Воин Храма

Ролан стоял на другом конце двора и наблюдал, как расходятся в стороны две фигуры, только что обнимавшие друг друга на стене. Он видел и те, другие объятья, когда Леннар наказывал Кадана на конюшне — и тогда уже с трудом мог сдержать злость, которой сам не понимал до конца.

Ролан знал Леннара давно. Леннар был спокойным и серьезным юношей, а вступив в Орден, стал таким же серьезным и благочестивым братом.

Решение принести присягу они принимали вдвоем. Но Ролан больше думал тогда о славе, которой было не снискать при дворе захудалого барона, а о чем думал Леннар — Ролан не знал.

Ролана Орден разочаровал. Но сколько бы он ни пытался говорить об этом с Леннаром, тот отвечал ему ясным, как синева утреннего неба, взглядом, и высокопарными речами, позаимствованными, видимо, из воскресных проповедей капеллана.

Тогда уже Леннар начал вызывать у него злость — и вся прежняя дружба затрещала по швам.

Теперь же тот факт, что Леннар, столь благочестивый и праведный, притащил себе из-за моря мальчика, чтобы лапать его и не делиться ни с кем, не давал Ролану покоя.

Оруженосец Ролана был красив. Он походил на девушку, и Ролан не мог отрицать ни изысканности вкуса своего брата, ни его хитроумия — так защититься от любых нападок своим деланным благородством, чтобы никто и не подозревал за ним темного грешка.

Ролану же оставалось скрипеть зубами и бережно нести обеты, которые никогда особенно не беспокоили его.

Развернувшись так, что белый плащ взлетел за его спиной, он направился в гарнизон.

Солнце уже опускалось за дома, играя последними лучиками на золотой листве редких деревьев. Узкие улочки полнились людьми, маленькие домишки лепились боками друг к другу, сдавливая прохожих между собой.

На главной площади жонглеры и факиры метали в воздух разноцветные кегли и дышали пламенем, опаляя зевак.

Сердце Кадана громко стучало — он не видел столько людей, столько жизни и смеха с тех пор, как покинул дом.

Цепляясь за плащ Леннара, он пробирался по толпе вперед, жадно впитывая каждое мгновение и каждую краску.

С тоской смотрел он на разноцветные ткани, разбросанные по прилавкам, понимая, что жизнь эта более недоступна для него. И хотя спина его ощущала горячую грудь Леннара рядом с собой, казалось, что рыцарь по-прежнему остается далеко.

Выполнив поручение Ордена и сделав заказ зерна, они побродили немного по рядам.

— Вам не становится веселее, — сказал Леннар, придерживая его перед собой.

— Простите, — Кадан опустил взгляд, — я не хотел, чтобы мое расстройство передалось вам.

Они добрались до небольшой сцены, где разыгрывали свое представление кукловоды, но сколько бы Кадан ни смотрел на противных носатых кукол, ему не становилось смешней.

— Давайте уйдем, — сказал Леннар наконец.

Кадан обернулся, один из прохожих толкнул его сзади, и он рухнул в объятия рыцаря. Глаза их и лица оказались близко-близко, и Леннар чувствовал, как бьется сердце Кадана напротив его.

Желание коснуться губ юноши стало нестерпимым. Кадан потянулся к нему, но Леннар торопливо прикрыл его губы кончиками пальцев.

— Брат Кадан, — тихо сказал он, — прошу вас…

— Да-да-да, — Кадан оттолкнул его. — Знаю я, обеты. Иногда мне кажется, что вы не человек, а каменная стена.

— Сочту это за комплимент. Идемте домой.

Обратный путь они проделали в молчании. Леннар мучился непреодолимым желанием приблизиться к Кадану и успокоить его, но удерживал себя, понимая, что лишь даст юноше надежду, которая не осуществится никогда. Кадан же напрочь ушел в себя, он казался прозрачным, как призрак, на фоне сумрака ночи, и Леннар не мог отделаться от ощущения, что еще мгновение — и он, взлетев, растворится в ночном небе, став сизой дымкой.

Добравшись до командорства, Леннар пожелал ему спокойной ночи и сам намеревался отправиться спать, когда один из прислужников окликнул его.

— Вас желает видеть командор, брат Леннар, — сказал он.

Леннар кивнул и направился следом за ним.

Командор ожидал его в библиотеке — и Ролан стоял по другую сторону письменного стола от него. Командор был мрачен, как ночь за окном, а в глазах Ролана сверкала неуемная злость.

Завидев его, Марк фон Хойт кивнул, и Леннар отвесил в ответ поклон.

— Вы были в городе? — спросил он.

— Да, по вашему поручению, брат Марк.

— Все прошло хорошо?

— Да, брат Марк, — еще один поклон.

— Вы кого-то брали с собой?

— Моего оруженосца, на случай если понадобится проследить за конем.

— Да…

Командор отвернулся, делая вид, что рассматривает книжные полки, и на какое-то время замолк. Потом, не оглядываясь, глухо произнес:

— У брата Ролана к вам вопрос. Даже обвинение, можно сказать.

— До Капитула осталось еще три дня, почему мы рассматриваем этот вопрос так?

Командор повернулся.

— Потому что брату Ролану достало вежливости сначала изложить свои сомнения мне. И я рад этому, потому что его откровенность на Капитуле произвела бы немалый шум, — командор посмотрел на Ролана и спросил, — скажете вы или я?

— Лучше, если он услышит это от вас.

Леннар переводил спокойный взгляд с одного на другого.

— Итак… — командор прокашлялся, — у брата Ролана есть определенные сомнения в вашем благочестии. Он видел, как вы нарушаете главнейшие предписания устава, обнимая своего оруженосца. И, более того, пронаблюдав за вами достаточно долго, он считает необходимым доложить Капитулу о том, что вы впали в грех содомии, брат Леннар.

Леннар побледнел, кровь отлила от его лица.

— Что? — инстинктивно спросил он.

Командор снова прокашлялся.

— Вы слышали меня, — произнес он и торопливо добавил, — как вы понимаете, это серьезный вопрос. Если братия узнает о том, что подобные подозрения были в отношении вас, то даже оправдательный приговор не многое изменит для вас.

Леннар сглотнул и непонимающе посмотрел на Ролана.

— Что заставило тебя так думать, брат? — внезапно охрипшим голосом спросил он.

— У меня достаточно для того причин, — ответил Ролан, — командору я их изложил, а ты знаешь их сам.

Леннар молчал.

— Я предлагаю, — нарушил тишину командор, — уладить вам этот вопрос между собой. Если дело лишь в ваших личных раздорах, и вы сможете, обсудив их, найти путь к примирению, мы не станем поднимать на Капитуле этот вопрос. Если же нет… Оба вы знаете устав. Запятнавший себя подобным грехом должен будет покинуть орден с позором, и ни одно командорство и ни один монастырь больше не даст ему кров.