Военврач

Да простит мне мой друг испачканную одежду, но оставаться простым соглядатаем я не мог.

Из нескольких сотен толпившихся только три человека включилось в спасательную операцию: я, сумасшедший певец Федька - завсегдатай Пушкинской площади и интеллигентный парнишка лет двадцати пяти. Мы доставали тех, кто не мог выползти.

Я давал команды по сортировке. "Где же кареты скорой помощи? Почему не остановят движение по Тверской? Откуда столько телевизионщиков?" - параллельные мысли, возникающие подспудно.

– Парень, сейчас мы тебя перенесём...- кричу выползающему из тоннеля с обожжённым лицом и грудью.

– Спасибо, братки...
– прошептал он.

Подхватили юношу, у которого лицо наполовину обожжено, наполовину покрыто резаными ранами. Застрявшие в коже хрусталики витринного стекла блестят на солнце. Главное - к ним не прикасаться. Перекисью промоют, часть из них и выйдет.

– Ребята, задержитесь на секунду, для кадра!
– нас атакует телевизионщик с огромным видеообъективом.

– Да пошёл ты...
– но мат, как и на назойливую муху, действует кратковременно.

Казалось, прошла вечность, прежде чем остановили движение и к месту трагедии приехали кареты скорой помощи. Зевак стало значительно больше. Теперь милиции пришлось сдерживать их, чтобы не мешать проведению неотложных мероприятий и погрузке пострадавших.

Краем глаза заметил, что московские бригады скорой помощи оснащены побогаче, чем их "чеченские" коллеги. Современные новенькие носилки, пневматические шины. Об этом мы могли бы лишь мечтать у себя в Ханкале.

Вытащил мужчину сорока лет. Судя по деформации нижней конечности, открытый перелом голени. Мужчина в шоке. Приношу его к первой попавшейся машине. Женщина крупной комплекции в синем медицинском комбинезоне командует: "Кладите его на эти носилки!"

– Ок! Давайте, я вам помогу!

– Ты кто?

– Я военный врач... из Чечни...

– Ты...?!
– лицо её не смогло скрыть недоверчивого взгляда, которым она оценивала меня.

– Я в вену могу войти, жгут, шину наложить и многое другое.

– Ладно, на, держи, набирай шприц!
– снисходительно сказал доктор, протягивая мне двадцатимиллилитровый шприц.

Тем временем девушка решила наложить пострадавшему пневматическую шину и прикрепила его ремнями к носилкам. "Забыла про обезболивание?
– пронеслось в голове, - не моё это дело".

Подъехали другие телекомпании. Теперь у пострадавших пытались взять ещё и интервью, задерживая их погрузку в машины. Откуда столько бездуховности и бесчеловечности? Что сделало этих людей такими бесчувственными, как и тех зевак, кто наблюдает сверху... Бизнес, коммерция, мода?

Вот и всё. Последний раненый погружен. Приехали машины ФСБ, и зевак стали разгонять. И я решил, что дело сделано, больше я здесь не нужен. Поэт-песенник активно давал интервью центральному телеканалу. Отмыв руки и одежду от свежих следов крови в Пушкинском фонтане, я ушёл к другу на Богословский переулок.

По телевизору уже крутили беспрестанно новости. Эдик вместе с остальными жильцами коммуналки выслушал мой рассказ, который не совсем подходил под формат подаваемых новостей. Каждый видит жизнь по-своему...

11.01.2002г., н.п. Ханкала, Чечня

Как я добрался в Ханкалу. Поезд, который отправился из Киева с опозданием на час, очень быстро догнал время и в Ростов мы прибыли своевременно. В Ростове я пробыл полчаса, купил билет на поезд Москва-Нальчик, который тоже опоздал на полтора часа и доехал до города Прохладный, что в Кабардино-Балкарии, а там пересел на поезд Минеральные Воды - Гудермес. Возникла мысль, чтобы добраться в Ханкалу электричкой, но в Моздоке я все же вышел из нее, так как вокруг сидели лишь одни чеченцы. На вокзале в Моздоке познакомился с офицерами, с которыми сел в такси. От КПП аэродрома два километра шли пешком. На пересылочном пункте диспетчер сказал, что вертолет только что улетел и следующий будет через три дня. Не поверил и остался на взлётке. Ветер, мороз и ни деревца, чтобы скрыться. Вместе с сотней желающих бегали от вертолёта к вертолёту, с федерального аэродрома на МВДэшный и так десять часов подряд. За это время вылетел лишь один МВДэшный МИ-8, который забрал только пятерых женщин и десятерых полковников.

