Военврач

Но наш на подобные крайности не переходил, припугнёт немного, попрессует и отпустит с шуткой. Ну, написал товарищ Журавленко рапорт: "Так, мол, и так, прослужил полтора года безвылазно в Чечне, хочу в отпуск!". А любил он загорать во время дежурств на командном пункте. Уж не знаю, как и где, но не по-армейски загорать без белья, в то время, когда сопки дымятся, то от нефти, то от взрывов САУшек, и вертолёты постоянно барражируют над нами. Увидел его как-то комбат ненароком в батальонной душевой (брезентом обтянутые столбы и бочка с нагревающейся от солнца водой) в чём мать родила и до конца своего пребывания в части забыть не смог, вспоминая об этом при случае и без.

– Ну что с того, что прослужил ты, товарищ Журавленко, полтора года в Чечне, - комментировал комбат его рапорт на офицерском совещании, - Да не служил ты вовсе. А х.й дро.ил!
– это он сказал вслух.

А на зарегистрированном рапорте отважно написал: "Х..й тебе в ж.пу, товарищ Журавленко!", естественно без пропущенных букв, подписался и перечеркнул крест накрест.

Старший лейтенант Журавленко от негодования зарегистрированный рапорт ксерокопировал и в прокуратуру отнёс. Но чем ему могла помочь, задыхающаяся от бумаг, жалоб, расследований, военная прокуратура? У них уголовных дел томов до потолка: солдаты технику продают, наркотики скупают, боевые контрактникам не выплачиваются, самострелы с повешением следуют один за одним, подрывы да теракты, а тут Журавленко с каким-то нереализованным отпуском. Посмеялись над ним и пожелали хорошего отдыха в будущем. Так этот рапорт и остался с Журой, как напоминание из прошлого.

Постепенно наш батальон стал наполняться женщинами. В строевой части, в секретной, в финансовой службе. Кто супругу свою привезёт, кто знакомую, а кто по заявке из военкомата приедет. Многих на войну толкали сугубо меркантильные интересы, так как за участие в войне доплачивали девятьсот рублей в день. Присутствие дам немного скрашивало быт и разряжало обстановку.

Поздней осенью Ирина Яновенко приняла присягу и стала бухгалтером в звании рядовой - третья женщина в батальоне.

Захожу в палатку к комбату после окончания рабочего дня около восьми вечера, чтобы отпроситься пораньше и не оставаться на служебное совещание. За столом сидит моя соседка по коммунальной квартире в "Титанике" (так нарекли первую жилую пятиэтажку в Ханкале, внешне напоминающую белоснежный корабль, которую уничтожали в течение двух войн, но каждый раз она возрождалась) Ирина, с расширенными от страха глазами - супруга начальника командного пункта. Напротив неё улыбающийся раскрасневшийся комбат с блестящими осоловевшими глазами. На полевом столе початая бутылка осетинской водки, банка шпрот и булка хлеба.

– Разрешите войти?
– без паузы перехожу в словесное наступление, - Товарищ майор, разрешите убыть в сторону дома? Ваши задания на сегодня выполнены!

– Нет, доктор, не разрешаю! Видишь, у человека судьба решилась, первое воинское звание в жизни получила. Это надо отметить. Садись с нами, будешь третьим!

– Да мне ещё четыре километра пешком по грязи идти, мешок с дровами нести, печку разжечь в квартире.

– Садись, по такому случаю мой УАЗик вас обоих и отвезёт и дрова твои доставит!

Рюмка за рюмкой, псевдоинтеллигентный разговор продолжил спонтанный праздник.

– А, что товарищ Яновенко пьёт через раз?
– спросил у Иры комбат.

– Да мне ещё мужу суп варить, бельё стирать!

– А я что тут - фигнёй с вами страдаю?! Знаешь, что это такое?
– комбат достал из кобуры пистолет и положил на стол перед Ириной.

– Пэ эм!
– подсказываю я.

