Водный мир

Этот уровень острова отдан под лаборатории и кабинеты. Свет здесь ярче, а людей больше — на острове полно энтузиастов, готовых вставать ни свет ни заря, лишь бы быстрее приступить к любимой работе. И далеко не все из них атланты, как я думала вначале: исследовательские запросы ЛИКа слишком велики, чтобы восполнять их лишь за счет сотрудников своей расы. Нам встречается немало набилианцев, хотя все они постепенно мимикрируют под атлантийскую внешность. Приезжие ученые перенимают стиль одежды, перестают стричься, собирая волосы в короткие хвосты. Кажется, даже их глаза каким-то образом становятся Уже, делая своих обладателей еще более похожими на азиатов. Неудивительно, что короткие волосы Тимериуса наделали столько шума.

Магарони увлекает меня за собой и ускоряет шаг, на ходу здороваясь и кивая знакомым, и вообще выглядя довольным дворянином, выгуливающим свою даму. Его нисколько не смущает тот факт, что он по-прежнему в халате и домашних тапочках. Наоборот, ловец будто несет себя с еще бОльшим достоинством.

— Я желаю вам только добра, Варвара, и мне противна сама мысль, что кто-то может использовать вас, — говорит он, склонив голову набок. — Мужчины не должны втягивать прекрасных хрупких девушек в свои честолюбивые авантюры.

Мы достигаем кабинета директора прежде, чем я успеваю придумать достойный ответ. Нацепив широкую победную улыбку, Магарони распахивает дверь и входит внутрь, прижимая меня, как послушную марионетку.

— У нас отличная новость, господа! Варвару посетил сон-образ! — объявляет он Салкасу и Никелю, стоящим с противоположных сторон широкого, заваленного бумагами стола. Муж опирается руками о столешницу, упрямо глядя на атланта, атлант, сложив на груди руки, отвечает ему не менее хмурым взглядом. Судя по всему, они только что бурно дискутировали и оба остались не в восторге друг от друга.

Мужчины прекращают зрительную дуэль и синхронно поворачивают головы. Но реагируют по-разному. Салкас озадаченно моргает и тут же светлеет. Его круглощекое белое лицо расплывается в довольной улыбке.

— ДА! — кричит он, хлопая в ладоши и снова начиная напоминать того добродушного и милого холостяка, которым предстал нам в начале знакомства. — Ай, Антонио, ты играешь с огнем! Смотри, как бы хамелеон не узнал, что ты украл его девушку…

Директор на радостях обнимает нас — сначала набилианца, потом меня (притом ко мне он прижимается теснее и держит в объятиях гораздо дольше, чем ловца).

— Хамелеон простит, — откликается Магарони. — Нечего спать, когда происходят такие события.

Никель выпрямляется и мрачнеет еще больше. Мгновение мне кажется, что он тоже подойдет — но не затем, чтобы обнять, а чтобы сжать до хруста и, возможно, задушить. Судя по его лицу, меня только что уличили в измене родине. И дело не только в том, что я пришла под ручку с другим — подумаешь! — а в том, что поделилась важной информацией сперва с соперником.

— Я, конечно, подозревал, что тебя тянет на мужчин постарше, но ЭТО уже перебор, — говорит он, неодобрительно глядя на нас.

Если Никелю больше нечего сказать после своего трехдневного молчания, то я умываю руки. Где он был, когда я ломилась к нему в спальню, как ненормальная, чтобы рассказать долгожданную новость? Ничего не отвечаю и вообще решаю обращать на него как можно меньше внимания. Мне вполне хватает Салкаса с Магарони, хлопочущими надо мной, как над сокровищем. Они усаживают меня в кресло и приступают к ласковым, но по-деловому цепким расспросам.

Как оказалось, я помню не так уж и много из того, что случилось после входа в вихрь. Сон был насыщенным, но спокойным. Я не просыпалась в панике, и, может, поэтому большая часть увиденного была благополучно забыта. Но Салкас и не собирается мучить меня, заставляя восстанавливать сновидение в деталях. Иллюзия добродушного весельчака постепенно тает, и как только появляется возможность пролить свет на местонахождение новой дыры, он снова становится жестким и требовательным.

— Нужно как можно быстрее достать сон из ее головы и приступить к расшифровке, — командует он. — Я свяжусь с инженерами, пусть готовят оборудование…

— Нет! — обрывает его Ник. Внезапное и решительное возражение звучит грубо, и Сал изумленно замолкает. — Больше никакого вашего «оборудования» применительно к моим людям. Человеческая память — слишком тонкая область, чтобы влезать в нее с помощью этих грубых… — он делает витиеватый жест, подбирая подходящее слово, которым можно было бы описать здешнюю устаревшую, оплетенную паутиной проводов, технику, — … агрегатов. У меня в лаборатории есть все необходимое. Я считаю Вариссин сон, а затем перенесу его в систему.

— Хорошо, — поджав губы, «выдает» директор. Хоть он и согласился, его отношение к Нику после такого явно станет только хуже. Ох, и стоило лезть на рожон!..

Никель уходит и вскоре возвращается, бережно неся в руках свою Шелли — маленький многофункциональный прибор, умеющий решать самые разные задачи. Ставит его на стол и синхронизирует с искусственным интеллектом директорского кабинета. Все это время в комнате царит напряженная, неуловимо враждебная тишина. Ник занят и поэтому не видит многозначительного взгляда, которым обмениваются Салкас с Магарони за его спиной. Предчувствие надвигающейся беды снова холодит мне затылок, подтачивая утреннюю радость и ощущение свалившегося на меня успеха.

Закончив приготовления, Никель подходит к моему креслу и садится на корточки. Оказавшись на одном уровне с моим лицом, смотрит в глаза.

— Мне придется ненадолго усыпить тебя. Так поиск и передача сна пройдет максимально легко.

Из меня невольно вырывается смешок. Я чувствую себя беспомощной. Смотрю на него в ответ, и с ужасом понимаю, что в действительности они с Магарони очень похожи. Я вижу ту же самую стену в его глазах. Поверх нее — налет эмоций, оттенок человечности, а внутри непроглядный мрак и неизвестность. То ли он действительно волнуется за сохранность моего мозга, то ли проворачивает какой-то хитрый маневр, в тонкости которого не хочет посвящать.

— Можно? — зачем-то спрашивает он, прежде чем взять меня за руку.

— Можно, — говорю я и смутно радуюсь тому, что сейчас произойдет. Я соскучилась по чтению. Соскучилась по его присутствию в своей жизни, спальне, голове. Тянусь к нему первая — вдруг эффект неожиданности позволит вкусить хоть кусочек той чудесной эйфории, прежде чем он окунет меня в спасительное забытье? Наклоняюсь вперед и прикасаюсь к его щеке. Хочу обнять лицо Никеля своими ладонями и не успеваю.

Искра бьет навылет, взрываясь в мозгу слепящим белым фейерверком, ослепляя и парализуя. Вслед за ней приходит тьма.

9. Старые корпуса ЛИКа

Сознание возвращается постепенно, с явной неохотой вытаскивая меня из глубин тотальной, когда спит даже мозг, отключки. Из далекого прошлого, из черной впадины бессознательного, где нет мыслей и не существует памяти, лишь таятся по углам звериные инстинкты — бежать! спасаться! рвать врагов и размножаться! — да таятся отголоски диких и мутных картин подсознания. Глаза все еще закрыты, но я начинаю слышать голоса и медленно приближаться сама к себе. Проталкиваясь через попадающиеся на пути препятствия — предметы, тела, до крови острые осколки былых чувств — всплывать на поверхность, навстречу свету и рассудку.