На взлётке познакомился с тремя ребятами и вместе пошли искать место для ночлега. На аэродроме для потенциальных пассажиров установили палатки, но они не отапливаются, а на нарах кишат разные паразиты. В город решили не ехать, так как было уже темно, да и опасно в такое время передвигаться по Моздоку. Но, как, оказалось, найти место для ночлега на аэродроме было непросто, и нам пришлось побродить по общежитиям, пансионатам и другим местам. В конце концов, договорились нетрезвым майором, и он впустил нас в офицерское общежитие, взял лишь бутылку беслановской водки и по пятьдесят рублей с каждого. После долгого пребывания на ветру и морозе чувствовал себя не очень хорошо: кожа на лице и губах обветрилась и была красной, как у вареного рака, пальцы на стопах болели от мороза. Поэтому, прежде всего, решили продолжить наше знакомство согреванием с помощью двух бутылок водки, которые приобрели у консьержки. Отварили кипятильником сосиски и посидели вчетвером. Предшествующие события оказали мгновенный снотворный эффект. Дверь у нас не закрывалась, и я немного переживал за безопасность моих вещей.

Утром мы снова отправились на взлётку, но шансов у нас было немного, так как было седьмое января (рождество) и лопасти вертолётов в большинстве своем стояли недвижимыми. Но мне посчастливилось встретить коллегу, который работал летным врачом санитарного борта и перевозил раненых в Моздок. Он в последний момент посадил меня на салон.

В Ханкале стоял настоящий пятнадцатиградусный мороз и везде лежал снег. Как потом оказалось, что это был рекорд за последние шестьдесят лет.

Командир части встретил меня довольно спокойно. Я написал рапорта, где объяснил, почему так долго добирался после окончания обучения в интернатуре. Смысл объяснения заключался в том, что командование ростовского госпиталя отправило сопровождать больного солдата-шизофреника в Архангельскую область, что было правдой. На обратном пути поезд Москва - Ростов-на-Дону пересекал российско-украинскую границу в г. Харьков, где из-за болезни я сошел с поезда. Учитывая мою российскую принадлежность, и отсутствия показаний для лечения в местных учреждениях, я отправился в г. Киев, где и проходил пятнадцатидневный курс лечения в районной поликлинике. В оправдание привез украинскую справку, которую купил у своего бывшего детского врача за двадцать гривен (ста двадцати рублей). Справку вместе с рапортом подшили в строевой части. Как оказалось, этого было достаточно, чтобы не возбуждать в отношении меня уголовного дела (задержка военнослужащего на срок свыше десяти суток, расценивается, как самовольное оставление части и требует от командования части возбудить уголовное дело в отношении дезертира).

Наказал он меня еще заранее до моего возвращения тем, что оставил без пятидесяти процентов тринадцатой зарплаты или ЕДВ (единовременное денежное вознаграждение) это премия, которая выплачивается в конце года приблизительно 50$. Как мне кажется, это не очень большая сумма, чтобы прогулять почти месяц и встретить Новый Год дома, так как ребята рассказывают, что перед праздником комбат брал с них почти месячную зарплату, чтобы отпустить на неделю домой.

Предшествующего начмеда, который заменял меня в период моей интернатуры, он выгнал за злоупотребление алкоголем. Пил тот очень сильно. Причем имел привычку мочиться под себя, чем вызывал раздражение у соседей и поэтому постоянного места жительства не имел, и его гоняли из угла в угол. Впоследствии он стал одним из первых офицеров-бомжей Ханкалинского гарнизона и спал в подъездах. Зарплату ему не платили, так как он потерял денежный аттестат. Из следующей части - инженерно-сапёрного батальона его тоже выгнали за пропажу двухсот шприц-тюбиков промедола. Питался он в офицерской столовой, куда его еще пускали без пропуска, ночевал в казармах, подъездах. Всегда ходил пьяным и грязным. От такой жизни заболел вирусным гепатитом и был эвакуирован в Моздок.

Комбат не хочет меня никуда отпускать, так как говорит, что ему снова пришлют алкаша. На мое место просятся два майора, но они ему не нравятся из-за внешнего вида. В Ханкалинском госпитале ребята рассказали, что место врача стоит 1000$, что мне кажется завышенным. С поступлением в академию в этом году я уже пролетел, так как надо было написать рапорт до первого января.

Но есть и положительные моменты. С первого января нам повысили заработную плату почти на двадцать процентов или 100$, (денежное довольствие солдат в Чечне, кстати, составляет 140$). Для офицеров сделали бесплатное питание в местной столовой. Хотя я и хожу туда редко, так как кормят там гадко, несмотря на наличие официанток. Боевые платить практически перестали, закрывают по два-три дня в месяц. Если ты ездишь в командировки по Чечне, то половину должен оставить.