Военные приключения. Выпуск 5

Но это еще не все в экипировке князя. Все крепилось и носилось на крепких сыромятных ремнях: оружие, доспехи. И ножны, и футляр для топорика, и колчан для лука и стрел, для сулиц были отдельно. На руках — боевые рукавицы из крепкой кожи, к которым с тыльной стороны иногда пришивали металлические полоски.

У некоторых историков бытует мнение, что, мол, русские воины слабо владели луком. Но ведь даже князь предстает перед нами как опытный конный стрелок-лучник. Он делал, обязан был делать 6 прицельных пусков в одну минуту на расстояние до 200 метров. За 10 секунд пустить стрелу прицельно в своего противника! Причем прицеливаться мгновенно, одновременно натягивая тугую тетиву. К тому же требовалось еще приловчиться к наконечнику разящей стрелы, иметь его любимый тип — в то время наконечников копий и стрел насчитывалось десятки видов.

Такое поистине пудовое вооружение мог нести на себе только человек, физически крепкий, натренированный годами, умеющий ладно сидеть на коне, сражаться на нем.

На Руси князь-воитель знал твердо свое место в сражении, в его завязке. Битву начинали лучники, которые, осыпая недругов тучей стрел каленых, испытывали тем самым на прочность вражеские ряды. Сейчас это называется разведкой боем. И после нее сходились в рукопашном бою два войска. Князь лично возглавлял верную ему дружину — прижав к бедру тяжелое копье, он становился частицей идущих вперед конников. Место ему всегда отводилось только в первом ряду атакующих. После первой сшибки с вражеской конницей в ход пускалось уже и другое оружие.

От отца, из ратных наставлений древнерусских летописей молодой Александр знал, сколь важна в быстротечном бою скорость мышления предводителя войска, мгновенная реакция на опасность, решительность и смелость, выучка, совершенство владения конем, от которого во многом зависела судьба воина.

Из военной истории князь знал, что при удачном начале можно выиграть битву в первые же ее минуты. А она всегда виделась до предела ожесточенной, яростной, трудно предсказуемой, с такой желанной победой. Потому и требовалось в сражениях одинаково от князей и простых дружинников личное мужество, воля к победе, одержимость и бесстрашие.

Александр Ярославович познал тактическое искусство русского военачальника сполна. В погоне за лихими в набегах литовцами брал с собой легковооруженную конницу, чтобы сыграть на опережение противника. Если предстояла осада крепости и большой поход — ставил под свое знамя городских и сельских пеших ополченцев. Против закованных в металл рыцарей выводил в поле хорошо оснащенную конную дружину, подкрепленную конниками-ополченцами.

Знал новгородский князь, как брать каменные и деревянные крепости. Военно-инженерное искусство на Руси к тому времени было развито отменно. Умели сооружать различные осадные метательные орудия — пороки. Название их происходило от слова «прак» — праща. При осаде крепостей их отынивали — то есть окружали крепким тыном, чтобы врагу не было хода ни туда, ни сюда. Для отвода воды делались подкопы. Если крепости брались штурмом, то на стены взбирались, умело вскидывая наверх лестницы.

Знал Александр Ярославович и как сидеть в осаде. Врага тогда следовало сокрушать во внезапных вылазках, а с высоты крепостных стен отстреливать конных и пеших воинов, осевших на подступах к городу.

И еще одно умение считалось многотрудным для любого полководца. Это искусство управляться с обозами. Совладать с ними в походе — значит положить камень в основание будущего успеха. Не совладаешь — можешь остаться без возимого в обозе оружия или упустишь добычу.

Из «Поучения» Владимира Мономаха сын князя Ярослава ясно усвоил правило, обязательное в любом ратном поиске: всегда и везде вести разведку. Ближнюю и дальнюю. Каждодневную, настойчивую, даже рискованную. И постоянно заботиться о дозоре — боевом охранении войска, будь то в походе или на привале. Иначе может случиться непоправимая беда.

Умел предводитель русского войска ставить большие и малые засады. И избегать, сторожиться вражеской западни, проявляя немалую военную хитрость.

Был князь в те времена и военным «администратором». Отец обучил сына и такой премудрости, как строить войска для того или иного вида боя, вовремя раздавать дружине оружие, искусно вооружать и ополченческие полки — конные и пешие.