– Не встревай, док. Пусть сама отвечает. Она же присягу Родине принесла, уставы учила, у неё муж офицер... А сколько в магазине патронов?

– Семь!

– ответила испуганная девушка, закончившая год назад финансовый институт.

– Ты точно в этом уверена?

– Ну, не знаю, не считала никогда!

– Тогда считай внимательно! А ты, доктор, помогай ей!

И комбат, сняв предохранитель, не передергивая затвор, открыл огонь. Он стрелял то в стены палатки, то в потолок. Пули незримо пролетали перед нашими глазами, оставляя в поднамёте палатки рваные следы и сизые клубы дыма в помещении.

В ушах заложило, но я считал. Не знаю, о чём думала двадцатидвухлетняя девушка, решившая носить погоны и таким образом обмыть получение очередного воинского звания. Точнее, за неё всё решили. Один... два... три... восемь!

– Ну, что убедились?
– закончил довольный комбат.

Прибежал дежурный по части с автоматом, готовый к отражению атаки, также слегка подшофе.

– Что случилось, товарищ майор? Кто стрелял?

– Всё спокойно! Хорошо несёшь службу, товарищ Лопатин, завтра благодарность тебе объявлю перед строем! Иди дальше служить.

Пошатываясь, капитан ушёл. У Ирины было состояние, близкое к шоковому. Бледность лица выдавала тускло мерцающая лампочка палатки. Паузу, возникшую в воздухе, нарушил комбат.

– Ну, что, док, ты внимательно считал?

– Восемь...

– Точно? Давай проверим?
– И направил ствол пистолета в мою сторону.
– Ты уверен в своих подсчётах?... Я нажимаю пусковой крючок?!

– Пожалуй, я могу сомневаться! Не думаю, что это стоит делать прямо сейчас.

– Ну ладно, тогда давай выпьем по рюмахе! Наливай!
– он подставил мне металлическую рюмку-гильзу из-под крупнокалиберного патрона.
– А скажи, что-нибудь на английском языке. Мне говорили, что ты на командном пункте за переводчика на полставки устроился. Ты же умный, знаешь, как надо!

– Зачем? Вы ведь всё равно ничего не поймёте...

Мы выпили, но жар, подогретый рюмкой осетинской водки, ещё больше разгорячил его молодецкую удаль, хотя я так и остался сидеть в напряжении, и хмель не брал.

– У меня тут адъютант появился из взвода связи. Умный, интеллигент, но материться совершенно не умеет. Стихи пишет, да ещё на английском шпрехает... Док, позвони дежурному по части, пусть найдёт рядового Сергеева и сюда пришлёт. Мне летом в Москву ехать учиться, английский язык нужен будет.

Я выполнил просьбу-приказ командира и спустя минуту, в палатку зашёл перепуганный солдат.

– Товарищ, майор, рядовой Сергеев прибыл по вашему приказанию! Разрешите войти?
– спросил худощавый боец, в надвинутой на глаза шапке-ушанке, прожжённом бушлате и засаленных брюках. На бледном лице, сквозь налипший пот и печную копоть, проблескивал интеллигентный оттенок.

– Заходи! Ты где был? Почему так долго не могли тебя найти?

– Виноват, товарищ майор! Искал воду для умывания, но в умывальнике всё замёрзло.

– Ладно, сейчас тебя начмед будет экзаменовать. Док, спроси его что-нибудь на английском языке. И вообще, поговорите, а мы посмотрим, как интеллигенты беседуют!

– Стоит ли? Ведь вам без перевода не всё будет понятно?
– пытался увернуться я.

– Ладно... тогда Сергеев, почитай нам свои стихи!

Сергеев читал десять минут стихотворения о природе, о любви, о родном доме. Мне показалось, что комбат и забыл уже про него. Выпив ещё рюмку, он задумался о чём-то своём. Но, вдруг внезапно вернувшись мыслями в свой палаточный кабинет, он остановил выступающего бойца.