Водораздел
Шрифт:
— Гляди ты, — обрадовался Поавила, увидев добычу Хуоти и Крикку-Карппы.
Не так уж часто на порогах Колханки удили хариусов. И, видать, их развелось тут немало — вон сколько Хуоти сумел натаскать за короткое время.
— Одна дорога — одни харчи, — сказал Пулька-Поавила, когда Хуоти поставил котелок с ухой на стол, стоявший перед избушкой.
Тайга сближает людей. Может быть, люди в ней тянутся друг к другу потому, что среди дремучей чащи человек чувствует себя одиноким. А может потому, что в лесу все живет словно единой семьей. У охотников давно уж так повелось, что они, повстречавшись
Крикку-Карппа перекрестил рот и, хлебнув ухи, сказал:
— Нет, из окушков уха получше получается…
Время от времени он пробовал кончиком ножа, сварилась ли его утка. Нет, пусть еще поварится. Крикку-Карппа подсыпал в котелок муки — жене удалось выменять у финских солдат на молоко немного муки, и она дала ему в дорогу пару горсточек.
«Ну, наверно, готова», — и Крикку-Карппа снял котелок с огня.
Поужинав, Пулька-Поавила снова взялся за лапоть. В голову опять полезли всякие беспокойные мысли. Он думал о бревнах, оставшихся несплавленными на берегу реки. Они же сгниют. Впрочем, ведь у него тоже бревна остались лежать под открытым небом…
Хуоти стал рубить хвою, чтобы настелить ее на земляном полу избушки.
— А скажи-ка, Хуоти, как дерево растет? — спросил Крикку-Карппа. — Сучья с каждым летом выше поднимаются или остаются на месте?
Хуоти опустил топор и задумался.
Пулька-Поавила очнулся от своих мыслей и тоже задумался над вопросом. Крикку-Карппа — старый таежник, знает о лесе много такого, что недоступно другим. Не зря у него голова лысая. Хуоти ждал, что ответит отец. Но отец поскреб искусанную комарами шею и опять принялся плести лапоть. Неужели тоже не знает? Впрочем, что в этом удивительного, ведь не знал же отец, где лягушки зимуют. Много в лесу всяких тайн! Поди узнай их все…
— Ну вот и готов, — сказал Пулька-Поавила, выпарив сплетенный им лапоть в горячей воде. — Ну-ка, примерь.
Багровое солнце стояло довольно высоко над лесом, но пора было ложиться спать. А что еще делать? Ужин съеден, лапоть сплетен. Всяких непрошеных гостей они выкурили из избушки. Теперь в ней можно устраиваться и самим. Первым в избушку залез Крикку-Карппа, за ним Хуоти, потом Поавила.
Под потолком еще держался едкий дым. На полу приятно пахло свежими еловыми ветками и березовыми листьями.
— Уж здесь-то клопы не будут кусать, — сказал Крикку-Карппа, сладко зевая.
Через минуту он захрапел.
«Ему-то что, храпит себе… — с завистью подумал Пулька-Поавила. — Жена-то у него что корова яловая…»
Хуоти тоже уснул сразу — так он устал.
Не спалось только Пульке-Поавиле. Он все с большим беспокойством думал о том, что напрасно взял с собой Хуоти. Пусть утром парень воротится домой. Куда ему тащиться с натертой ногой. В деревне ему ничто не грозит, он же совсем молодой… Прислушиваясь к глубокому дыханию Хуоти, Пулька-Поавила тоже задремал. Но не успел по-настоящему уснуть, как проснулся от голоса Хуоти. Хуоти во сне плакал и стонал.
Хуоти видел сон, Они с матерью в какой-то часовне. Вокруг темно и страшно. Мать встала на колени перед иконой и просит бога простить ее сына. Но откуда она знает, что он, Хуоти, убил того капрала?
«Как же ты так, сыночек?» — спрашивает мать и начинает плакать навзрыд. «Да я нечаянно… Мама, не плачь…» — умоляет ее Хуоти жалобным голосом, протягивая к ней руки…— Что с тобой? — спросил Пулька-Поавила, растолкав сына.
Хуоти сел и стал озираться, не понимая, где находится.
— О каком убийстве ты там бормочешь?
— Об убийстве?
Хуоти никому не рассказывал об убитом капрале. Знали о том лишь он да Наталия. Сейчас он, возможно, и признался бы отцу, не будь здесь рядом Крикку-Карппы. Словно ища защиты, Хуоти подвинулся ближе к отцу и опять лег. Долго он не мог успокоиться: как только закрывал глаза, перед ним вставал только что увиденный сон. Потом он все же уснул.
А Пулька-Поавила так и не смог больше заснуть. О каком убийстве Хуоти говорил во сне? Да, в деревне полно этих руочи, ходят с винтовками, они и во сне могут привидеться. Прогнать их надо, сами, как видно, не собираются уходить.
Лучи поднимающегося солнца заглянули в избушку через отдушину и засветились солнечным зайчиком на закопченной стене. Ярко засверкали капли смолы, застывшей на сучке бревна.
— Не пора ли подниматься? — сказал Пулька-Поавила, натягивая пьексы.
Крикку-Карппа открыл глаза и потянулся.
Хуоти долго хлопал веками, опять не понимая, где он находится.
— Покажи-ка ногу, — велел ему отец.
Стопа за ночь распухла.
— Тебе лучше вернуться домой, — строго сказал Поавила.
Хуоти взглянул на отца, но ничего не сказал. Ему так хотелось увидеть море и железную дорогу… При мысли о том, что он должен возвратиться в деревню, на душе стало горько, даже какой-то страх охватил его.
— Только бы филин не сбил с пути, — высказал свое опасение Крикку-Карппа. Хоть он и был человеком набожным, это не мешало ему верить во всяких злых духов, которые обитают в лесу, принимая обличье какого-нибудь зверя или птицы. Стоит путнику пойти по следу такого зверя или на крик такой птицы, злые духи заведут его куда-нибудь, откуда он и не выберется.
— Настоящий мужчина должен смолоду не бояться один ходить по лесу, — махнул рукой Пулька-Поавила. Слушая этот разговор, Хуоти думал о своем. С одной стороны, ему было стыдно и страшно возвращаться в деревню, а, с другой стороны, хотелось домой. Он вспомнил, какой у Наталии был печальный вид, когда они прощались. Только бы она не вздумала рассказать матери о том, что случилось весной. А что если финны дознались, кто убил… И сон еще такой приснился. Но что поделаешь теперь, если нога так распухла…
— Пойдешь обратно по нашим следам, — советовал отец. — Идти тебе не так далеко. Если руочи начнут спрашивать, где был, скажи: ходил, мол, проверять силки, да заблудился. Да не забудь про шкуру мерина. А на Мурманке еще успеешь побывать.
Они доели остатки вчерашней ухи. Потом Хуоти натянул на одну ногу пьексу, на другую надел сплетенный отцом лапоть и отправился в путь.
«Надо было сказать, как идти по солнцу», — подумал Пулька-Поавила, но Хуоти уже скрылся за ивняком.
Потом они с Крикку-Карппой спустились на берег и стали скатывать бревна в реку, чтобы соорудить плот.