и аллюзия, вытекающие из игорева рассказа, были прозрачны. Уж точно, путь угрей будет прерван, если дело дойдет до строительства балканского варианта Беломорско-Балтийского канала с использованием реки — этого движущегося водного моста между Озером и океаном.

И тогда — будет ли кто-то думать об угрях и их пути?

Во имя прогресса и лучшей жизни будет уничтожаться сама жизнь. Так размышлял Цветан Горский. Он с нетерпением ожидал конца рассказа Лозинского о том, что стало с балтийским угрем во время апофеоза сталинизма, чтобы еще яснее представить себе судьбу здешнего озерного угря.

Игорь Лозинский понимал любопытство своего ученика. И, не дожидаясь вопроса, продолжил:

— Что вам еще рассказать? Мне определили задачу — регистрировать животный мир по трассе канала. В реках, морях и озерах, где еще до человека жили и сегодня живут тысячи известных и неизвестных живых существ. Для ученого, возможно, и не существует более великой цели, чем изучать этот разнообразный универсум жизни. Но тут дело обстояло не вполне так. Сначала я должен был выполнить норму. Правду сказать, я копал землю меньше, чем другие. В оставшееся же время работал в лаборатории, где собирал всевозможные образцы организмов северных вод. Я должен был предоставлять отчеты о животных, а вокруг меня с криками или тихо умирали люди. На их лицах читались глубокое осуждение и проклятие империи Сталина.