Водные ритуалы

— Если только… — Я посмотрел на Эстибалис. Мы оба пришли к одному и тому же выводу.

— Если только Сауль, его сестра или сам психиатр, доктор Осорио, не поучаствовали в этом деле.

В тот момент, когда Эстибалис собиралась позвонить в участок, на экране ее мобильного, словно прочитав нашу мысль, появилась Милан.

— Милан, как вовремя… Вы с Пеньей? — спросила Эсти.

— Да, мы в кабинете, и у нас новости.

— Включите громкую связь.

— Уже.

— Я с инспектором Айялой в Сантандере, — сообщила Эсти. — Пенья, мне нужно, чтобы вы расследовали процесс усыновления Химены Товар в девяносто третьем году в Сантандере.

— Что ищем?

— Любые нарушения, которые бросаются в глаза. Заодно проследите за тем, не всплывут ли имена доктора Сары Товар или некого доктора Осорио, психиатра из больницы Маркиза де Вальдесильи.

— Записал. В ближайшее время займусь, — ответил Пенья.

— Милан, что вы хотели нам сказать?

— Интернет выходит из-под контроля, — сказала Милан. — Сегодня утром редактор «Малатрамы» повесил на странице издательства официальное объявление о смерти Аннабель Ли.

— Какого черта он сделал это именно сейчас?

— Фанаты Аннабель Ли неделями страдали от того, что она не обновляла контент в социальных сетях, и когда «Твиттер» заговорил о беременной жительнице Алавы, найденной мертвой семнадцатого ноября, многие принялись дергать издателя, не была ли это Аннабель Ли. Вот он и признался, там же, в «Твиттере», — думаю, в основном из-за неловкости, нежели по другой причине. А дальше пошло-поехало — соболезнования и… — Милан колебалась, говорить или не стоит.

— И?.. — нетерпеливо подбодрил я ее.

— Инспектор Айяла, даже не знаю, как вам это сказать.

— Легко; просто возьмите и скажите.

— У Аннабель Ли было много поклонников, которые… готовы за нее убить. В прямом смысле слова. По крайней мере, так они утверждают. Они не готовы смириться с тем, что их муза умерла, а убийца на свободе, и…

— Милан, или вы наконец объясните, что происходит, или я сейчас же отправлюсь в Виторию и выведу вас на чистую воду, — отрезала Эстибалис.

— Они назначили цену за голову Кракена.

33. Сан-Хуан де Газтелугаче

11 июля 1992 года, суббота

В субботу они покинули лагерь и отправились в Сан-Хуан де Газтелугаче, часовню посреди Бискайского побережья, расположенную на живописном островке. В эти выходные к ним присоединились бывшие студенты, и в честь этого Сауль захватил с собой несколько бутылок медовухи. Он пытался научить ребят готовить блюда по кельтским рецептам, которые в основном состояли из каши и жареного мяса, но без особого успеха.

Медовуха, напиток, насчитывавший две с половиной тысячи лет, которым упивались кельты, был воспринят с большим энтузиазмом. Литры воды и светлого меда вылили в медный котел, который Сауль достал невесть откуда, добавили корицу, гвоздику, перец, имбирь и высушенные листья бузины в завязанном полотняном мешочке, который затем вытащили, а Ребекка терпеливо помешивала отвар — молчаливая, замкнутая, безучастная ко всему, что касалось окружающих ее людей.

Медовуха ферментируется как минимум три месяца, Сауль это предвидел, а потому вытащил бутылки, оставшиеся от предыдущего года. Таким образом, продукция, заготовленная летом одного года, терпеливо дожидалась стипендиатов следующего. Ребята покрепче, Унаи и Асьер, перетащили бутылки в машину.

Асьер меж тем радикально изменил свое отношение к Саулю. Теперь он от него не отходил, садился рядом возле костра, который они зажигали в прохладные вечера, когда Сауль рассказывал свои истории.

Он его обожал. Не обязательно было вновь заводить тот разговор и рассказывать ему об отце. Они понимали друг друга с одного взгляда. Сауль вселял в Асьера силы и мужество, даже не открывая рта. Они стали неразлучны. К ним примкнул Лучо, более активный альфа в их триаде, чем «тормоза» Хота и Унаи.

Уже стемнело. Они праздновали удачное лагерное лето, сидя перед воротами часовни и слегка опьянев от медовухи. Трижды ударили в колокол, как велела традиция, и уселись к костру, завороженно любуясь обступившим их со всех сторон морем. Все, кроме Сауля, которому предстояло вести микроавтобус обратно в Кантабрию и которого ждали впереди два часа за рулем. Человек он был ответственный, и скорее бы умер, нежели рискнул жизнью ребят, а потому к медовухе не притронулся, хотя и очень ее любил.

Хота встал, шатаясь сильнее, чем следовало, и поискал глазами Аннабель. Он давно ее не видел.

— Надеюсь, она не до такой степени сошла с ума, чтобы отправиться ночью на прогулку. Да еще по этим скалам… — прошептал ему Унаи.

Он тоже немного волновался. Друзья договорились отправиться на поиски. Хота открыл рюкзак с черепами, принадлежавший Аннабель, достал из кармана фонарик и надел на голову. На дне рюкзака нащупал упаковки презервативов. И, смутно предвкушая перспективу, отправился со своим другом в темноту.

Они спускались на двести с чем-то ступенек, пытаясь вести им счет, над чем-то смеялись — поистине, это был самый возвышенный момент их дружбы.

Маленький Хота шагал впереди, освещая прибрежную ночь конусом света, дрожащим от его неуверенных пьяных шагов. Унаи, более осторожный, шел позади, оглядываясь по сторонам в поисках пропавшей девушки.

Она обнаружилась чуть ниже, на ступеньке номер двести пять.

Они трахались без намека на нежность, яростно, порывисто, без поцелуев или ласк. Это было жестокое соитие, почти судорожное.

— Хота, лучше не смотри, — бросил Унаи, опасаясь худшего.

Асьер сидел; сверху пристроилась Аннабель, повернувшись к нему спиной. На этот раз оба полностью разделись — теплая ночь и знойная морская дымка требовали наготы.

У Хоты на голове по-прежнему светил фонарик. Унаи, который все это однажды уже пережил — второй раз никогда не бывает таким же болезненным, как первый, — отреагировал быстро: заслонил фонарик рукой и потянул Хоту за руку — еще не хватало, чтобы друг испытал такое же потрясение.

Опьянение от медовухи и спуск по крутой лестнице были не лучшим сочетанием. О чем думал Сауль?

Хота и алкоголь тоже не были безобидным коктейлем — Унаи уже пришлось вытаскивать его из Окендо в ту пятницу, когда Хоте наконец объявили страшный диагноз отца, и в баре ему показалось, что все нарочно наступают ему на ногу.