Воинский класс

— Я не могу, Дев, — прошептала она. Неохотно отвернувшись, она переместилась на другую сторону ванны, вне зоны его досягаемости, явно отдаляясь. Она опустила голову на край джакузи и закрыла лицо руками.

— Прости, Дев. Ты не виноват… Простою… поверь мне.

— А кто виноват? — Спросил он, но ответ уже знал. — Это Люгер, да? У тебя с ним любовь или что-то типа этого.

— Что-то типа этого, — ответила она. — Я хотела, но… Не хочу, чтобы это было просто местью.

— В смысле, переспать со мной и вернуться к Люгеру?

Энни кивнула.

— Прости, Дев. Ты красивый парень, у тебя такие глаза, такое тело, такая задница…

— Ух ты. И что, женщины реально так говорят о парнях?

— Только об особенных, — ответила она с улыбкой. Ему, сказать по правде, нравилась ее улыбка. Он никогда не думал о ней как о друге, только как о коллеге, возможно, как о будущей высоте, которую придется взять, но теперь просто говорил с ней, и ему это нравилось. Ему все еще хотелось увидеть ее под собой или на себе, но острого желания больше не было.

— Так что там случилось между вами с Люгером?

— Да что там… — Ответила она. — Я влюбилась в него, и думала, что и он в меня. Но сейчас он с головой ушел в работу, и похоже, для него это вся жизнь.

— Ты сказала это «сейчас» так, словно сама в это не веришь, — она посмотрела на Дева, злясь на то, что она сказал — и злясь на то, что он был прав. — Энни, если женщины разговаривают о мужчинах так, как ты сейчас сказала, то и мужчины разговаривают о женщинах так же, а значит, между мужчинами и женщинами не такая уж принципиальная разница. — Энни ничего не ответила. — То есть, единственное, в чем ты уверена относительно Люгера, это в том, что ты не сможешь изменить его. Дейв Люгер будет уходить с головой работу настолько, насколько захочет, потому что для него его работу важнее и приятнее, чем общение с другими. Это жестко, зато правда.

— И что же мне делать?

— То же самое, что и все, Энни, — серьезно сказал Деверилл. — Ты сидишь здесь именно потому, что твой полковник Люгер засел в своей лаборатории — потому, что ищешь чего-то лучшего, чем сидеть в своей квартире в одиночестве, ожидая человека, который, возможно, так и не придет.

— Если я хочу быть здесь, почему же мне так погано?

— Потому что у тебя есть чувства, — ответил он. — Ты беспокоишься о нем. Ты беспокоишься о том, что он подумает. Но тебе нужно верить в себя. Верить своим чувствам. — Он остановился, задумчиво глядя на нее, а затем тихо спросил: — Ты ведь любишь его?

— Да.

— Ты, наверное, с ним так и не спала, но все равно любишь его, — она собиралась сердито ответить, но не смогла — потому что, черт возьми, он был прав. — Возможно, продолжил он, — ты сейчас ощущаешь вину, потому что на самом деле не хочешь быть здесь.

— Мне нужно верить своим чувствам, да?

— Именно. — Она протерла глаза и отвела взгляд. Казалось, что она была смущена оказаться здесь вот так, с ним, показать, какой глупой или наивной она себя проявила. Он допил вино, потянулся за халатом и посмотрел на выход. — Ну что, пойдем?

— Да, пойдем. — Но, вместо того, чтобы уйти, Энни положила руку ему на плечо, не давая встать. Она подобралась ближе к нему, ее лицо было немного страшным, но, в то же время, радостным, и прижалась к нему под бурлящей водой. Несмотря на этот серьезный, очень несексуальный разговор, все вернулось в одно мгновение.

— Энни?

— Ты сам сказал верить своим чувствам, — сказала она. Она горячо поцеловала его в губы, прижимаясь еще ближе. — Я и верю. Это… То, чего я сейчас хочу… Это… Правильно.

ДВА

Авиабаза Неллис, к северу от Лас-Вегаса, Невада. Несколько дней спустя

— Гос-с-поди, гляньте, как этот педрила гонит!

Могло показаться, что вся толпа из примерно двух тысяч зрителей сказала это, когда два самолета появились, заходя на основную полосу авиабазы Неллис. Даже с расстояния шестнадцати километров они были хорошо видны. Тем не менее, в отличие от большинства крупных самолетов, таких, как авиалайнеры или реактивные транспортники, этот самолет, казалось, летел с обычной скоростью — тогда как истребители, сопровождавшие его, на самом деле летели очень быстро.

В НАТО для него использовали прозвище «Бэкфайер». Но в Украинской Республике он был известен как «Спека», то есть «жар», что отлично характеризовало Ту-22М. Похожий на очень большой истребитель или маленький компактный бомбардировщик, он имел длинный острый нос, гладкие обводы, крылья изменяемой геометрии и два очень больших и очень шумных двигателя с форсажными камерами. Он мог оснащаться широким ассортиментом оружия, состоящим на вооружении Содружества Независимых Государств. Он нес вдвое меньшую нагрузку, чем бомбардировщик В-1, но имел гораздо большие скорость и дальность полета, а также возможность дозаправки в воздухе, что означало, что он мог атаковать цели в любой точке планеты в короткие сроки с минимальным обеспечением. Этот самолет был гладким, быстрым, мощным, и даже выглядел сексуально. Все эти факторы сделали «Бэкфайер» одним из самых разрушительных ударных самолетов в мире.

У Украины было много причин не иметь на вооружении «Бэкфайеры» или любые другие дорогостоящие системы наступательного вооружения. Украина, крупнейшая и самая густонаселенная, после России постсоветская республика, имела один из самых низких внутренних валовых продуктов среди промышленных стран Европы, и каждая толика ее промышленности была необходима для поддержания хрупкой инфраструктуры и хоть сколько-нибудь достойного уровня жизни населения. Не оставалось почти ничего для экспорта, долгосрочных вложений или боевых действий. Несмотря на свою географическую и стратегическую значимость, Украина утратила возможность тратить на оборону столько, сколько другие страны, и ей было трудно поддерживать в боеспособности парк относительно высокотехнологичных самолетов^[23].

После отделения от Содружества, вся стратегическая позиция Украины, по сути, изменилась. Украина объявила себя страной «свободной от ядерного оружия», изолировав себя от этнической и экономической нестабильности, охвативших большую часть восточной Европы и русских анклавов и сопротивлялась любым попыткам вовлечь себя в какой-либо внешний военный союз. Украина имела мало внешних врагов из-за своего отстраненного отношения, не считая бывшей материнской державы, России, так что сверхзвуковые дальние «Бэкфайеры» рассматривались не более чем бесполезной и опасной дырой в бюджете. Более того, несколько стран, включая страны Ближнего Востока, предложили за них целый миллиард долларов в твердой валюте за эти самолеты. Таким образом, они были слишком дороги, чтобы ими обладать, очевидно, не имели для Украины жизненно важного значения и за них предлагали миллиарды крайне необходимой наличности.

Но времена быстро менялись, и Украина больше не могла позволить себе жить в гордом одиночестве. Россия становилась все более и более реакционной и все более агрессивно настроенной к бывшим советским республикам, увеличивая давление на них, с целью добиться присоединения к новому Содружеству — в котором многие видели возрождение советской империи — или пострадать от ее гнева. Когда Украина отказалась продлить свое членство в Содружестве и одновременно подала заявку на вступление в Организацию Североатлантического договора, Россия взорвалась.