"Военные приключения-3. Компиляция. Книги 1-22

– Пермитин, собственной персоной, - сказал Коля.
– Вот так Витя. Ты, конечно, молодец…

– А почему конечно?
– обиделся Витька.

– Нина всех знала, - мягко сказала Маруська.
– Сам видишь. Если бы ты правильно себя повел тогда, - она бы и нам помогла, и жива осталась.
– Маруська вздохнула.
– Вот так-то.

– Она, конечно же, догадывалась, почему угробили ее жениха, - сказал Коля.
– Даром он, что ли, сменил имя и фамилию? Она наверняка знала об этом!

– Ну?
– торжествующе спросила Маруська.
– Мое предложение в силе? Можем браться за Ровского!

– Можем, - согласился Коля.

…Конвойный усадил бухгалтера на стул и вышел.

– Я старый, больной человек, - горько сказал Ровский.

– Я целиком и полностью в вашей власти, - это я понимаю. Но вы тоже должны понять - я ни при чем! Имейте хотя бы сочувствие к моему горю!

– Значит, эксперимент с деньгами и с чемоданом ничего не доказывает?
– спокойно спросила Маруська.

– А что он, по-вашему, может доказать?
– удивился Ровский.
– Простое совпадение, вот и все. Ну, влезли все деньги. Так вы суд еще не убедите, что деньги взял я. Кто видел?

– А это?
– Маруська положила на стол фотографию из альбома.

Ровский водрузил очки на нос и долго изучал фотографию. Потом снял очки, аккуратно сложил их в футляр и попросил:

– Велите принести папирос. Свои искурил, а носить передачи некому. Я "Звезду" курю, скажите там.

Пока милиционер ходил за папиросами, Ровский задумчиво барабанил пальцами по столу. Получалось нечто вроде марша.

– Вы не помните, - оживился он, - какие были парады на Марсовом или на Дворцовой? Восторг…

– А если ближе к делу?
– холодно сказала Маруська.

– Пермитин нашел меня год назад. Решили: как только в кассу поступит куш - возьмем.

– План?
– спросил Коля.

Ровский прищурился:

– Придумал Пермитин. Смысл был в следующем. Я устраиваю в охрану своего человека, он нам помогает взять деньги.

– Кто этот свой?
– спросила Маруська.
– Томич?

– Да. Томич человек в общем-то безобидный, безвредный, к тому же я его знал хорошо, так как еще до революции юнкером он бывал у хозяина. Боялся Томич, что за службу у Юденича вы его отправите на Соловки, вот и жил полулегально, под чужой фамилией. Я его припугнул, он сначала согласился, а когда узнал все в подробностях - наотрез отказался. Убивать надо было, а на это далеко не каждый способен.

– Почему вы его не вывели из дела? Не устранили?
– спросил Витька.

– А поздно было, - вздохнул Ровский.
– Решительный день на носу, Томичу назначено за деньгами ехать, - кем его заменить? Тем более, и куш такой - закачаешься: задолженность шла с получкой. Когда еще такой случай выпадет? Решили действовать.

– Чем же вы Томича убедили?
– спросил Коля.

Ровский затянулся и погасил папиросу:

– Я ему сказал: выдашь нас или откажешься, - я убью Нину. Сам убью.

– И… убили бы?

– Убил бы, - спокойно сказал Ровский.
– Я всю жизнь спину гнул, лакеем был, хамом. Мне за шестьдесят. И вот - пришла свобода! Долгожданная! А я - в кусты? Нет-с!

– Какая свобода?
– не понял Витька.

– Семьсот тысяч-с… Молодой-с человек-с, - с чувством сказал Ровский.
– Впрочем вам не понять. Молоды вы…

– Сколько предназначалось вам?
– спросила Маруська.