Ярослав Всеволодович обучил наследника видеть и твердо знать место князя в битве. Княжича еще в детстве приучили к тому, что его место на самом виду у всех. И своих ратников, и неприятеля. Все русское войско для крепости духа должно было видеть в сражении барса или льва на высоко поднятом цветном княжеском стяге, золотой шлем князя, меч с золотой рукояткой в высоко поднятой руке. Как и блестящие шлемы его воевод, их червленые щиты, ибо все знали, что пока блестят шлемы и реют стяги — будет стойко сражаться княжеская рать.

Все это было азами отцовской науки княжить — управлять и воевать за землю русскую. То исконно русское ратное искусство, отшлифованное вековой борьбой с врагами, которых всегда хватало на рубежах Руси во все времена. Именно такое знание позволило Александру Ярославовичу раскрыть яркое дарование великого полководца, испытать свой воинский талант. А к подвигам во славу земли русской его готовили с четырехлетнего возраста, когда опоясали отцовским мечом и посадили на виду всей переяславльской дружины на боевого коня.

Не мог он до конца своей короткой жизни забыть тот миг. Приветливый, чуть пытливый взор сурового отца-воителя. И затуманенный слезой взгляд любимой матери. С четырех лет для княжича детской утехой-забавой стало только то, что помогало стать ему ратоборцем родной земли.

Время испытаний не заставило себя долго ждать. Наступал во всей своей грозе 1240-й год. Из-за Варяжского моря шли войной на вольный Новгород шведы-крестоносцы.

ВРЕМЯ РАСКРЫВАЕТ ТАЙНЫ

С. Демкин АЛЬФРЕД МУНЕЙ — АНГЛИЧАНИН Документальная повесть

Когда при первом знакомстве двадцать лет назад я спросил Семена Яковлевича Побережника, на скольких языках он может объясняться, то услышал в ответ поразившую меня цифру: на одиннадцати. Нет, бывший буковинский крестьянин из села Клишковцы не лингвист и не путешественник, хотя побывал в 33 странах мира. За свою долгую жизнь — в феврале ему исполнилось восемьдесят четыре года — Побережник сменил много профессий. Но главной он все же считает одну — профессию разведчика.

Лазурь Таранто

Весной 1939 года Западная Европа напоминала пороховой погреб, к которому подведен дымящийся фитиль. После аншлюса Австрии фашистской Германией дивизии вермахта оккупировали Чехословакию, а в штабе верховного главнокомандования завершалась разработка планов новых территориальных захватов. Главное стратегическое направление определено фюрером предельно четко: «Дранг нах Остен» — «Поход на Восток». Его союзник по «Антикоминтерновскому пакту» Муссолини не возражает, поскольку втайне мечтает превратить в «итальянское озеро» не только Средиземное, но и Черное море. Уже утверждена пресловутая доктрина Висконти Праска «Война на сокрушение», названная дуче «подлинно фашистской» по своему духу и содержанию. Полным ходом идет осуществление шестилетней программы наращивания военно-морской мощи Италии, которая, как надеются в Риме, позволит претендовать на существенные территориальные приобретения в ходе предстоящей перекройки карты Европы, а возможно, и мира.

У коридорного Луиджи сложилось не слишком лестное мнение о высоком сухопаром англичанине Альфреде Джозефе Мунее из 16-го номера. Гостиница «Виа Венета» считалась одной из наиболее респектабельных в Таранто. В ней охотно останавливались состоятельные туристы-иностранцы, щедрые на чаевые. Поэтому жаловаться на жизнь Луиджи не приходилось. Муней же больше лиры-двух никогда не давал. Такая скупость, если у человека водятся деньги, а у англичанина, судя по дорогим костюмам и новенькому «фиату» с римским номером, они явно водились, с точки зрения Луиджи, относилась чуть ли не к семи смертным грехам. К тому же Муней не заказывал в номер ни вина, ни кофе, не проявлял интереса к девочкам, хотя услужливый коридорный не раз прозрачно намекал, что мог бы порекомендовать «товар люкс». Словом, это был типичный пуританин, одним своим чопорным видом нагонявший тоску. Даже выверенный до минуты распорядок дня долговязого бритта в глазах Луиджи свидетельствовал лишь о том, какой он скучный человек. Ровно в семь утра Муней спускался в парикмахерскую, в семь тридцать завтракал неизменной «пастаджута», с которой примирился после безуспешных попыток получить традиционный английский «поридж», запивая макароны чашечкой кофе. После этого Альфреда Джозефа Мунея не видели в «Виа Венета» до позднего вечера. Обычно он уезжал на своем «фиате», который водил с лихостью профессионального гонщика.