Водный мир

Неприятности начинаются сразу же, стоит нам приблизиться к главному корпусу, распластавшемуся по морскому дну. Крешейк резко виляет в сторону и тормозит, отчего половина присутствующих, в том числе я, летит на пол. Снаружи доносятся приглушенные хлопки. Вскакиваю на ноги и вижу, как охраняющие нас лодки срываются с места, бросаясь врассыпную, преследуя одним им ведомые цели. В море начинают распускаться красные, стремительно тухнущие огоньки, живые, теплые, так не сочетающиеся с мертвенным зеленым светом маяков. Один за другим, они гаснут, и спустя минуты напряженного молчания крешейк трогается, продолжая путь.

— Что за №##$?! — доктор Тео, не стесняясь в выражениях, озвучивает нашу общую мысль.

Увы, здесь нет тех, кто мог бы ответить ему. Никель с Магарони находятся в рубке вместе с Асти и его командой. Атланты из числа вошедших в экспедицию телохранителей молчат — даже если и знают, не посмеют говорить без разрешения Салкаса. Из присутствующих я одна уже видела что-то подобное — около Сатитару, когда командор устроил публичную расправу над местными бунтарями. Но после ссоры чтецов, вызванной неосторожным вопросом, я больше не решусь открыть рта.

Двери в холл распахиваются, и на пороге показывается Цисса.

— Никто не пострадал? Идемте. Мы почти на месте.

— Кто-то пытался напасть на нас? — шепотом спрашиваю секретаря, когда все устремляются в рубку.

— Оторванные, — атлант кривится, словно от зубной боли.

— Но зачем?

— Хм, Варисса… Честно, я даже не пытаюсь понять мотивы ТАКИХ людей, — в голосе Циссы слышится неодобрение, будто я предложила ему что-то возмутительное. — Они — кучка ограниченных бездельников, которые только и умеют огрызаться, пока настоящие люди заняты Делом. Кажется, в вашем мире есть соответствующая пословица, связанная с животными и экспедициями…

— Ээээ… «Собака лает, караван идет?»

— Совершенно верно! Вы потрясающе умны…, - он аккуратно заправляют прядь мне за ухо, — … и очень помогли нам. Салкас хвалил вас, пока мы были на совещании, он в восторге. И не волнуйтесь насчет оторванных, они не представляют никакой угрозы.

— Спасибо, — я искренне благодарю его за поддержку, хотя что-то заставляет меня усомниться в его словах. Может, количество военных кораблей, которым окружил себя ЛИК несмотря на безобидность мятежников? Или то, что лично мне директор не показался таким уж «восторженным»?

В рубке царит тишина, лишь изредка прерываемая командами Асти или директора. Руководители ведут себя, как ни в чем не бывало, и крешейк беспрепятственно причаливает к доку вроде того, которым мы пользовались в Сатитару.

— Не разбредаться. По одному не ходить. Ничего не трогать, — строго напутствует Никель, пока насосы откачивают окружающую корабль воду. Последняя фраза, кажется, адресована конкретно мне. Наверное, предупредить стоило, хотя я не могу представить ситуации, в которой захотела бы сделать что-то из вышеперечисленного.

Ник первым выходит на мокрую палубу, но Салкас опережает его, неуклюже спускается в док и направляется к ожидающим нас служителям старого ЛИКа, официально открывая самую смелую и безумную авантюру Сопредельных миров за последнюю сотню лет. Муж спрыгивает вторым, следом, покряхтывая, за лестницу цепляется Магарони. Я во все глаза разглядываю атлантов, живущих и работающих в подводной лаборатории. Они смахивают на привидений: их кожа еще белее обычного, волосы, глаза, одежда — все какое-то выцветшее, тусклое, безликое.

— И этим зданиям — больше двух тысяч лет? — с сомнением спрашивает Даяна, когда мы продвигаемся вглубь главного корпуса и останавливаемся посреди длинного низкого коридора, ведущего вглубь лаборатории.

Я поднимаю воротник куртки и застегиваюсь до самого горла. С потолка то и дело срываются крупные соленые капли и щекочут шею, стекая за шиворот — надеюсь, это сказывается близость дока, но что-то подсказывает: дальше ситуация с водой ничуть не лучше. Тут холодно и промозгло, словно в могиле, а еще темно: вместо ламп коридор освещает с десяток тонких труб, закрепленных на стенах справа и слева. За прозрачными стенками тускло светится та же самая, венчающая маяки, синева: там переливается и ворочается люминесцирующий газ.

— Нет, этим — не больше сотни. Здесь постоянно проводят реконструкции, чтобы поддерживать здания в более-менее рабочем состоянии.

— Но зачем? — в голосе набилианки звучит неприкрытое удивление, и на этот раз я с ней абсолютно солидарна. Никаких признаков выдающейся архитектуры пока не наблюдается: стены выложены чем-то, напоминающим старый, порядком облупившийся кафель, под ногами попадаются куски ржавой арматуры или другого строительного мусора. Пытаюсь найти в нейроносителе информацию, объясняющую уникальность и ценность старых корпусов лаборатории по исследованию кротовых нор, и не могу. Подводный научный центр, созданный еще до Потопа — это, конечно, интересно и познавательно, но какой смысл снова и снова оживлять то, что давно умерло? Неужели всему виной не совсем здоровая тяга атлантов к сохранению любых свидетельств своего минувшего величия? Салкас останавливается и поднимает голову, любуясь темными сводами в подтеках бурого цвета. В голубом свете его лицо меняется, становясь другим: исчезает румянец, черты заостряются, становясь жестче, резче. Волевой подбородок, ровная линия скул — на намека на прежнего пухлощекого любителя сладкого. Я оглядываюсь и не узнаю присутствующих. Коридоры ЛИКа так или иначе повлияли на облик всех людей, покинувших крешейк в поисках невозможного.

Борк стал красивым, но красота его опасна и порочна, вызывая желание держаться подальше. Даяна похожа на перепуганную девочку-подростка, и короткая стрижка вкупе с плоской грудью лишь усиливают это впечатление. Тимериус расплывается, идет рябью, сливаясь со стенами — к нему хочется прикоснуться, просто чтобы удостовериться, что он человек, а не фантом, заблудившийся в бесконечной паутине влажных коридоров. Цисса загадочен, как никогда — один сплошной знак вопроса. Магарони пугающ и зловещ, а Никель…

Я смотрю на него в последнюю очередь, оттягивая момент знакомства с новым обличьем дорогого мне человека. Ник выглядит потрясающе. Он, может, единственный, кого гнетущая атмосфера старых корпусов не исковеркала, а преобразила (или мне так кажется благодаря замутненному любовью взору). Он одухотворен: глаза сияют, губы складываются в предвкушающую улыбку. Ему идет это дьявольское место.

Что показывает древний ЛИК? Маски или истинную суть? И как я сама выгляжу в холодном цвете бледного индиго?

— Эти сведения не предназначены для ушей иномирцев, но раз уж вы все равно здесь… — Салкас усмехается, и усмешка получается недоброй — впрочем, как и любая эмоция, помещенная внутрь синей призмы. — До Потопа здесь находилась не только лаборатория, но и дыра, ведущая в Набил — самая сильная и устойчивая из всех проходов, связывающих наши миры. Землетрясение разрушило ее, но природная аномалия никуда не делась. На месте старого ЛИКа до сих пор отмечается экстремально высокий уровень темного вещества, эфир здесь так и бурлит…