– Пополам. Поровну. Пермитин, хотя и жулик, но человек справедливый. Остальное - знаете. В очередь я бегал, приучал всех к тому, что всегда первый, всегда с чемоданчиком. Так привыкли, что год за три посчитали - небось слыхали: "Ровский, мол, три года подряд первым оказывался у кассы". Нет, не так это. Ровно год. А в тот день я взял заранее приготовленный - только фальшивый - приказ на ревизию, я его сам напечатал и минут за пятнадцать до прибытия денег - шасть к Тихонычу в кассу! Он пустил, правда, после того, как я ему этот приказ в окошечко сунул. Велел ему посторонним не открывать, никого не пускать. Он дисциплинированный был старик. Потом пришли Томич с Ивановым, а с ними Евстигнеев с деньгами. Томич бледный, дрожит, я вижу - вот-вот он выдаст, ну и без долгих разговоров сунул им приказ под нос, чтоб они "атанду" не подняли. Само собой, Тихоныч подтвердил мои полномочия, а как они по местам разошлись, я их… Одним словом, положил. Троих из нагана Томича: Иванова, Тихоныча и Евстигнеева, а самого Томича я из своего нагана застрелил. Номер сто тринадцать пятьсот шестнадцать, как сейчас помню.

– Ровский схватил пачку с папиросами, трясущимися руками вытянул одну и, ломая спички, закурил.

– Умеете стрелять, - сказал Витька.

– Вы видели мой диплом, - равнодушно заметил Ровский.
– Всю жизнь так называемое "общество" отвергало меня - рылом не вышел, так я им назло ихними цацками вроде стрельбы лучше их самих в сто раз владел! Большие деньги платил за науку.

– Почему ваш наган оказался в руке покойного Иванова?
– спросила Маруська.
– И где личное оружие самого Иванова?

– Свой наган я сунул в руку покойника, чтобы вы подумали - это он Куликова расшлепал в порядке обороны. А его наган сто восемьдесят три двести пятнадцать я за ремень сунул, а потом в Неве утопил, с Троицкого моста бросил. И второй наган утопил там же - тот, что накануне Томичу заменил.

– Надеялись, что номера оружия проверять не станем?
– уточнил Витька.

– Уверен был, - вздохнул Ровский.
– Все налицо, чего тут проверять? К тому же мне Иван Пермитин голову задурил. Они, говорит, то есть вы, щи лаптем хлебают. Им, говорит, до сыскарей царских ох как далеко!

– Ошибся дедушка Пермитин!
– подмигнул Витька.

– Ошиблись мы, - согласился Ровский.

– Оружие Томичу, говорите, накануне заменили, - вступила в разговор Маруська.
– Объясните, как?

– Да просто, - Ровский вяло махнул рукой.
– Он дежурил, я в караулку зашел. Я часто заходил, все привыкли, внимания на меня не обращали. Играют в домино. Я улучил момент - кобура на стене висела, наган взял, а свой сунул. Оба этих нагана - и для замены Куликову, и тот, из которого я стрелял, - Чеботарев, штабс-капитан, добыл. Где и как - у него спросите… - Ровский улыбнулся.
– Шума мы не боялись, стены в три метра, Пермитин уверен был. Да вы небось и проверили уже на шум. Дальше и совсем просто. Вышел из кассы, бегом вниз. Жду. А как первый человек в парадное вошел - я перед ним громко: топ-топ, топ… Вот и получилось, что я у кассы первый.

Коля смотрел на Ровского и думал о том, что этот бандит и убийца не только не сожалеет о случившемся, но, наоборот, самовлюбленно упивается своей дьявольской изобретательностью.

– Кто убил вашу дочь?
– спросил Коля.

– Не понимаю вопроса. Вы же знаете, - Длинный… Чеботарев, одним-словом. Не кто, а "почему", - с оттенком превосходства добавил Ровский.
– Потому что мы знали, что она получила какую-то записку. Мы знали, она пойдет на свидание. Чеботарев решил за ней посмотреть. Вашего сыскаря он узнал. И решил не рисковать.

– А как вы сами относитесь к смерти дочери?
– спросила Маруська.

Ровский посмотрел на нее холодными глазами:

– Я сожалею. Но дело есть дело. Меня расстреляют?

– Что, есть сомнения на этот счет?
– не выдержал Витька.

– Да… Не сбылась мечта, - вздохнул Ровский.
– Все суета сует и всяческая суета.

– И томление духа, - кивнул Коля.
– Там еще одна мудрая мысль есть: "Не собирайте себе сокровищ…" Не помните?

– Вот оттого, что забыл, оттого и погиб, - сказал Ровский.