Военврач
Шрифт:
– Я ведь ещё не заработал, и у нас боевое слаживание.
– Ерунда. Десять дней по семейным обстоятельствам. Завтра напишешь рапорт. Ты имущество получил, документация заведена, начальник аптеки справится и без тебя... Главное - к отправке эшелона в Чечню не опоздай.
Комбат был жаден. Вместо десяти суток дал пять, вместо довольствия за месяц выплатил аванс в тысячу рублей, из которых половина ушла на билет в плацкарте.
Вот я и дома в Питере. Собственно домом я с недавнего времени называл всё, где ночевал. Есть крыша над головой, значит - дом. Тёща волком смотрит на зятя, который решил сбежать от семьи в Чечню. Успокаиваю её и оправдываюсь тем, что устал жить в долг и караулить магазины по ночам. Я ведь на военного врача учился, а не на ночного сторожа.
– Деньги
– Есть, аванс дали. На первое время хватит, а там заработаю.
– И скажи на милость, как?
– Вагоны пойду разгружать на Московский вокзал.
– Не смеши... Там таких нахлебников знаешь сколько... очереди на месяц вперёд расписаны. Тут Андрею предложили шабашку на складе в Купчино. Цех по консервированию гороха открывают. У него горло осипло... пойдёшь за него?
– Конечно... а сколько платят?
– Тридцать в час.
– Здорово. В Бурятии двадцатку за ночь хозяин магазина давал.
– Как сына то решили назвать?
– Тарас!
– Ух страсти то какие... не выговоришь.
– Ничего, привыкнете. Да и ему с Богданом будет сподручнее, когда одни останутся.
На следующее утро шурин отвёл меня к своему работодателю, который представился дядей Стёпой, напомнившего мне милиционера из одноимённого мультфильм. В прокуренной кандейке, обклеенной советскими газетами, переодевалось десять мужиков. Парочка студентов, два алкоголика, отставник-майор, с которыми поздоровался за руку; остальные держались в стороне и не выделялись.
– Значит так, ребята, - инструктировал нас сквозь пышные седые усы дядя Стёпа, - работа у нас сдельная. Оплата почасовая. Тридцать в час, что по курсу один доллар. Деньги такие на дороге не валяются. Кто устал, расчёт на месте и гудбай!
– А что делать-то будем?
– поинтересовался пожилой, но жилистый отставной майор, надевая халат и перчатки. По внешнему виду было заметно, что он разбирался в таких делах.
– Ничего сложного. Будут приходить грузовики с мешками. В них канадский горох. Ваша задача их разбирать и складывать. Здесь скоро запустят линию по упаковке гороха в банки. Так дешевле, чем ввозить готовую продукцию.
Нас завели в просторный металлический ангар, который, судя по запаху краски, был недавно собран. Работа поначалу показалась действительно не сложной. Что такое перенести мешок весом в сорок килограммов? Ерунда! Часы бежали, машины подходили, с шутками да прибаутками мешки перетаскивались. Незаметно наступило время обеда. Видимо шофёры тоже устали баранки крутить.
– Двадцать минут на перерыв... простой не оплачивается, - командовал наш надсмотрщик, которого я окрестил надзирателем. Он даже перекуры вычитал у мужиков.
– Нас можно рассчитать!
– первыми сдались грузчики, по лицу шибко пьющие, - на опохмел с закусоном заработали.
К десятиминутному ужину отчалили и студенты, сославшись на завтрашние занятия. Мы с майором работали уже в паре. Он давно предлагал носить один мешок на двоих, но мне казалось, что сил вагон.
В компании работать веселее. Каждый рассказывает что-нибудь о себе и это отвлекает от усталости. Гора мешков неприлично высилась, интенсивность переноски не уменьшалась. Лишь в половину одиннадцатого мы разгрузили последний грузовик и получили расчёт. Тринадцать часов каторги - триста девяносто рублей!
Устроил себе праздник. Купил бутылку "Балтики-4" и двести граммов "Докторской", а домашним - кекс с изюмом. Скрюченными пальцами и дрожащими от усталости руками с трудом открыл металлическую пробку и, не удержавшись, выпил пиво в полупустом ночном автобусе. В уме калькулировал, сколько я смогу заработать за оставшееся отпускное время и мечтал, как потрачу деньги.
Увы, дома ждал неприятный сюрприз. Андрей сказал, что на завтра мастер поставил другую смену.
Утром же я понял, что работник из меня никакой. Тело ныло от непривычной нагрузки, ногтевые пластинки болели и почернели от переноски мешков, как будто на них нанесли черный лак и постучали молотком.
