Воды любви (сборник)
Шрифт:
Снова запечатал. Нажал на «энтер». Прочел:
– Если твой не согласиться пойти на встречный полоса правил ПДД при чем тут на фиг ПДД не понять ну ладно твой короче быть контра наша тебя операция оперировать смена пола и знакомить с двухметровый красавец разведчик любить танцевать ужинать трахаться детей рожать твой закричать на русский и все равно разоблачиться, – сказал он.
Шпион молчал.
– Как говорить твой народ сколько ни вейся бельевой веревка один хер она находить свой конец идеоматически тоже
– Ни хера не понимать, – сказал он озадаченно.
Эдуард упрямо молчал.
– Твоя есть любой случай мясо для гаубиц и жертва отданный без кредит и возврат, – сказал прокурор.
– Мы запросить Москва рассадник зла мир уроды отвечать нам ты есть не разведчик отказаться от твой, – сказал он.
– Моя может приказать твой обезгла.. обегла.. обеза… – сказал он.
– Короче голова с плеч топор прямо здесь и никто ничего не узнать, – сказал он.
– Понимать? – сказал он.
– Я ничего не знать, моя гражданин Микронезии, – сказал Эдуард.
Прокурор пожал плечами, встал, закрыл ноутбук.
– Моя твоя давать шанс последний, – сказал он.
– Хотеть небось порыться в аккаунт Одноклассник? – сказал он с издевкой.
– Палачи, – сказал Эдуард.
…отвернулся к стене, дождался, пока прокурор уйдет. Вспомнил, как тот пытался говорить по-русски и воспоминания нахлынули на Эдуарда. Еще каких-то семь-шесть лет назад, – подумал узник с неожиданной грустью, – я и сам так же разговаривал на языке делопроизводства Конторы. Разведчик вспомнил, как мучительно давались ему чеченские суффиксы и ингушские спряжения… Вариативные формы неправильных глаголов каракалпакского языка и строадыгейские склонения… Но что поделать, надо было учиться! Ведь ему сам бог велел знать эти языки лучше носителей. Ведь у Эдуарда была страшная тайна…
– И мы знаем вашу страшную тайну, Эдуард, – сказал вдруг голос за спиной узника.
Тут Эдуард вздрогнул, потому что голос говорил на хорошем русском языке.
– Не так ли, Иван? – мягко сказал голос за спиной.
И тут Эдуард вздрогнул еще раз, потому что это и была его страшная тайна: при поступлении в Академию ФСБ он скрыл свое происхождение. Ведь на самом деле он был чистокровный русский. Иван Босяков из села Иваньевка, что в Рязанской области…
– И эта тайна мучит вас… – сказал голос.
Тут Эдуард не выдержал, и обернулся. Перед ним сидел… без вести пропавший агент Лоринков! От увиденного Эдуард снова вздрогнул, теперь уже в третий раз.
Пропел за стеной петух. Все как в Библии, понял Эдуард.
– Человек вынул нож, серый, ты не шути, – грустно пел петух в соседней камере.
– Хочешь крови, так что же, – пел он.
– Дай мне, урке, уйти, – пел он.
* * *
Больше отпираться не имело смысла, игра выходила на новый уровень, понимал
Иван-Эдуард. Так что он принял предложенную Лоринковым папиросу «Жок», и волна ароматного дыма заполнила камеру. Лоринков улыбался и для погибшего выглядел удивительно хорошо..– Мне сказали, вы погибли, – сказал Эдуард.
– А, Молдавия, – сказал Лоринков.
– Все переврут, – сказал Лоринков.
– Меня просто перевербовали, – сказал он.
– Деньги? Слава? Пытки? – сказал Багиров.
– Как вы, русский, могли предать Москву? – сказал он.
– А, бросьте, – сказал бывший штабс-капитан ФСБ Лоринков.
– Потому и предал, что русский, – сказал он.
– В Москве нынче одни педерасты, хипстеры да молдаване, – сказал он.
– Но что мы все обо мне? – сказал он.
– Сколько вы здесь? – сказал он.
Шпион Эдуард попытался вспомнить.
– Третий месяц, – сказал изменник Лоринков.
– Три месяца вы кушаете баланду, подвергаетесь беспрерывным допросам и слушаете 24 часа из радиоточки музыку композитора Доги… – сказал он.
– Кстати, ВЫКЛЮЧИТЕ РАДИО! – сказал он в потолок.
Музыка утихла, и Эдуард понял, что он впервые за три месяца находится в тишине. Слезы выступили на его глазах.
– Иван, – проникновенно сказал Лоринков.
– Вы здесь уже три месяца, а Медведев ваш так за вами и не прилетел, – сказал он.
– Откуда вы знаете про Ме… – пролепетал Эдуард.
– Это ваше первое задание? – сказал с улыбкой Лоринков.
– Не отвечайте… вижу что первое… – сказал он.
Встал, потянулся. Глаза у него были озорные, но грустные.
– Эдуард, – сказал он.
– Времени очень мало, поэтому я по существу, – сказал он.
– Нам нужно, чтобы вы признались в том, что вы русский шпион, – сказал он.
– Очень нужно, – сказал он.
– Кстати, это так оно и есть, – сказал он.
– Я сейчас вас попробую уговорить и тем самым окажу услугу, – сказал он.
– Вы ведь не хуже меня знаете, что власть в России нерусская, – сказал он.
– Тут, в бантустанах, местные тоже, конечно, не сахар, – сказал он, поморщившись.
– Я прокурора этого, что у вас сейчас в камере был, три года учил галстук завязывать, – сказал он.
– Чувствую себя иногда как Робинзон Крузо, у которого в подчинении три сотни Пятниц, – сказал он.
– Ну или как Грэм Грин на Гаити, – сказал он.
– Тем более, что Грэм не только разведчиком был, как я… – сказал он.
–… но и пописывал тоже… – сказал Лоринков.
– Хотя, конечно, Грин говно против меня! – сказал он.
– Я ведь не хуже чем Мейлера писать умею! – сказал он.
– Впрочем, простите, увлекся, в глуши тут и поговорить не с кем-с, – сказал он виновато.
– А туземцы и право скушные, – сказал он.