Воевода

Певец показался Даниилу отважным русичем, любящим жизнь.

По весне надо мной пролетят журавли, Лето ягодой красной поманит, Осень золото сбросит на холмик земли, А зима одеялом пуховым укроет.

И как широко видит он над собой мир, из которого собирается уйти! Песня звучала уже задорно.

И поверьте, друзья, слаще жизни той нет, Что нашёл я близ речки Кивач. И прожить бы мне здесь пару сотенок лет, Лишь бы был под рукою первач!

«Ну лихо же, лихо, и не страшно умирать», — мелькнуло у Даниила.

А как время придёт, я вернуся домой, Вновь женюся на Фросе-красе. И пойдёт всё путём, и пойдёт всё путём! И друзья на баклажку заглянут ко мне!

«Поди, наш, костромской. Эко ловко вывернулся: «Вновь женюся на Фросе-красе!» Да чего ж тут не умереть и не возродиться», — улыбнулся Даниил и уже с хорошим настроением обходил сотни полка. «Так, поди, и должно быть, — размышлял он. — Каждый верит в свою звезду, потому и живёт спокойно до самой сечи».

Она приближалась. Через сутки вернулся с поиска Степан. Ему повезло. Возвращаясь, он перехватил гонца, который мог проскакать мимо полка Адашева, потому как мчался в сторону Казани. Это был молодой татарин, с умным взглядом, с бледным и злым лицом. Когда его привели к Даниилу, ему показалось, что он где-то видел этого человека или кого-то очень похожего на него. Спросил:

— Тебя как звать? — Пленник промолчал. — Ну, не хочешь говорить, не надо. По-моему, я где-то тебя видел. Ты не из рода Тюрбачи? — Татарин вздрогнул. Даниил это заметил. — Я тебя отпущу, и ты вернёшься к матери, к жёнам, если скажешь правду. Кто стоит в Мешинском городке? Сколько там воинов? Зачем они собрались?

Пленник молчал. «Что ж, — подумал Даниил, — у Тюрбачи все воины такие стойкие. Этого хоть убей, он будет молчать». Но Даниил не был жестоким и не терпел насилия. Он позвал на помощь муллу Камрая из селения Аслань. Камрая вскоре привели.

— Слуга Аллаха, попроси заблудшего сына рассказать правду, коя всем нам пойдёт во благо.

Мулла Камрай тихо заговорил с гонцом и много сказал ему, но в ответ услышал лишь несколько слов: «Я дал клятву и умру с нею». Этот ответ Даниил понял. И мулла только развёл руками, обращаясь к Даниилу:

— Русский воевода, ты можешь убить его, но он не скажет ни слова.

Мулла сложил на груди руки, нагнул голову и покинул избу. Степан заходил по избе, загорячился:

— Воевода, дай его мне, он у меня заговорит!

— Зачем? И так всё ясно.

Даниил велел Захару позвать двух воинов и увести пленника, посадить его в клеть, чтобы не убежал. Как увели гонца, Даниил сказал Степану:

— Надо воевать Мешинский городок, и чем раньше, тем лучше.

— Но ведь татарин знает, сколько там воинов!

— И что из того? Мы считаем, что их там четыре тысячи, а он скажет, что шесть. Какая разница? Что ты узнал всё-таки?

— Они не ставят на ночь дозоров вокруг крепости, и там нет собак. Ещё они не пасут ночью близ городка коней: они все за стеной.

— Странно.

— Я тоже так подумал.

— А пушки у них есть?

— На стенах видел три.

— Ладно, иди отдыхай. Завтра вечером мы выступаем.

Степан не уходил. Он подошёл вплотную к Даниилу и тихо сказал:

— Воевода, ты разумен. Я тоже не дурак. Я чувствую, что здесь что-то нечисто. И этот татарчонок не гонец. Это мы сочли его гонцом, а он из этого селения, обошёл дозоры и мчал, чтобы предупредить князя Тюрбачи. Дай его мне на время. Я из него выжму всё, что он знает.

— Ладно, Бог с тобой, да не свирепствуй.

— Постараюсь. — И Степан ушёл.

Даниил велел Захару позвать Пономаря. Тот вскоре пришёл.

— Слушаю, Фёдорович.

— Иван, ты сегодня встречался с Никитой и Варламом?

— Только что виделись, поговорили.

— И что они тебе сказали?

— Да говорят, что завтра мы выступаем. А я того не знал.

— Ноя лишь Степану сказал сейчас об этом, больше никому не говорил. Ведь они с воинами в лесу были, слеги заготавливали, лестницы вязали.

— Как же так?

— Выходит, кому-то это нужно. И Степан только что об этом предупредил. Я и впрямь думал завтра выступить.

— Что же теперь?

— Сейчас всё скажу. — Даниил позвал Захара. — Беги к Никите и Варламу, зови их сюда, да не мешкая. — Захар убежал. Даниил тронул Ивана за плечо. — Надо узнать, кто эту ложь пустил. А правда, Ваня, будет такая. Как только наступит темь, мы выступаем. Вот придут тысяцкие, и я всем поведаю, как будем действовать.

Прибежал Варлам. Следом явился Никита. Даниил спросил их:

— Когда вы узнали, что выступаем завтра и от кого?

— Когда в лесу были, уже после полудня, — начал Никита. — Мы с Варламом вместе слеги чистили. Подошёл наш воин и говорит: «Велено вам передать, что завтра выступаем». — «Кто передал?» — спросил я. Воин ответил, что от воеводы был вестовой. Вот и всё.

— Ладно, всё ясно. И «вестового» того мы не найдём. Потому говорю вам: идите и готовьте воинов к выступлению. Покинем селение, как наступит вечер. И чтобы всё было готово, как наказано мною. Ясно?

— Чего ж тут неясного, батюшка-воевода! — ответил Никита.

Тысяцкие Варлам и Никита вышли.

— Ну, Ваня, иди и ты. Да помни наш уговор: две сотни воинов в засаде держи. Я же к пушкарям иду: проследить надо, чтобы чего-нибудь не забыли.

Но Даниил не успел уйти. Пока он надевал кафтан, подпоясывался саблей, вернулся Степан. Он был зол, возбуждён.

— Ну что там? — спросил Даниил.

— Этот татарин — внук муллы Камрая. И его послал сам Камрай.

— А ещё внуки у Камрая есть? — У Даниила мелькнула догадка, и он решил её проверить.

— У него их много, даже один русский есть. Вырос в роду Камрая с пелёнок. Увезли его в полон из Зарайска.

— Спасибо, Степан. Теперь всё ясно. Выходит, тот русский «внук» и пустил ложь. Надо бы найти его.

— Не надо. Он сам попадётся к нам в руки.

— А как ты заставил говорить «гонца»?

— Да просто, воевода. От твоего имени я сказал, что ты отпустишь его. Отпусти же. Его накажут за предательство свои же. А сейчас надо усилить дозоры вокруг селения. Тотчас!