Из Питера в Тамбов возвращался на электричках с ночёвкой в Москве у друга, работающего агентом по продаже элитной недвижимости. Он смотрел на
мои почерневшие ногти и удивлялся.– Ну ты, Сява, даёшь!
– Тебе не понять... у меня сын родился!
– Пойдём на Тверскую в "Бункер" отметим!
– Да у меня ни одежды подобающей, ни денег нет!
– Форма у тебя самое то... сейчас так модно. Скажу бармену, что ты из Чечни. Он тебя угостит. Бывший афганец.
В эту ночь мы так и не ложились, отмечая рождение сына. Я боялся проспать пятичасовую утреннюю электричку и в четыре, слегка пошатываясь, вышел с Богословского переулка по направлению к Павелецкому вокзалу. В наушниках звучали песни "Наутилуса". Московский народ ещё спал, лишь на Тверской ютились сонные второсортные путаны. На Красной площади из плеера заиграли аккорды "Труби, Гаврила, труби... Хуже уже не будет...", и я не сдержался. Вот она моя детская мечта - главная площадь страны. Впереди Чечня... хуже точно уже не будет. И я замаршировал с равнением направо под сопровождение двух патрульных машин милиции. Вспоминал, что когда родилась Настя, я дежурил на сутках в питерской психбольнице для заключённых, когда появился Богдан, охранял магазин с пистолетом в Бурятии, теперь вот появился Тарасик, а я уезжаю от него. Пусть этот ночной парад будет в твою честь, мой маленький сын, пусть твоя пневмония поскорее разрешится, а папка за тебя повоюет и за друзей тоже... и мы победим!
В Трегуляе стремительно наступила весна. Снег остался лишь на опушках. Ночью в поисках лагеря я провалился в неглубокую речку под лёд. В итоге битый час обходил её вброд. Комбат пожурил за опоздание на два дня, но поздравил за то, что вообще приехал. В лагере за прошедшую неделю всё благоустроилось, и из палаток доносился жилой дух. До отправки в Чечню оставалось две недели...
Дорога на Чечню
Праздничный митинг на железнодорожной платформе Рада под Тамбовом, во время которого нам торжественно вручили знамя части, на котором покачивалась бело-голубая ленточка ордена имени Богдана Хмельницкого, и шефскую помощь: десяток телевизоров и видеомагнитофонов. Личный состав разместился в трёх плацкартных вагонах, вооружение и технику закрепили на пятидесяти платформах. В путь! Что впереди?! Никто не знал. Зачем нам там телевизоры?
Поезд продвигался крайне медленно, уступая дорогу всем подряд, подолгу отстаивался в загонах и тупиках. За первые сутки не проехали и двухсот километров и остановились на ночёвку у полустанка.
В пять утра меня разбудил голос начальника штаба.
– Док, подъём! Бери свою аптечку и к 36-ому вагону! Бойца электрической дугой накрыло.
– Где стоим?
– Грязи, под Воронежем. Давай быстрее!
Схватив врачебный чемоданчик и носилки, выскочил на улицу. Пробежав с пару десятков вагонов, я наткнулся на лежащего без сознания солдата с запахом палёной кожи. В это туманное утро, охраняя вагон, он был сражён электрической дугой от высоковольтных проводов. Удивительно, что ещё остался жив. Хорошо, что это было ещё не по ходу движения, и начальник караула сориентировался. Но то, что он выживет, ещё никто не знал. Вся его спина, ноги были в ожогах второй-третьей степени. Кожа отслаивалась вместе с дымящимся обмундированием. Поставил капельницу, ввёл обезболивающий наркотик, гормоны, сердечное. Вскоре приехала машина скорой помощи и увезла его в районную больницу. Больше его никто и никогда не видел в нашей части, до Чечни он так и не доехал.
Навстречу нам попадались такие же воинские эшелоны. Только с разбитой и искорежённой техникой и людьми, повидавшими то, что нам преподносилось лишь в телесводках. Загоревшие, весёлые, выпившие и казалось, познавшие жизнь, они вызывали зависть и восхищение. На ходу подбадривали нас специфическим армейским юмором, который всегда присутствует в отношениях старослужащих и новобранцев.
После столицы Кавказа дорога пошла быстрее. Поезд набирал обороты. Чем дальше на юг, тем ярче ощущалось дыхание весны. На станции Кавказской мы выбежали из вагонов и ринулись на вокзал в поисках свежих продуктов и овощей, так как консервами уже давно пресытились. Жара!