"Военные приключения-3. Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
– Нет, - Маша фыркнула и пулей вылетела в дверь.
Утром в разных частях города нашли двенадцать убитых милиционеров. Воробьев был в их числе. Страшная символика этого преступления была понятна всем, но вопреки надеждам Кутькова и Плавского эта их акция не только не устрашила жителей, а, наоборот, вызвала всеобщую ненависть к бандитам. Уже к обеду в городские отделения милиции невооруженные граждане доставили десятки преступников. Многие из них были зверски избиты… Уголовный розыск вынужден был направить на улицы города свои патрули - для предотвращения расправы и самосудов…
Убитых хоронили на третий день.
– У нас парнишку зарезали, так его друзья-товарищи с завода на урок стеной поднялись! И правильно! А то по улицам и ходить стало невозможно!
Коля и Афиноген тоже шли в процессии. Коля равнодушно скользил глазами по лицам провожавших и вдруг увидел, как к мрачному типу в бекеше и офицерской фуражке без кокарды подошел чекист в кожаной куртке, с маузером через плечо. Коля остановился. В этой на первый взгляд ничем не примечательной уличной встрече не было ничего особенного, и Коля стоял и спрашивал себя: зачем он, собственно, остановился? И вдруг Афиноген сказал:
– Этому из ЧК надо помочь. По-моему, он хочет задержать бандита.
– Точно… - Коля сразу же вспомнил: человека в бекеше он видел в ресторане! А потом бандит был среди тех, кто преследовал его и Машу.
Протиснувшись сквозь толпу, Коля и Афиноген перешли на другую сторону. Бандита уже не было, а чекист стоял и, сняв фуражку, наблюдал за процессией.
– Мы из МУРа, товарищ, - Афиноген предъявил служебное удостоверение.
– Кто этот человек, с которым вы только что говорили? Вы его знаете?
Чекист внимательно посмотрел на ребят:
– Нет, не знаю. А задавать подобные вопросы сотруднику Чрезвычайной комиссии нетактично. Поняли? Вот мое удостоверение.
– Плавский Борис Емельянович является сотрудником Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, - прочитал Коля вслух.
– Извините, - Афиноген отошел.
Коля помедлил, сверля Плавского взглядом, потом повернулся, чтобы уйти.
– Что так смотришь?
– вслед спросил Плавский.
– Не понравился?
– Угадал, - кивнул Коля.
– Сотруднику ЧК не о чем разговаривать с бандитом!
– Мозги у тебя еще сырые, - лениво сказал Плавский.
– Ты что же думаешь? Можно бороться с преступностью и не общаться с преступниками? Заходи ко мне на Лубянку, мы поспорим. Желаю… - Плавский юркнул в толпу и исчез. А Коля и Афиноген вернулись в МУР. Если бы только они могли знать, кого выпустили!..
Трепанов, выслушав их доклад, нахмурился и долго молчал. Потом сказал:
– Плохо, братки. Очень плохо.
– Вы, товарищ начальник, всегда за упокой!
– обиделся Афиноген.
– Я тоже не понимаю, что мы такого сделали?
– пожал плечами Коля.
– Вы упустили двух матерых волков, - сказал Трепанов, снимая трубку телефона.
– Коммутатор ВЧК… Двадцать два - пятнадцать. Титыч? Трепанов здесь… Чего? Ну, извини, это ты, браток, на курорте. А мы, брат, - что надо. Вопрос имею, Плавский Борис на Лубянке работает? Нет? А ты не темнишь? Ну, извини. Будь.
– Трепанов повесил трубку и посмотрел на ребят.
Коля все понял, но
на всякий случай спросил:– С кем это вы говорили?
– С начальником кадров ВЧК. Эх, браточки вы мои… Вам этот липовый Плавский лапшу на уши повесил, а вы и рады, работнички…
– Ну, попадется он мне!
– Коля ударил кулаком по столу.
– Я из того бандита не знаю что сделаю!
– Ждать, покуда он попадется, мы не имеем права, - сухо сказал Трепанов.
– Мы обязаны искать их всех. И найти. Во что бы то ни стало найти, братки… А поэтому - так: хотя подставлять им теперь девушку крайне опасно, другого выхода у нас нет. И я скажу честно: идем мы на этот риск сознательно, понимаем, что пуля в любую минуту может настичь каждого из нас. Это дает нам право просить Машу не оставаться в стороне. И просить будешь ты, Коля. Уж извини, браток.
Маша выслушала Колины доводы молча. И так же молча собралась и уже одетая остановилась у дверей.
– Никак не пойму, - сказал Коля.
– Сознательно вы теперь нам помогаете или какие другие причины есть?
– Другие!
– отрезала Маша.
– Мне почему-то казалось, что многословие - привилегия женщин.
Коля обиделся и до самого ресторана шел молча…
Узнав Марию, официант осклабился и завертел салфеткой, как пропеллером. Подвел гостей к столику, усадил и приготовился записывать заказ.
– Значит, так, - сказал официант многозначительно.
– Имеем только для вас соль фрит, сивэ, вилеруа, правда, из убоя, свежих нет-с… Вино, само собой. Для барышни лично могу предложить "Мумм кордон вэр".
– Дай нам, милый, самовар и ситного полфунта, - сказал Коля.
– Как-с?
– не понял официант. Он выглядел так, словно подавился вилкой.
– Что же вы, мамзель, с таким быдлом вращаетесь? При вашей наружности…
– Ты, ласковый, побереги собственную, - улыбнулся Коля и согнул массивную вилку. Разогнул, подал официанту и сказал: - Голодные мы, поторопись.
– Момент-с, - официант умчался.
– Разговаривать нам с вами надо, - сказал Коля.
– Я вижу, что не хочется, а надо.
– Поговорим, - кивнула она.
– Зачем вы ищете Кутькова?
– Так он же людей убивает!
– удивился Коля.
– А деньги, которые он награбил, - они вас разве не интересуют?
– Деньги, это не главное, - сказал Коля. Тон, которым разговаривала Мария, был яено агрессивный.
– Но, конечно, мы обязаны найти и деньги тоже, чтобы вернуть их пострадавшим, - продолжал он.
– А эти пострадавшие - купцы, дворяне и прочая, так сказать, мерзость, - звенящим голосом сказала Маша.
– И как же быть? По вашему одухотворенному лицу я вижу, что правды вы мне все равно не скажете. Ну, так я ее вам скажу! Найдете вы деньги Кутькова и поделите их между собой! По карманам рассуете! Сапоги хромовые купите, продажных женщин наймете! И упьетесь водкой! Вот и вся правда вашей революции…
Коля побелел и сжал кулаки. В эту минуту против него сидела не Маша Вентулова, несчастная, маленькая, истерзанная. Против него сидел враг, и Коля обязан был, не имел права не дать этому врагу должного отпора. "Ах ты, мать честная". Коля даже задохнулся от ярости. "Убить тебя мало за такие слова!" А как же быть с заданием? И Коля проглотил обиду, взял себя в руки, тихо сказал: - Странная вы. Тогда, в подъезде, вы были совсем другая.